Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Где? — спросил старший смотритель, но ответа не услышал. — Брокген!

Помощник вздрогнул и отнял взгляд от стеллажей. Тела лежали там совершенно неподвижные, но из-за неверного света казалось, что изуродованные холодом лица корчились.

— Там, старшой, на пол положили. Он длинный очень, не сообразили сразу, куда засунуть.

Они прошли к дальней стене крипты, где во мраке лежало человеческое тело, действительно длинное, а ещё тощее. Его немного очистили от снега, так что получалось разглядеть задеревеневшую одежду, всю сплошь чёрную. Сапоги, штаны, кафтан с длинным рукавом, перчатки и плащ.

— Ни мехов, ни шерсти. Где Намган его нашёл?

— Сказал, что поблизости.

— Неужто? Как близ наших мест оказался человек, придумавший идти в горы без тёплой одежды?

— Я как-то не подумал…

— Что это?

На мертвеце был странный головной убор, — его затылок обтягивала чёрная ткань, крепившаяся к серебряному ободку, шедшему от уха до уха через темя. От него же на левую половину лица спускалась непроницаемая чёрная вуаль. Попытка заглянуть под неё не удалась.

— Примёрзла что ли?

— Старшой, не трогай лучше.

— Довольно! Либо веди себя как мужчина, либо наточи бритву.

— Говоришь как мой старик.

— Толковый он, верное. Как поживает?

— А что ему сделается, старому грибу? Старшой, оставь ты его уже. Странный покойник.

Из открытой плоти виднелась только правая половина лица, принадлежавшего мужчине. Белая кожа обтягивала скулы и челюсть так туго, будто могла порваться, из глубокой глазницы смотрел снулый глаз, губы растянулись, являя оскал чёрных зубов.

— Видимо, перед смертью он жрал уголь, не иначе, — язык, всё внутри чёрное… клянусь кремнием и камнем, действительно жуткий!

— Старшой, идём, пускай лежит себе.

Они поднялись наверх, в загустевший снежный вечер и увидели, что ворота были закрыты. Лодбарг вернулся в общий зал башни, где застал опечаленного гостя.

— Он не зашёл, — горько воскликнул торговец. — Мой бедный Олтаны один в ночи!

— Интересно, сколько ирбисовых шкур я смогу получить, когда взойдёт солнце. — Попытка ободрить не возымела успеха. — Ладно тебе, этот пёс загрызёт даже медведя, он сможет постоять за себя!

Намган шмыгнул носом.

— Расскажи-ка лучше, где ты нашёл человека?

Малорослый гном печальным голосом поведал, как сам недавно поднимался по серпантину. Он ехал верхом на Бурме, своём яке, а Олтаны разведывал дорогу, взламывал грудью наст, рыл траншеи по глубокому снегу, — веселился. Вдруг Намган заметил, что цангао остановился впереди, раздалось рычание. Это было странно, ведь итбечи с щенячьих клыков учили своих собак хранить тишину на снегу, не призывать лавины громовым лаем. И всё же цангао что-то взволновало. Когда гном приблизился он увидел, что из снега произрастал тонкий чёрный стебель руки со скрюченными лепестками-пальцами.

— И ты решил притащить его? Зачем?

— А что делать? — развёл руками Намган. — Олтаны был необычно взволнован, я решил, что дух этого мертвеца не ушёл на перерождение, а остался прикован к телу! Если бы я просто продолжил путь, он мог бы оскорбиться и последовать за мной, знаешь ли! Мне не нужны такие попутчики, Лодбарг!

В качестве знака, охраняющего от дурных сил, Намган прижал к уху кулак.

— Я провёл краткий ритуал проводов, но решил всё же забрать его к вам. На всякий случай.

— С тех пор собака странно ведёт себя?

— Да, странно… Теперь мне кажется, что Олтаны с самого начала просил оставить труп в покое. Но это ведь он навлёк на меня… это он нашёл…

Оставив гостя, старший смотритель распорядился запереть решётчатые двери крипты и отправился к себе, творить священное действо письменности. Он был обязан вести журнал.

* * *

В глубокой безлунной ночи над постом разносился вой львиногривого цангао и рык снежных барсов. Одинокий гном в шубе, прохаживался по стене с мушкетом и выдыхал пар. То и дело он замирал, когда эхо начинало метаться между скалами и биться об стены. Казалось, что в темноте то распалялся, то затухал бой между зверями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Бедолага, — пробормотал гном, кутаясь в шубу.

Он продолжил движение от одной небольшой жаровни к другой, ненадолго задерживаясь возле искорок тепла. В голове своей гном уже представлял, как будет отогреваться, работая ложкой, пока сменщик морозит бока снаружи. Тёплые добрые мысли… Что-то громко звякнуло внизу, на крошеном подворье, часовой оглядел хозяйственные пристройки со стены.

— Денглад, это ты? Давно пора, мошонка кротовая, я тут уже совсем околел! Денглад?

В тусклом свете ламп он не увидел сменщика, не увидел вообще никого, на дворе было пусто. Снаружи особенно тоскливо взвыл пёс и часовой вздрогнул всем телом. Поразмыслив немного, он всё же решил спуститься во двор.

Медленно падал снег в маслянистом свете, под ногами хрустело. Осмотревшись, гном заметил, что одна из решётчатых створок крипты оказалась открыта. Так быть не могло, ведь он сам давеча наматывал на них цепь и вешал замок. Кому могло прийти в голову спускаться туда в столь поздний час?

Приблизившись, гном заметил, что обе лампы висели на своих крючках при входе. Он сразу понял, что никто в здравом уме просто не мог отправиться вниз без света, а значит… от той мысли тело сковало оцепенение и, когда на плечо гнома легла рука, он не сразу смог понять это.

— Не шуми, — прозвучало за спиной совсем тихое.

Гном сбросил путы ужаса и развернулся только чтобы мушкет оказался вырван из его крепких рук. Высокая тёмная фигура нависала над стражем перевала, её черты были неразличимы, но в верхней части тлела алая искра.

— У меня есть вопрос, — твёрдые пальцы сжали горло бородача и отняли его от земли, — и ты мне на него ответишь.

Дверь башни отворилась, проклятый лентяй Денглад наконец-то покинул уютное тепло и вышел на смену. Часовой попытался закричать, но куда уж ему было с ледяной хваткой на горле, гном едва дышал.

— Вы все мне ответите…

* * *

Намгана разбудил громкий удар в дверь, итбечи дёрнулся, вываливаясь из сна и откинул пальто, которым всегда укрывался. В одной из комнаток на третьем этаже башни было прохладно, однако теплее, чем снаружи. Удар повторился, такой сильный, будто кто-то хотел сорвать дверь с петель. Намган тяжело соображал, он едва смог уснуть, слушая голос Олтаны снаружи, а теперь тут такое…

— Ради Элбороса, хватит! — воскликнул торговец. — Я иду! Что слу…

Дверь с грохотом упала, и кто-то ворвался в неосвещённую комнату. Послышались страшные звуки, какое-то хрипение, влажное чавканье и рык, по воздуху разлилось незнакомое зловонье. Намган отшатнулся от смутных фигур, вскрикнул и попытался выхватить кинжал, но вместо этого схватили его самого, — чужие руки впились в плечи, шею, выволокли итбечи из комнаты и потащили вниз. Ступени колотили его по ногам, гном вопил в смятении, брыкался, но тщетно. Он почти уже потерял сознание, когда был брошен наконец-то.

Очаг на первом этаже всё так же горел, воздух казался красным, загустевшим и маслянистым, как на скотобойне, а вокруг гнома стояли три жутких существа. Их раздутые лысые головы обвивали толстые вены, по которым текло нечто тёмное; носов не было, из чёрных пастей капала вязкая слюна, на месте глаз зияли провалы. Ужасные существа подрагивали от желания вцепиться в поражённого ужасом Намгана.

Пол был мокрый, липкий и чёрный, в нём отражался свет очага. Итбечи краешком сознания понимал, что зеркалом служила разлитая кровь. Столы и скамейки валялись вокруг перевёрнутые, частью расщепленные; на фоне пламени стоял тёмный силуэт, а у ног его лежали два мёртвых гнома.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Они сказали, что это ты меня нашёл, — произнёс мертвец тихим голосом.

Намган пытался произносить молитвенные слова сквозь стук зубов, его влажные от крови ладони шлёпали одна о другую, итбечи трясся, ронял слёзы, но кошмар, воцарившийся вокруг, не желал пропадать.