Тайный брак императора - Морис Палеолог

В это время за пределами России совершались важные события. Австрия потерпела поражение при Садовой. Германский союз перестраивался под владычеством Пруссии. Положение Люксембурга таило близкое столкновение Франции и Германии. Восстание на Крите вновь ставило в порядок дня Восточный вопрос. Но и монархи – люди. Не всегда они носят короны на своих головах, не всегда «мысли об их подданных и о собственной славе» (слова Боссюэ) стоят в центре их внимания.

И теперь, несмотря на воинственный шум оружия, наполнявший тогда Европу, несмотря на тяжелые государственные заботы, в душе Александра II естественно росло и крепло чувство любви. Раздуваемое разлукой, воспоминаниями и мечтами, это чувство обращалось в лихорадочную страсть – исключительную, настойчивую, становилось неизлечимой болезнью, тем более страшною, что оно переживалось уже немолодым человеком. Великий мастер латинской элегии Проперций в классических словах сказал:

«Поздняя любовь часто пылает жарким огнем».

И такая поздняя страсть всецело захватила Александра II; она обратилась в главный импульс его жизни. Она подавила обязанности супруга и отца; она оказала влияние при решении основных политических вопросов; она подчинила его совесть и всего его вплоть до его смерти.

Глава III

Приезд Александра II в Париж в 1867 году. – Покушение Березовского. – Визит императрицы Евгении. – Княжна Долгорукая приезжает в Париж. – Возвращение княжны Долгорукой в Петербург. – Княжна Долгорукая повсюду следует за царем. – Император Александр II посвящает княжну во все политические тайны. – Пребывание в Эмсе в июне 1870 года; тайное соглашение Пруссии и России на случай франко-германской войны. – Приезд Тьера в Петербург после Седанского разгрома.

В июне 1867 года, уступая настойчивым приглашениям Наполеона III, Александр II посетил всемирную выставку. В сопровождении своих сыновей, великих князей Александра и Владимира, император Александр II прибыл в Париж в субботу, 1 июня, и остановился в Елисейском дворце.

На следующий день Александр II присутствовал на скачках, после чего обедал в Тюильри. 3 июня было посвящено отдыху. 4-го царь посетил торжественное представление в опере. 5-го, во время посещения «Saint Chapell», группе французских адвокатов пришла в голову блестящая мысль крикнуть царю прямо в лицо: «Да здравствует Польша». В четверг, 6-го, состоялся военный парад в Лоншане, на котором присутствовал и прусский король. Когда Александр возвращался с парада, польский эмигрант Березовский два раза выстрелил в царя, ехавшего в карете с Наполеоном III, – оба раза промахнувшись. Монархи отнеслись к покушению совершенно спокойно.

Годом раньше Александр II так же спокойно встретил выстрел Каракозова. Это спокойное мужество, столь часто проявляемое Александром II, не стоило ему никаких усилий, оно было прирожденным и поддерживалось фатализмом и верой в Бога. Поэтому он был очень изумлен, когда, по возвращении в Елисейский дворец, ему сообщили о прибытии императрицы Евгении.

Несчастная императрица была потрясена, и у нее дрожали руки. Французская империя переживала тогда тяжелые дни. Роскошь всемирной выставки никого не вводила в заблуждение. Снаружи и внутри здание императорской Франции давало повсюду трещины. В эти июньские дни 1867 года известия, полученные из Мексики, не оставляли никакого сомнения в неизбежности предстоящей катастрофы. Император Максимилиан был уже окружен в Кверетаро; со дня на день ждали известия о его гибели. Не меньше беспокойства внушала и Германия. Все это заставляло Наполеона III придавать особое значение посещению царя. Он надеялся очаровать своего гостя, рассеять его неудовольствие, вызванное политикой Франции в польском вопросе, и склонить его на свою сторону, чтобы задержать быстрый рост влияния Пруссии в Европе. Посещение царя, омраченное с самого начала оскорбительным возгласом в «Sainte Chapelle», теперь заканчивалось покушением на убийство. Императрице Евгении было отчего волноваться. Она, однако, совершила свою обычную ошибку, послушавшись первого порыва своей экспансивной натуры. Когда царь к ней вышел, с ней случился нервный припадок. Великие князья Александр и Владимир уложили ее на диван, а император, взволнованный, позвал на помощь. Внезапно императрица поднялась, знаком объяснила, что она не может говорить, и быстро уехала, не проронив ни слова.

В последующие дни возобновились балы и празднества, но они плохо клеились. Боясь новых покушений, старались ускорить отъезд Александра II из Франции.

С обычной любезностью Александр II продолжал выражать искреннее удовлетворение приемом и окружавшими его знаками внимания. Однако он бывал часто рассеянным, и его взор проявлял какую-то тревогу.

Французская полиция, конечно, хорошо знала, чем вызывалась тревога царя.

После шестимесячной разлуки Екатерина Михайловна приехала в Париж.

Она поселилась в скромной гостинице на улице Басс дю Рампар. Всякий вечер она приходила в Елисейский дворец через калитку на углу авеню Габриель и авеню Мариньи.

Александр II проводил с нею все время, свободное от официальных приемов и празднеств. И в тенистом саду Елисейского дворца, где некогда любила гулять м-м де Помпадур, куда прибыл непосредственно после Ватерлоо Наполеон I, где он впервые осознал беспредельность своего крушения и пережил ужас безрадостного будущего, в этом саду царь вновь подтвердил свою клятву, данную им в Бабигоне: «При первой возможности я женюсь на тебе, ибо навеки считаю тебя женой своей перед Богом».

Он сделал ей еще одно лестное для нее признание:

«С тех пор, как я полюбил тебя, другие женщины перестали для меня существовать… В течение целого года, когда ты отталкивала меня, а также и в течение того времени, что ты провела в Неаполе, я не желал и не приблизился ни к одной женщине».

С этих пор их связь окончательно упрочилась. В С.-Петербурге Екатерина Михайловна вновь поселилась у своего брата, но на этот раз в чудесном особняке на Английской набережной. Она заняла первый этаж особняка, имея отдельную прислугу и свой выезд. Это позволило ее брату Михаилу Михайловичу Долгорукому с большим достоинством выполнять ту трудную и двусмысленную роль, которую он должен был играть в качестве брата фаворитки.

Во время пребывания царя в Царском Селе, в Петергофе и в Ливадии Екатерина Михайловна жила в этих местах на даче.

В Зимнем дворце бывший кабинет Николая I вновь открыл свои гостеприимные для них двери.

В Царском Селе они встречались в маленькой комнате, расположенной в конце флигеля, выходящего на цветник Екатерины II. Обстановка комнаты была более чем скромная; комната, освещаемая одним окном, выходила непосредственно в прихожую личных апартаментов царя; в ней стояла лишь кровать, два стула, стол и туалетный столик.

В Петергофе свидания происходили в дорогом для них Бабигоне.

В Ливадии, где в то время царский дворец состоял лишь из скромного деревянного домика, Александр II приходил на дачу Екатерины Михайловны.

Вся поглощенная своей любовью, Екатерина Михайловна вела скромный и замкнутый образ жизни.

Она никогда не присутствовала на званых обедах, не ездила в театр. Она посещала лишь те балы, на которых бывал и император, т. к. она великолепно танцевала, и смотреть на ее танцы доставляло ему большое наслаждение.

Александр II назначил ее фрейлиной императрицы, дабы она могла бывать при дворе и украшать своим присутствием торжественные приемы. Покинутая царица, высокомерно-сухо и с холодной улыбкой приняла приветствия своей молодой соперницы. Она сильно ошибалась в оценке новой измены своего супруга, видя в ней лишь обычное увлечение, которое скоро ему надоест. Да и могла ли она думать иначе? Ее гордость и прямота, воспоминания взаимной любви, все это ей мешало почуять страшную клятву, данную Александром II в Бабигоне: «При первой возможности я женюсь на тебе». Возможность эта заключалась в ее смерти!

Частые встречи возлюбленных наполняли их редким счастьем. Александр Николаевич сумел создать из неопытной девушки упоительную возлюбленную. Она принадлежала ему всецело. Она отдала ему свою душу, ум, воображение, волю, чувства. Они без устали говорили друг с другом о своей любви. «Любовники потому никогда не скучают, – писал Ларошфуко, – что они всегда говорят о самих себе».

Однако скоро и политические вопросы стали предметом их бесед. Они занимали слишком большое место в жизни царя, возбуждали слишком много его забот, чтобы он мог замалчивать их перед Екатериной Михайловной.

Александр II с наслаждением посвящал ее в сложные государственные вопросы, верховным судьей которых он был. Мало-помалу он начал с ней советоваться обо всем, не принимая без нее ни одного важного решения. Он говорил с нею о самых разнообразных делах, об общем управлении империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работах министров, о повышениях по службе, о наградах, выговорах, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье, обо всем том, что, благодаря самодержавию, тяжелой ношей ложилось на его плечи. Обладая ясным умом, трезвым взглядом и точной памятью, Екатерина Михайловна без труда принимала участие в таких беседах. Иногда даже метким замечанием она помогала государю найти правильное решение.