Звездный час Уилта - Том Шарп

Уилт оглядел импровизированный комитет по спасению колледжа. В его состав вошли ректор, проректор, методист графства и почему-то казначей.

– Да пусть себе шлет инспекторов сколько душе угодно, – сказал Уилт. – Рад буду с ними познакомиться.

– Вы-то, может, и рады, а вот… – ректор колебался. В присутствии методиста он не решался распространяться о недостатках других кафедр.

– Я надеюсь, у нас доверительный разговор и я могу быть предельно откровенен, – отважился он.

– Конечно, конечно, – успокоил методист. – Меня интересует только кафедра гуманитарных наук, а…

– Как приятно снова услышать это название, – вставил Уилт. – Сегодня это уже второй раз.

– Пропади они пропадом, науки ваши! – взорвался методист. – Какого черта вы устроили балаган? Из-за вас этот тип решит, что тот второй преподаватель – полноправный член фракции молодых либералов и личный друг Питера Тэтчелла.

– Мистер Тэтчелл не принадлежит к молодым либералам, – возразил Уилт. – Насколько я знаю, он член Лейбористской партии. Правда, левоцентрист. но…

– Пидор вонючий, вот он кто?

– Я не знал. Хотя, по-моему, пристойнее назвать его «гомосексуалист».

– Вот скотина, – буркнул ректор.

– Можно и так назвать, – согласился Уилт. – Но, по-моему, и это не вполне пристойно. В общем, как я вам объяснял…

– Плевать мне на объяснения! Вспомните лучше, что вы объясняли мистеру Скадду. Из-за вашей болтовни ог заподозрил, что преподаватели у нас посвящают себя не обучению, а…

– «Посвящают себя» – это вы хорошо выразились, – перебил Уилт. – Мне нравится..

– Да-да, Уилт, посвящают себя обучению. А с ваших слов получается, что они чуть ли не поголовно на содержании у коммунистов или у фанатиков из Национального фронта6.

– Майор Миллфорд, насколько мне известно, ни в какой партии не состоит, – заметил Уилт. – Он просто рассуждал о социальных последствиях иммиграционной политики…

– Иммиграционной политики? – рявкнул методист. – Ни черта себе! Он распинался о каннибализме у черномазых и плел про какого-то борова, который держал в холодильнике человеческие головы.

– Иди Амин, – уточнил Уилт.

– Не важно. Главное, он показал себя таким расистом, что неровен час Управление по вопросам расовых отношений затеет расследование. А вы к нему мистера Скадда затащили.

– Откуда же мне было знать, что Миллфорд заведется на эту тему? Смотрю – в аудитории порядок, а мне надо еще предупредить остальных, что нагрянул сукин сын с проверкой. Да и вы хороши: сваливаетесь на голову с каким-то типом, которого никто официально не уполномочил.

– Официально не уполномочил? – переспросил ректор. – Я же сказал, мистер Скадд является…

– Знаю, знаю. Подумаешь – секретарь министра. Вваливается ко мне в кабинет с мистером Редингом, запускает глаза на книжные полки и вдруг с бухты-барахты объявляет меня агентом Коминтерна.

– Я и про это хотел поговорить, – вспомнил ректор. – Вы ведь нарочно внушили ему, что используете книгу Ленина… как бишь ее?

– «Государство и революция».

– …Используете ее как учебный материал для заочников. Правда, мистер Рединг?

Методист слабо кивнул. Он еще не опомнился от истории про головы в холодильнике и от последующего посещения семинара на факультете воспитательниц детских садов. Воспитательницы так увлеченно рассуждали о правомерности постнатальных абортов для детей с физическими дефектами, что у методиста мурашки по коже побежали. Паскуда-преподавательница эту практику одобряла.

– И это еще не все, – продолжал ректор. Но Уилт уже наслушался.

– Нет, все – отрезал он. – Будь он полюбезнее и повнимательнее, тогда другое дело. А он даже не заметил, что книги остались от кафедры истории – она раньше размещалась в этом кабинете. С них и пыль-то не стирали. На них и штамп имеется. Кажется, их рекомендовали продвинутым группам для спецкурса по русской революции.

– Так почему вы ему не сказали?

– А он не спрашивал. Что же я буду лезть с объяснениями к незнакомым людям?

– Но с «Голым завтраком» – то полезли, – уличил методист. – Славно придумали, нечего сказать.

– Он спросил, что может быть хуже. А мне ничего отвратительнее в голову не пришло.

– Какое счастье, – буркнул ректор.

– Но вы объявили, что у ваших преподавателей сколько угодно политических пристрастий. «Сколько угодно» – это ваши слова. Я своими ушами слышал, – не отставал методист.

Уилт пожал плечами:

– Не отрицаю. На кафедре сорок девять преподавателей, включая почасовиков. Целый час все они несут бог знает что, лишь бы студенты сидели тихо. Представляете, какой разброс политических взглядов.

– Из ваших слов у него сложилось другое впечатление.

– Я, да будет вам известно, преподаватель, а не рекламный агентишка. Мое дело учить, а не производить впечатление. Ладно, пора мне к электротехникам. Мистер Стотт заболел, и я заменяю.

– Что с ним? – неосторожно полюбопытствовал ректор.

– Снова нервное расстройство. Оно и понятно, – бросил Уилт и удалился. Остальные члены комитета проводили его встревоженными взглядами.

– Как вы считаете, Скадд может убедить министра провести расследование? – спросил проректор.

– Мне он это пообещал, – ответил методист. – Он такого тут наслушался и насмотрелся, что запроса в парламенте не миновать. Но взъелся он даже не из-за секса, хотя, по правде говоря, и этого дела было предостаточно. Главная беда в, том, что он католик, и бесконечные разговоры о противозачаточных средствах…

– Ой! – пискнул ректор.

– А тут еще какая-то пьяная морда, автомеханик с третьего курса послал его на… Ну и, конечно же, Уилт подсуропил.

Возвращаясь в свои кабинеты, ректор и проректор никак не могли успокоиться.

– Что нам делать с Уилтом? – в отчаянии вопрошал ректор.

– А что с ним поделаешь? Ему удалось обновить состав кафедры лишь наполовину. От другой половины он никак не избавится, вот и довольствуется тем, что есть.

– Но вы представляете, что теперь начнется? Запрос в парламенте, всеобщая мобилизация инспекторов Ее Величества, общественное расследование?

– Ну до расследования едва ли дойдет. Может, Скадд фигура и влиятельная, но я сомневаюсь…

– А я нет. Я с ним беседовал после проверки. Негодяй определенно ополоумел. Что это за штука такая – постнатальный аборт?

– Не иначе – убийство, – начал проректор, но ректор уже проявил сообразительность, из-за которой его когда-нибудь выпихнут на пенсию:

– Детоубийство. То-то Скадд спрашивал, известно ли мне, что у нас для будущих воспитательниц введен курс по детоубийству. И допытывался, нет ли часом вечерних курсов по эвтаназни для престарелых или практического курса для самоубийц. Есть у нас такие?

– Что-то не слышал.

– Если бы они были, я бы их поручил Уилту. Он меня когда-нибудь доконает.

То же самое мог бы сказать инспектор Флинт из полиции Ипфорда. Теперь по вине Уилта не видать ему звания старшего офицера как своих ушей. Кроме собственных невзгод ему не давали покоя злоключения одного из сыновей. Йэн искалечил себе жизнь. В шестом классе он бросил школу, ушел из дома, стал усердно упражняться в курении марихуаны, схлопотал несколько лет условно, и в конце концов его застукали на таможне в Дувре с грузом кокаина.

– Черта лысого меня теперь повысят, – пригорюнился Флинт, когда сыну припаяли пять лет тюрьмы. В довершение всех бед миссис Флинт свалила вину за преступные наклонности сынка на своего супруга и что ни день ела его поедом:

– Если бы ты поменьше забивал голову работой, поменьше выслуживался да побольше думал о сыне, он бы не угодил за решетку. Так нет же. У тебя одно на уме: «Так точно», «Никак нет» и «Будет сделано». Чуть не каждую ночь – на дежурство. Даже в выходные на работе пропадаешь. А Йэном ты хоть сколько-нибудь занимался? Куда там! Хоть бы раз о чем путном с ним поговорил. Только и разговоров, что про преступления да про уголовников. Все работа, работа, а семья побоку. В каждой бочке затычка.

Впервые в жизни Флинт прислушался к словам жены. Прислушался – но не больше. Все равно, правда за ним. А как же иначе: полицейский – и вдруг не прав. Что же он за полицейский после этого? А Флинт полицейский что надо. И служба у него на первом месте.

– Поговори еще, – огрызнулся Флинт. Великодушное разрешение. Если бы не разговоры, круг занятий миссис Флинт был бы крайне ограничен: пробежать по магазинам, постирать, прибраться в доме, попричитать по Йэну, покормить кошку с собакой – и, конечно же, всячески заботиться о муже. – Не будь семьи, стал бы я на работе корячиться. А то – машину купи, дом купи, ублюдка этого свози в Коста…

– Сам ублюдок! – В сердцах миссис Флинт бросила утюг и прожгла рубашку мужа.

– Да-да, ублюдок. И остальные тоже раздолбай порядочные.

– Эх ты, отец называется! Да ты в жизни для детей ничего не сделал. Только меня трахал, чтобы их произвести. Пока совсем не затрахал.