Посредине ночи - Александр Машонин

– Хочу найти нейтральное, что не может быть вредно, – пояснила она.

– Сама-то ты что ешь? – спросил я.

– О, я это легко, вот так и так, – она выбрала несколько блюд.

– Думаешь, наша физиология отличается?

– Определённо нет, – сказала Осока. – Всё одно надо быть осторожными. Некоторые хуманы едят сырую рыбу и мясо, а у кого-то, кто не привык, может быть несварение.

– Да, сасими и строганина не для всякого желудка, – согласился я. – Всё же, я попробую то, что ешь ты, не умирать же с голоду.

– Добро. Гаргану, хэ! – крикнула она, перекрывая шум зала. Когда бармен повернул голову, указала на голограмму и произнесла, взмахнув ладонью, будто рубит что-то: – Сэпарадэ, йе?

Четверорукий сделал пальцами типично американский жест: O. К.

– И вот возьмём что, – моя спутница выбрала новый кубик. – Мужчина без мяса никуда не сгодится.

Обслуживали в этом заведении быстро. Осока ещё вертела шар меню, а к нам уже подлетел дройд в форме летающей кассы: прямоугольная задняя часть и полукруглый «фасад» с индикаторным экраном наверху, над которым возвышалась головка, состоявшая из двух видеокамер, микрофона и репродуктора самого кондового земного вида. Нижняя часть «кассы» выдвинулась, усиливая сходство, и дройд двумя парами свисающих по бокам хромированных манипуляторов выгрузил на стол два блюда под куполообразными крышками – одно побольше, второе поменьше, следом – высокую яйцевидную чашку, тоже закрытую сверху, пару тарелок и столовые приборы. В большом блюде горкой лежали удлинённые зеленовато-бурые зёрна, в меньшем – нечто мясное, оформленное в виде соломки, как картофель фри. Когда Осока открыла крышку яйцевидной чашки, оттуда донёсся знакомый запах куркумы.

– Это разновидность риса, а там разновидность карри? – спросил я.

– Точно. Обычно всё смешивает повар, но нам нужен отдельный рис без приправ. Как знать, не заболит твой желудок от шилианских специй?

– Спасибо, Осока, ты очень заботлива. А что скажешь об этом мясе? Чьё оно?

– Коза. Во всех людских мирах козы и свиньи одни и те же. Думаю, и тебе можно.

– Честно говоря, козлятину и баранину я ел очень давно, – признался я. – У нас, в основном, свинина да говядина в ходу.

– Говядина?

– Корова.

– Ох, да, «гво» это же корова и есть. Мы на Шили их редко едим, больше молоко и продукты его брожения.

– Учитывая, что молитесь вы на санскрите, я не удивлён, в Индии коровы священны.

– Ешь же ты, хватит разговоров! – нахмурилась девушка.

Пока Осока поливала рис соусом и размешивала, я неторопливо жевал совершенно пресные зёрна, несмотря на цвет, по консистенции от нормального риса не отличающиеся нисколько. Попробовал полоску мяса. Пересолено. Зато если вместе то и другое, в самый раз. И тут к нашему столику приблизился чужак в длинном, до пят, буром плаще с капюшоном, из которого торчало рыло странного вида противогаза.

– Урдан, ту мейд аз вейт! – приветствовала его Осока. Хм, если «ту» обозначает то же, что в итальянском, она сказала, что он заставил нас ждать.

Противогазная маска зашевелилась. Да это не маска, это морда самого существа! Меня ввели в заблуждение круглые очки, закрывающие глаза. Голос чужака оказался утробно-гулким, что при таком строении «лица» вполне естественно, а речь – едва разборчивой. Кажется, он извинялся и о чём-то расспрашивал Осоку. Карие глаза, форма которых оставалась для меня загадкой, зыркнули из-за стёкол очков и в мою сторону. У меня сложилось впечатление, что интересен ему не я сам, а моя рубашка и часы на запястье.

– Кубазы очень любят информацию, – по-русски прокомментировала Осока для меня. – Он интересуется всем, что со мной произошло за эти дни. И тобой тоже. Утомительно, а ничего не поделать, пока не выспросит, он к делу не приступит.

– Обо мне, может, не надо?

– Не отстанет. Я насочиняю что-нибудь, ладно? А ты пока ешь, спешить негде.

Кубаз по имени Урдан допрашивал Осоку добрых полчаса, заглядывал в глаза, ворковал заискивающе, лишь бы рассказала что-нибудь ещё. По растущему напряжению в её голосе я понимал, что и она теряет терпение. Наконец, наплевав на этикет, Осока достала из кармашка на ремне два синеватых полупрозрачных предмета размером с насадку для отвёртки и такой же формы – шестигранные цилиндры. Урдана буквально подбросило на табурете. Торопливо порывшись под плащом, он выложил на стол нечто вроде картонной спичечницы из западного ресторана или отеля, отогнул обложку. Внутри в ряд, прижатые плоской ленточкой, лежали продолговатые пластинки из жёлтого металла, испещрённые символами. Деньги?

– Вот и всё, задание выполнено и оплачено, – подмигнула мне Осока, убирая упаковку в поясную сумочку. Впрочем, Урдан не собирался уходить. Как говорится, «а отметить?» Он вызвал шар меню и стал копаться в нём четырёхпалой конечностью. Губы Осоки сжались, она постучала пальцем по столу и сердито сказала что-то кубазу. Ответный жест его был по-человечески понятен без слов: «Ша, ша, уже никто никуда не идёт!»

– Что ты ему… – начал я.

– Сказала, что своих жуков он может вкушать тогда, когда поедим и уйдём мы.

– Он от насекомоядных, что ли, происходит?

– От них.

Вновь потянулся длинный обстоятельный разговор о том и о сём. Урдан опять засунул руку под плащ, вынул металлическое блюдце-оправу с линзой посередине. Над линзой сконденсировалось изображение головы коротко стриженного мужчины средних лет с волевым мужественным лицом и пронзительным начальственным взглядом.

– Генерал Хетт? – брови Осоки изумлённо приподнялись. Я чувствовал, что она взвешивает все «за» и «против». Бросив взгляд на меня, девушка тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, и сделала отсекающий жест рукой:

– Но вэй! Сёрш энозе контжактэ.

Кубаз попытался уговаривать, но Осока была непреклонна. Утробно повздыхав, Урдан вывел на линзу другую голограмму – круглое лицо молодого человека с более мягкими чертами и сильно вьющейся шевелюрой, зачёсанной назад и прижатой лентой вокруг головы, как у древних мастеровых. Стал что-то объяснять. Осока слушала внимательно и задумчиво, опять покосилась в мою сторону и твёрдо кивнула, накрыв голограмму ладонью. Задала вопрос. Урдан суетливо вытащил из кармана плаща шестигранный кристалл, но не синий, а почти совсем прозрачный.

– Лыст ис хирр, – прогудел он.

Осока щелчком пальцев подозвала дройда-официанта. Бросила в открывшийся на его фасаде кармашек несколько металлических пластинок, не жёлтого, а белого цвета, получила сдачу в виде бурых кругляшков явно минерального происхождения.

– Уходим, Алекс, – сказала она. Помахала бармену: – Тэнк, Гаргану!

– Как ты его приструнила, этого кубаза, насчёт еды, – уже в коридоре восхитился я. – И он ведь послушался!

– Просто он меня хорошо знает. Что не так, я мило улыбаться не стану, получит в полный размер, – она помолчала и продолжала: – Вот так, Алекс, бывает, что узнаёшь. Выходит, не одна я осталась.

– Генерал Хетт тоже из ваших?

– Был да. Сейчас примерно что и я, но больше, как правильно сказать… охотится на существа. Убить, привезти живым… Урдан предложил мне поговорить с ним, откупить одну личность.

– Ты отказалась.

– Была бы одна, может, согласилась бы. А убьёт он меня, ты тогда что? Нет, сейчас нам с ним связываться несподручно.

Я старался ничем не выказать удивления. Неужели это хорошенькое создание и впрямь настолько равнодушно относится к вопросам жизни и смерти, что лишь моё присутствие удержало её от смертельно опасного подряда? Не девушка, а самурай какой-то. Осока, тем временем, продолжала:

– Лучше полетим мы к библиотекарю Рэйссу. Кубазы хотят купить у него копии неких книг, поторгуюсь. Заодно и с тобой что-нибудь узнаем, может быть.

– Что, кстати, ты ему сказала про меня?

– Уговор чести. И пусть попробовал бы спрашивать дальше.

Осока не торопилась назад на пепелац. Сначала она зашла в небольшое помещение, отделённое прозрачной стеной от зала побольше, похожего на обыкновенный офис, пообщалась через окошко с клерком и вставила свой планшет штырями в отверстия подоконника.

– Вот и маршрут нарисовался, – она кивнула на экран. – На время становимся почтальонами.

– У вас так принято, что почту возят… э-э, частники, не знаю, понятно ли выразился?

– Понятно-понятно. Да, принято так. Специальное судно посылать дорого стоит и может быть небезопасно. Поэтому возит обычно лайнер, а где постоянных маршрутов нет – тот, кто летит и соглашается.

Местное почтовое отделение работало на совесть. Пока моя спутница в отделе обслуживания оплачивала дозаправку, к пепелацу подвезли на летающей платформе целый штабель контейнеров. В основном, они были кубической формы, самые большие – продолговатые, свинцово-серые, оконтуренные по периметру каждого бока яркой полосой, сине-бело-синей. На крышке каждого красовалась эмблема: вписанное в эллипс изображение «гераклового» морского узла. Бледнолицый худощавый парень в двухцветной униформе – серый с синим китель и синие с серыми лампасами брюки – дал команду, и платформа парой телескопических захватов принялась переставлять контейнеры на рампу, оставляя между ними лишь узкий проход. С каждого почтовый работник считывал планшетом, таким же, как у Осоки, коды на ярко-жёлтых табличках. По ширине табличка как раз помещалась между торчащими штырями, а высота различалась в зависимости от количества записанных данных. Насколько я мог судить со своей компьютерной специальностью, код был не магазинный штриховой, а нечто вроде аптечного PDF417, с матричной записью и коррекцией ошибок. Осока сканировала те же коды вслед за почтовиком. Закончив процедуру регистрации, они соприкоснулись штырями планшетов – как по рукам ударили.