Пропущенные материалы: В поисках Сэма - Питтакус Лор

― Помню, ― киваю я. ― Я думал, ты просто таинственности напускаешь…

Первая отрицательно качает головой, ее глаза становятся влажными от слез.

― На самом деле, я говорила чистую правду. Я действительно ухожу в никуда. Исчезаю полностью. ― Теперь Первая плачет по-настоящему. ― С каждым днем я все слабее и слабее. Я исчезаю из реальности. Медленно, но верно. Мне еще удается сопротивляться, но все труднее и труднее. Мне кажется, будто я опять умираю.

Первая закрывает глаза и тут же начинает мерцать, то становясь прозрачной, то снова видимой. В эти моменты я вижу сквозь нее кору баобаба.

― Что ж, ― произносит Первая, опять открывая глаза. ― Доктор Ану и не обещал, что это на всю жизнь.

― Первая… ― начинаю я. ― О чем ты? ― спрашиваю я, хотя часть меня ― та часть, которая является Первой ― уже знает ответ.

― Мое существование… мы… это… ― Первая указывает на пространство между нами. ― Адам, ты меня забываешь.

― Невозможно! Первая, я тебя никогда не забуду!

Первая печально улыбается.

― Я знаю, что ты будешь помнить меня всегда. Я не об этом. А о том, что одно дело помнить о моем существовании, и совсем другое ― поддерживать свою жизнь внутри тебя.

Трясу головой и отворачиваюсь ― бред, слышать ничего не хочу.

― Ану связал нас очень давно. Слишком давно, наверное. Я исчезаю. Наша связь, наш способ общения, твоя возможность меня видеть, мое ощущение того, что я жива, хотя я мертва уже несколько лет. Возможно «забываешь» и не самое правильное слово. Но как ты это ни назови, все равно то, что между нами, не планировалось на века. Что бы это ни было, оно разрушается.

Заметив насколько я подавлен, Первая пожимает плечами, делая вид, будто все это в порядке вещей.

― Придется нам с тобой смириться с тем, что мое время подходит к концу.

― Нет, ― говорю я, отказываясь верить.

Но когда я снова поворачиваюсь к Первой, она уже исчезла.

После бессонной ночи, проведенной в поисках Первой и закончившейся тем, что я вернулся в хижину один, я едва выползаю из кровати. Чищу зубы, одеваюсь, выполняю утренние дела и еду в деревню батрачить под палящим солнцем.

А разве у меня есть выбор? Не просить же мне у Марко отгул. «Слушай, Марко, несколько месяцев назад я вышел из трехлетней комы, в течение которой я жил в воспоминаниях мертвой инопланетянки, и с тех пор она мой постоянный спутник. Но сейчас она умирает, на этот раз окончательно… Сможешь сегодня подменить меня на колодце?» Подозреваю, это вряд ли прокатит. Поэтому, стиснув зубы, я продолжаю работать.

Сегодня Первая выглядит более цельной, чем вчера. Я видел ее мимолетом, правда сразу после подъема и издалека. Зато, вернувшись из деревни, застаю ее сидящей возле вчерашнего дерева.

― Нет-нет, ― заявляет Первая, когда я подхожу к ней. ― Только без этих щенячьих глаз, пожалуйста.

― Первая… ― начинаю я.

― Я в порядке, ― перебивает она. ― Просто вчера был хреновый день. Будь спок, еще несколько недель у меня есть.

Не могу ничего вымолвить, сердце болит от горя.

― Кстати, тебе пора стряпать ужин.

Мне послышалось? Ужин? Да кому сдался этот ужин, когда время с ней почти на исходе?

― Думаю, тебе лучше пойти, а то Элсвит уже косо поглядывает на твою болтовню с деревом. ― Первая ржет, прогоняя меня рукой. ― Топай давай.

Отправляюсь в сторону кухни. Во время готовки Элсвит травит байки о своих злоключениях времен богатенького детства, то есть еще до того, как он одумался и посвятил себя помощи близким. Обычно истории Элсвита меня развлекают, но сейчас мысли то и дело возвращаются к сидящей под деревом Первой.

Лагерь, деревня… последние несколько месяцев это место было моим убежищем, так легко представить здесь мое счастливое будущее. Но бросив взгляд через лагерь, я вижу утомленно привалившуюся к баобабу мерцающую Первую, и задаюсь вопросом: как она сама относится к этому месту?

Пока далеко отсюда ее народ сражается за выживание, она вынужденно проводит свои последние часы здесь лишь из-за того, что я нашел себе тут теплое, безопасное местечко.

«Для Первой это место не дом», ― понимаю я. ― «А могила».

Глава 4

Реактивный самолет рокочет, пролетая где-то над Атлантикой. Откинувшись на спинку кресла, разглядываю свой паспорт. Там значится: АДАМ САТТОН. На фотке я широко улыбаюсь; выбитый во время драки с Иваном зуб темнеет небольшой щелью. Глядя на улыбающееся лицо Адама Саттона, вряд ли кто-то заподозрит, как мне на самом деле страшно, на какой безумный риск я отважился.

Элсвит сидит рядом и с воткнутыми наушниками смотрит на своем планшете какой-то свеженький блокбастер, дрыгая при этом коленками. Это дрыганье жутко раздражает, но я не в том положении, чтобы жаловаться: Элсвит и так оказал мне неоценимую помощь.

Мне даже не пришлось сочинять громоздкую ложь. Я просто рассказал ему, что у меня в семье возникли проблемы, и мне надо срочно попасть в Штаты. Элсвит ответил, что больше ему ничего объяснять не нужно, и отвез меня в Американское посольство в Найроби, заплатил за оформление моего нового паспорта и договорился, чтобы я мог лететь вместе с ним в частном самолете его отца, который уже был заказан для доставки Элсвита в Северную Калифорнию по поводу отцовского дня рождения.

Если б я уже не являлся гражданином США, ничего из этого бы не получилось. Но к счастью мой отец, «Эндрю Саттон», так и не заявил о моей пропаже. Любопытно, зафиксировали ли в могадорском штабе перевыпуск моего паспорта? Хотя без разницы. Когда я заявлюсь в Эшвуд-эстейтс, меня либо убьют, либо нет. Даже если они заранее будут знать о моем приезде, ничего не изменится.

Мы дважды приземлялись на дозаправку, последний раз в Лондоне. А сейчас снова в воздухе, следующий пункт ― Вирджиния, там наши пути с Элсвитом разойдутся. После этого от встречи с семьей меня будет отделять лишь дорога на такси до Эшвуда.

Вжимаюсь в кресло, с ужасом ожидая приземления.

― Страшно, да? ― Поворачиваюсь и вижу в соседнем кресле Первую. Она отсутствовала большую часть нашего двадцатичасового перелета, запертая в своем персональном аду. ― Даже не представляю, каково тебе.

«Угу», ― отвечаю я мысленно. Пояснения не требуются: Первая и так в курсе всех моих мыслей.

Мне предстоит встреча с семьей, я увижу их впервые за много месяцев. Я готовлюсь к тому, что меня встретят, как предателя. Не исключено, что меня казнят за измену: убьют прямо на месте или пайкену скормят. У могадорцев нет четкого протокола или традиций насчет того, как поступать с предателями; расхождение во взглядах в их рядах редкость, если не больше.