Время Перемен - Анвар Кураев

— В телеге не поеду. Если сотники узнают, что рана так тяжела — выстроятся в очередь на моё место. Мне не нужна репутация мёртвого вождя ещё при жизни. Старуха Изергиль, ответь: если я поеду на лошади, нога не отвалится?

— Это известно только предкам…

Сомнения одолели Трома. В столице слухи разносятся быстро. Поехать на телеге — показать слабость. Да, раненых нельзя вызывать на бой, однако после поправки желающих проверить, как сказалась рана на расторопности вождя, будет больше, если его провезут в телеге по всему городу, как мешок картошки. Ехать на лошади — тоже риск. Может статься, не выдержит нога. Увидят — смекнут, как всё плохо. Опять толпа соперников. В телеге хоть заживает рана. А от езды верхом можно и калекой стать, если старуха не врёт. С другой стороны — покажи, что ты в порядке, и долго ещё никто не сунется. Трома и так боялись, а сейчас, после победы над Комадом — пуще прежнего.

— Поеду на лошади, — твёрдо сказал Тром, — А ты, Изергиль, отправь внучку свою мне вслед. Может и не лишним будет, как знать…

— Я не завтракала ещё, бабушка, — попыталась возразить девка.

— Поговори мне тут! Котомку собирай, упрямица, и делай, как вождь приказал, — оборвала старуха.

Младшая Изергиль раздосадовано повернулась и решительным шагом вышла из комнаты.

— Где мама её? Тоже баба боли? — поинтересовался Марк.

— Та поумнее моего, в прачки пошла. А этой, вот, нравится людей мучить. Уж у неё к семнадцати годам и рука набита, и знаний от меня набралась — иные и к тридцати пяти столько не знают. Да только главного она не поймёт: забирает эта работа, высасывает без остатка, а наградой — кладбище из тех, кто у тебя на койке издох.

— Она тоже мёртвого Комада вспоминала вчера, — припомнил Тром слова младшей Изергиль тогда, в корчме, — Что-ж, никому из вас вождь, более искусный в бою, не нужен?

— Горной страной правят воины, и мне против этого не возразить. Наши границы — главное. Да как не сожалеть, что Комад ушёл, если один он помогал мне тут? Узвар давно свою бабу боли завёл, ему до нас дела нет. Грисвольд с Игги тоже к ней ходят. Курт и его люди старались помогать, пока Верт ему голову не отрубил. Десятники да свита Курта приходили всё реже, потом совсем перестали. Видно, другие дела у них…

Говорила она всё это с сожалением и досадой, но без нытья, готовая принять судьбу, как бы ни повернулось. Тром уважал это.

— Я тебе помогу. У меня своей избы боли нет, не обзавёлся пока, так что ты мне нужна. Только учти: чем лучше мне ногу выправишь, тем дольше моя помощь длиться будет. Хромому мне быстро голову отчекрыжат, как Курту. Без головы я тебе не помощник!

Марк расхохотался:

— Ну вот и поможем друг другу!

— Вы не пожалеете, воины. Те, в избах вождей — мне не чета. Дай бог пять раз в месяц врачуют. Только отваром больных поить умеют, да вожди не поймут. А я по три раза в день, а то и больше. И так почти пятьдесят лет уже. Мудрое решение, вождь.

— Всяк кулик своё болото хвалит! Сказал же — помогу. Задницу мне лизать не надо. Это вон, Узвар любит.

— Ты присмотрись к его бабе боли, вождь, как будет оказия. Поймёшь, что я не просто так говорю.

Тром кивнул, надеясь уже отвязаться от этого разговора. Будто ему нечем заняться, кроме как смотреть за чужими бабами боли. Он повернулся к Марку:

— Приведи мне коня.

Выйти из избы оказалось непросто, хоть громила и помогал. Взобраться в седло ещё труднее. От взора друга не укрылась гримаса боли, когда Тром усаживался.

— Не сверзнешься, вождь? — спросил Марк, запрыгивая на своего скакуна.

— Нет, — односложно отвечал Тром, хоть был в этом далеко не уверен.

Дальше он терпел. Конь шагал, а он терпел. Хотел подумать о предстоящем сходе, да куда там! Все силы на боль уходили. При каждом шаге рану рвёт. А чуть конь неудачно шагнёт — вообще разрывает. Тром ждал: вот-вот и швы лопнут, а куски мяса с кровью разбрызгаются по дороге, такая была боль. Но держали швы. А он сжал зубы и сидел прямо. Пусть народ думает, что сосредоточен и строг. Все приветствовали. Когда хватало сил, Тром кивал в ответ, но чаще просто проезжал мимо. «Запишут теперь меня в гордецы, раз, став вождём, перестал здороваться. Да и пусть думают, что хотят. Доехать бы» — он унял мысли и вновь сосредоточился на терпении. Где-то там, позади, шла младшая Изергиль. Тром чувствовал её колючий взгляд. Под конец пути в голове стучало, а перед глазами появились еле заметные искорки, как от удара или если резко тряхнуть головой, запыхавшись.

Слезая с седла, он едва не упал. Марк застыл рядом в нерешительности: ловить вождя, или нет? Будешь ловить — опозоришь помощью. Не будешь — вдруг упадёт, ещё сильнее опозорится. Так и стоял, присогнувшись, и руки в стороны растопырив. Тром улыбнулся ему через силу, скособочившись, опираясь на здоровую ногу. Полегчало чуток без движения. Марк понял, что выглядит глупо и выпрямился. Тром же собирался с силами: в крепость вождей нужно войти на своих ногах. Раздумывал, как будет карабкаться по ступеням на крыльце, идти до главной комнаты. Настраивался на боль. Громада крепости возвышалась над ним — аж пять этажей сплошного камня, образующего толстенные стены и способного выдержать любую осаду, недалеко от края ущелья, по дну которого текла великая Чёрная река. Над ущельем висел мост, ведущий к такой же крепости на другом берегу. На толстенных, как деревья, канатах. А у самой воды ущелье перегораживала цепь, что натягивалась в подземелье крепости. Неиссякаемый источник казны: именно здесь трясли купчишек, да и любого, пожелавшего проплыть: будь то торговцы, военный флот, экспедиция или короли — все платили дань!

Изергиль стояла рядом с ним и, надувшись, молчала.

— Советы, как сберечь ногу, будут? — вполголоса спросил у неё Тром, чтобы снующий мимо народ не слышал.

— Бабуля насоветовала, а мне сказать нечего. Там под повязкой уже, небось,