Время перемен - Сара Груэн

– Милая моя, в чем дело?

– Роджер. Нельзя пускать к нему Еву.

– Почему? Неужели все так плохо?

Поднимаю голову и беззвучно шевелю губами.

– Аннемари, да объясни же наконец!

– Он находится в коме. Пришлось удалить часть черепа, чтобы ослабить давление на мозг.

– Ты что-то недоговариваешь, – после недолгой паузы нарушает молчание Мутти. – Говори все, как есть.

– Может, желаете для начала что-нибудь выпить? – раздается над нами бодрый голос. Он настолько неуместен, что кажется карикатурным.

От неожиданности мы с Мутти вздрагиваем. Рядом с нашей кабинкой стоит официантка, женщина крепкого телосложения, и смотрит на нас с выжидательной улыбкой. В руках у нее блокнот и ручка.

Я издаю нечленораздельные звуки, но на помощь приходит Мутти.

– Оставьте нас ненадолго, – просит она суровым голосом.

Лицо официантки становится каменным, она засовывает за пояс блокнот и убирает ручку.

– Как пожелаете. – Губы женщины кривятся в натянутой улыбке. Повернувшись на каблуках, она с достоинством удаляется.

Официантка явно обижена, и мне это кажется абсурдным. Неужели не видно, что на нас обрушилось страшное горе? Ведь оно читается на наших лицах.

– Нельзя запретить Еве навестить отца, – качает головой Мутти:

– Да все я понимаю. Господи, Мутти, что нам делать?

– Пока не знаю, но…

– Тише! Она идет сюда, – свистящим шепотом предупреждаю я, стараясь придать лицу бодрое выражение.

Ева садится на скамью рядом со мной, переводит поочередно взгляд с меня на Мутти:

– Бабушка, тебе плохо?

– Все хорошо, дорогая. – Мутти берет со столика меню и надевает очки. – Ну, что здесь есть вкусненького? – Она усердно разглядывает меню, но через некоторое время замечает, что там только картинки с газированными напитками в огромных стаканах, и откладывает его в сторону.

Скрепя сердце принимаюсь изучать меню сама, но вскоре понимаю, что не могу прочесть ни одной строчки.

К нам снова подходит официантка. Она все еще немного обижена, но старательно это скрывает. Я заказываю тот же салат, что и Ева. Сама мысль о мясных блюдах невыносима.

Ужин проходит в молчании, аппетита ни у кого нет, но оживленная атмосфера вокруг и присутствие людей, чья жизнь протекает нормально, несколько отвлекают от мрачных мыслей. В ресторанчике царит веселье, и обстановка к этому располагает. В каждом углу по телевизору, чтобы посетители могли наслаждаться любимыми видами спорта. Мой взгляд прикован к тому, что висит над головой у Мутти.

Мутти с задумчивым видом изучает налитый в тарелку суп, время от времени помешивая его ложкой. Она все еще не до конца осознала смысл моих слов. Впрочем, как и я. Ева пока пребывает в неведении, и я пытаюсь представить, о чем она думает. Наверное, воображает Роджера героем сериала «Дерзкие и красивые». Кое-где видны бинты, в носу тоненькая трубка для подачи кислорода. Несколько синяков, нисколько не портящих красивое, сохранившее форму лицо.

И пустяковая операция никак не повлияет на дальнейшую жизнь отца. Ну, может, останется шрам под бровью, но он заживет и даже придаст некую пикантность внешнему облику. Интересно, собирается ли Ева утешать отца, выразить сочувствие по поводу смерти Сони, как намеревалась сделать я сама. Пока не увидела, как в действительности обстоит дело.

У входа в отель Ева останавливается:

– Может, сходим и узнаем, как там папа? Вдруг он уже проснулся?

От предложения дочери екает сердце. Ласково поглаживаю ее руку, но в любой момент готова схватить и удержать от попытки пройти на противоположную сторону улицы, где находится больница.

– Думаю, следует подождать до завтра.

– Мама права, – поддерживает Мутти. – После операции все чувствуют себя не лучшим образом. А утром, когда папа отдохнет, мы его навестим.

В вестибюле отеля я анализирую наше поведение. Что мы творим? Стараемся защитить Еву? А может, лучше рассказать ей правду? Рано или поздно придется это сделать. Только не сегодня. Пусть сегодняшнюю ночь спит спокойно и не мучается кошмарными видениями.

До десяти вечера смотрю бытовой сериал и еще какую-то ерунду, а потом выключаю телевизор. Мы с Мутти разместились на одной кровати, а Ева спит отдельно. Боюсь, что во сне начну метаться и разбужу дочь. Кроме того, Ева предпочитает спать на собственной кровати.

Вскоре дыхание Евы становится ровным, и она засыпает. Мутти лежит, не двигаясь, будто неживая, но я-то знаю, что она не спит. В воспаленном мозгу вертится неотступная мысль. Скорее всего, мы с Мутти думаем об одном и том же.

Если бы представилась возможность тайком проникнуть в больницу и отключить аппарат искусственного дыхания, я бы без колебаний это сделала. У моего отца была другая ситуация, он ясно дал понять, чего хочет, и впоследствии так и поступил. Возможно, и Роджер последовал бы его примеру, если бы был в сознании. Кто знает? Помню, как я сама лежала парализованная со сломанной шеей и отчаянно хотела лишь одного: чтобы меня отключили от всех приборов, поддерживающих жизненные функции. Слава богу, такого человека не нашлось. Но у Роджера совсем другая ситуация. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, но мозг не пострадал.

И вдруг мне приходит в голову ужасная мысль. Господи, как я не подумала об этом раньше! Соня погибла, а Роджер, скорее всего, так и не выйдет из состояния комы. А если он и очнется, то уже никогда не будет прежним. Какая же в этом случае ждет участь малыша Джереми?

Чувствую, что нужно немедленно ополоснуть лицо холодной водой. Тихонько поднимаюсь и, вытянув вперед руки, иду в темноте в сторону ванной. Плотно закрываю дверь и включаю свет.

Наклонившись над раковиной, охлаждаю лицо ледяной водой. Неожиданно язык нащупывает коренной зуб. Очень странно, во рту возникает пустота. Засовываю в рот пальцы в надежде выяснить, в чем дело, и вынимаю зуб. В ужасе его разглядываю и хочу установить на прежнее место. Плотно прижимаю к десне, но корня не осталось, и все мои старания оказываются тщетными. Ощупываю языком образовавшуюся дыру и случайно прикасаюсь к соседнему зубу. Он тоже выпадает вслед за первым. К горлу подступает тошнота. Провожу пальцами по десне, и зубы сыплются мне в ладонь, как спелые виноградины. Их набирается целая пригоршня.

В припадке гнева подбегаю к зеркалу и, раздвинув пальцами щеки, смотрю на зияющие черными провалами десны…

Сильный удар! И я снова лежу на гостиничной кровати. Все зубы на месте. Мне просто приснился кошмар. Вот теперь действительно надо сходить в ванную комнату. Только в проклятое зеркало смотреться не хочется.

Четыре раза за ночь я встаю и иду в ванную, где наблюдаю из несуществующего окна за уличным карнавалом, обнаруживаю в ванне верблюда и полную крови раковину. А потом оказывается, что я лежу в кровати рядом с Мутти.

Я в полном сознании, но не могу двигаться. В панике зову на помощь Мутти. Наверное, я умираю. Хоть бы она почувствовала, как мне страшно, толкнула в бок и разогнала злые чары. Прибегаю ко всем известным мне средствам: считаю до трех и пытаюсь поднять голову. Сосредотачиваюсь на руке и хочу пошевелить хотя бы одним пальцем. Бесполезно! Пробую снова и снова. Наконец одерживаю победу над непослушными ногами и иду в туалет. И снова просыпаюсь на той же кровати.

Раздается звонок телефона, и я не сразу понимаю, что это происходит не во сне.

Шарю рукой по стене в поисках выключателя. Нахожу его не сразу и, включив свет, хватаю телефонную трубку:

– Алло! Кто это?

– Я говорю с Аннемари Циммер? – доносится из трубки мужской голос.

– Да.

– Это доктор Лефкоу. Мы с вами встречались в реанимационном отделении. Шанталь сообщила, где вы остановились.

Спускаю ноги с кровати, на сей раз по-настоящему, и крепче прижимаю трубку к уху:

– Что случилось? В чем дело?

Ева проснулась и, приподнявшись на локте, смотрит в мою сторону.

– К сожалению, должен сообщить, что полчаса назад у вашего мужа произошла остановка сердца. Мы делали все возможное, но травмы оказались не совместимыми с жизнью.

Обеими руками сжимаю трубку и безмолвно шевелю губами.

– Миссис Циммер, вы меня слушаете?

– Слушаю.

– Понимаете, что я говорю?

– Понимаю, – выдавливаю я после долгой паузы.

– У вас есть ко мне вопросы?

– Нет.

– Завтра с вами свяжутся для решения организационных моментов. – Некоторое время доктор молчит. – Искренне соболезную вашему горю.

– Спасибо, – едва слышно шепчу я в ответ.

Кладу трубку на рычаг и не свожу с нее бессмысленного взгляда, а когда поднимаю глаза, вижу Мутти и Еву, сидящих рядышком на кровати. Мутти крепко держит внучку за руку.

– Он умер, – произношу я роковые слова.

В комнате повисает тишина, а потом раздается крик Евы. Она кричит и кричит. Я понимаю, что ее душераздирающие вопли разбудят всех и кто-нибудь непременно вызовет полицию. Постепенно крики переходят в истеричные рыдания. Мы с Мутти обнимаем ее с обеих сторон, а Ева все плачет и плачет.