По замкнутому кругу - Виктор Михайлов

— Это завод пружины, которая приводит в действие механизм подачи пленки и затвора. — Белозеров повернул шлиц влево. Винт легко поддавался его усилиям. — Принцип ключа будильника: вправо ключ заводит пружину, влево — выворачивается из гнезда.

Вывернув винт, он положил его в карман и снял с восьмигранника крышку. Верхняя часть (механическая) была закрыта, в нижней размещались приемная и подающая кассеты. Шкала объектива для наводки на фокус показывала полтора метра.

— Владимир Николаевич, если, как вы говорите, пружина затвора и подачи пленки заведена, то почему сейчас камера не работает? — спросил Никитин.

— Когда этот красный провод — видите, в хлорвиниловой изоляции? — подключится к источнику тока, сработает реле и часовой механизм начнет работать, — пояснил Белозеров.

— Я допускаю мысль, что камеру в распределительной коробке можно было установить во время ремонта или подвески арматуры. Но в скрытой проводке подвести специальный провод — фантастика! — заметил Гаев.

— Здесь нет никакой фантастики. Когда делали проводку, сразу заложили в этот шнур для сигнализации поставщику деталей, но подача блоков на конвейер шла ритмично, от сигнализации отказались, а проводка осталась.

— Стало быть, все пять камер можно пустить в дело, подключив красный провод к линии? — спросил Никитин. — Даже не заходя в цех?

— Совершенно верно, — согласился Белозеров. — Я думаю, батарейка сухого элемента на шесть — восемь вольт, подключенная к этому красному проводу, скажем, в коридоре, должна привести в действие всю эту хитрую систему. Но для того чтобы вынуть отснятые кассеты, надо обязательно проникнуть в цех.

— Ну что же, Владимир Николаевич, все ясно. Благодарю за консультацию, — сказал Никитин. — Прошу все это хозяйство привести в порядок, и давайте поищем концы красного провода.

Проводка шла по потолку коридора в специальной нише, закрытой щитами. Здесь же был и красный провод, из коридора он выходил на лестничную клетку и над дверью обрывался. Концы провода, тщательно зачищенные, были завернуты в бумагу и засунуты под косяк двери.

Когда инженер ушел, Никитин спросил директора:

— К семнадцатому цеху прикреплен постоянный электротехник?

— Нет, электрики присылаются по требованию.

В заводском дворе, недалеко от входа в цех, Никитин увидел Холодову.

— Скажите, Вера Павловна, кто электрик в семнадцатом цехе? — быстро спросил он.

— Когда я принимала станок, на одном шпинделе ерундил мотор. Начальник участка позвонил в электроцех, и они прислали Леонида Исакова. Увидев меня, он сказал: «Ну, теперь я за станок спокоен, а то, понимаешь, Холодова, на день по пять раз вызывали». Я поняла, что на вызов семнадцатого всегда посылают Исакова.

— Вы Исакова знаете? — записав фамилию в блокнот, спросил Никитин.

— Знаю. Не могу сказать, что хорошо, но… Он на этом заводе работает лет десять. Пришел из ФЗУ. Был живой, смышленый парень, быстро рос, стал бригадиром. Женился на Анне Лосевой, хорошая женщина, мы с ней когда-то дружили. Жизнь у них что-то не ладится. Леонид пьет, слыхала я.

— Может быть, зайдете?

— Куда? — не поняла Холодова.

— К Лосевой.

— Она теперь Исакова. Зайти могу. Мы давно не видались, поговорить есть о чем. — Вера Павловна грустно улыбнулась, теребя в руке носовой платок, и, бросив взгляд на Никитина, уверенно сказала: — Я не верю, чтобы это был Исаков. Здесь холодный расчет, а у Исакова душа нараспашку… Вы не думайте, Федор Степанович, если нужно, я пойду. Сейчас, только переоденусь. Они от меня живут близко, два дома.

— Давайте, Вера Павловна, вечером встретимся в парке на прежнем месте часов в десять, хорошо?

— Я приду, — согласилась она и, простившись с Никитиным, ушла.

Отправив капитана в гостиницу, где ему был забронирован номер, Никитин пошел к Ведерникову. В кабинете парторга он застал высокую женщину, повязанную пестрым шелковым платком.

Увидев его, Ведерников поднялся навстречу и поздоровался:

— Знакомьтесь. Это Настя Монина из нашего подшефного колхоза.

Монина крепко, по-мужски пожала Никитину руку и, видимо продолжая прерванный разговор, сказала:

— Нет, товарищ Ведерников, так у нас не пойдет! — Голос у нее был низкий, говорила она резко, напористо. — Это что же получается? У Александры Денежкиной, слыхала я, вы автопоилки ставите?

— Точно, — улыбаясь, ответил парторг. — Поилки ставим.

— Так это как же, товарищ Ведерников, получается? Я Денежкину на соревнование вызвала, а вы ей поилки ставите?

— Соревноваться, Настя, надо в равных условиях. Какое же это соревнование, если у тебя на ферме автопоилки стоят, а у нее на ферму воду ведрами носят?

Монина решительно поднялась с кресла, развязала под подбородком платок, завязала его еще туже и так же решительно пошла к двери. У порога она пригрозила:

— Я этого так не оставлю, до самого до директора дойду! Вот как!

Когда дверь за ней захлопнулась, не скрывая улыбки, Никитин заметил:

— Однако, Михаил Нестерович, у вас обширное поле деятельности.

— Подшефные колхозы. Избаловали бабу. Она на показательном участке раньше работала, рекорды ставила, — объяснил Ведерников и вдруг неожиданно сказал: — А ведь у вас, Федор Степанович, удача какая-то, по лицу вижу.

— Не скрою, удача. Скажите, Михаил Нестерович, что представляет собой электротехник Исаков?

Ведерников пытливо посмотрел на Никитина и неохотно сказал:

— Леонид Исаков… Женат. Имеет ребенка. Беспартийный. Я этим парнем занимался много. Два выговора от дирекции завода, последний с предупреждением. А человек способный. Не знаю, что это? В наследственность я не верю… Последнее время на производстве трезвый, но на фабрику-кухню загляните часов в восемь — Исаков обязательно там…

— А жена?

— Жена у него молчит, не жалуется. У них, у Лосевых, вся порода такая. Старика Лосева я знал хорошо, у него литейному делу учился.

— Сколько зарабатывает Исаков?

— Рублей сто сорок зарабатывает, да Анна столько же, она в механическом нормировщицей…

— Скажите, Михаил Нестерович, — перебил его Никитин, — как осуществляются на заводе электротехнические работы в режимных цехах? Скажем, сгорел трансформатор или просто перегорела лампочка.

— Начальник участка звонит в электроцех и докладывает о повреждении. Начальник электроцеха выписывает наряд и посылает техника в цех. Начальник участка заполняет в наряде графу о характере выполненных работ и подписывает наряд. По этому документу начисляется зарплата.

— Можно получить копии всех нарядов за последние три месяца по электротехническим работам в цехе номер семнадцать?

— Думаю, что можно…

— Только…

— Понимаю. Бухгалтер нормировочного отдела Костриков член бюро. Эту работу мы доверим Кострикову. — Он встал, перешел к окну и тяжело оперся руками о раму.

Активно, на правах хозяина, Ведерников вмешивался в жизнь. Независимо от того, где, на каком участке надо было приложить силы, всякое дело, если это было нужно, он считал своим. Где бы нас ни постигала неудача, здесь, на заводе, на целинных землях Сибири или свинцовых рудниках Садона, его охватывало чувство глубокой и личной досады, как человека, вынужденного задержаться в пути. Но здесь, сейчас, что он мог сделать? Мгновенное чувство растерянности сменилось горечью.

Прошло несколько минут. Раздался резкий звонок телефона, один, затем еще и еще…

Никитин снял трубку.

— Парторг вышел из кабинета, — ответил он. — Позвоните, пожалуйста, через полчаса.

Положив трубку на рычаг, он подошел к Ведерникову. Через его плечо Никитин видел улицу. Надвигались сумерки. В окнах домов зажигались огни.

— Что с вами, Михаил Нестерович? — спросил он.

Ведерников повернулся к Никитину, присел на подоконник и, внимательно рассматривая ладонь, сказал:

— Я не знаю, поймете ли вы меня… — И вдруг неожиданно: — Давайте закурим! У меня тут есть аварийный запас…

Они закурили.

— Ленька Исаков… Я помню, как он пришел из ФЗУ — конопатый, вихрастый парень. Анке, такой же как он, смешной дивчине с тонкими рыжеватыми косичками, он писал стихи на листках, вырванных из тетради, рисовал сердце, пронзенное стрелой. Мне эти листки с Ленькиными виршами показывал старик Лосев. Я помню, как мы принимали Исакова в комсомол. Помню, как я отплясывал у них на свадьбе. Как под утро мы сидели у открытого окна и мечтали… И вот… Когда вы назвали эту фамилию, у меня было такое чувство, словно на перекличке в строю не отозвался человек. Это не жалость, а чувство какого-то внутреннего протеста.

Никитин вышел от Ведерникова поздно. До встречи с Холодовой еще оставалось время. Долго он ходил по пустынным аллеям парка. Пряный дымок стлался по земле — где-то жгли увядшие листья. В густых зарослях боярышника на скамеечках шептались парочки. Против воли его охватило чувство грусти.