Сталин. Битва за хлеб - Елена Прудникова

«Предназначенные для казни жертвы отводились в холодный каменный сарай без окон, с железными дверями, предварительно раздетые донага, где вынуждены были находиться босыми на ледяном полу. Никакого различия, никаких привилегий для стариков, юношей, беременных женщин с грудными детьми и детей-подростков не существовало.

Все одинаково подвергались замерзанию[147]. В глухие ночи арестованные выводились для замучивапия, т. е. патронов для арестованных жалели, выкалывали глаза пиками, беременным женщинам распарывали животы, детей кололи пиками, рубили топорами в куски. Связывались также по два человек арестованных — спила к спине, в рот засовывалось сено и удавливались петлей. Мертвые отвозились на скотские ямы. Расстреляно и замучено в селе Омутнинском 90 человек.

В Ишимском уезде приходится часто наблюдать безумно дикую картину: арестовывали продработников, заживо разрезали им животы, насыпали туда какое-нибудь зерно и т. п., затем вывешивали над ними аншлаг: „Развёрстка выполнена полностью“.

В Бобылевской волости бандитами производилось сжигание в ямах. В районах Краспогоркой волости были пьяны и позволили себе страшные избиения. Ими были убиты мальчик и старик Комольцевы…

…Повстанческое движение в Ишимском уезде вначале имело вид чисто низового, постепенно перешло в чисто кулацко-белогвардейское, так как впереди движения — в штабе и нач. отрядов — встали кулаки и офицерство, а потому репрессии но отношению к коммунистам и более преданным советским работникам перешли в поголовное избиение коммунистов и частью их семей…

Общее число пока выяснить трудно в силу того, что еще восстание не подавлено, но надо полагать, что общее исчисление выражается в десяток тысяч»[148].

Впрочем, не факт, что в европейской России убивали менее жестоко — там планку насилия держали казаки, а это были те ещё миротворцы! И ежели кому угодно считать восстание народным, то и эти зверства надо отнести на счет народа как такового. Такой вот он у нас — Богоносец-то…

Но на самом деле проблема исполнителя — достаточно серьёзная. Даже очень возмущенные крестьяне редко решались на что-то большее, чем избить и разоружить продотрядовцев. В крайнем случае, будучи уже беспредельно возмущенными, могли забить до смерти. Однако чтобы пойти на утонченные мучительные казни, последовавшие после решения «суда», а тем более чтобы зверски умучивать стариков, женщин и детей, нужен был навык — то есть особые люди. И такие люди в России имелись. История Гражданской войны выделила две категории особо жестоких: уголовники и казаки.

Практически сразу после Февральской революции министр юстиции Временного правительства Керенский, о котором историки до сих пор не могут договориться — провокатор он или на самом деле такой дурак, — радостно открыл двери тюрем, в том числе и каторжных, выпустив на свободу немереное число опаснейших преступников. Те очень быстро нашли себя — одни вернувшись к прежнему ремеслу, другие отыскали более удобный промысел. Зачем грабить частным образом, когда можно пойти в какую-нибудь армию и заниматься тем же самым уже на законных основаниях?

Красные своих уголовничков быстро прижали к ногтю: как уже говорилось, это единственная сила в Гражданской войне, которая карала за злоупотребления своих — да так, что только клочья летели. В прочих армиях могли разве что приказать более так не делать — но кто выполнял эти приказы?

Впрочем, нет! Отмечены в истории белого движения и суровые расправы за злоупотребления по отношению к местному населению. Казачьи части действительно карали своих за грабежи и насилия — в казачьих станицах. По отношению ко всем прочим грабеж и резня шли такие… То, что казаки рассматривали войну в первую очередь как грабительскую экспедицию, отмечают многие. «Тихий Дон» вспоминать не будем, приведем более редкий источник из числа эмигрантских воспоминаний некоей Арбатовой о том, как части Добровольческой армии заняли Екатеринослав.

«…Наутро другого же дня восторженность сменилась досадливым недоумением. Вся богатейшая торговая часть города, все лучшие магазины были разграблены; тротуары были засыпаны осколками стекла разбитых магазинных витрин; железные шторы носили следы ломов, а по улицам конно и пеше бродили казаки, таща на плечах мешки, наполненные всякими товарами…

…Грабежи росли и перенеслись на частные квартиры. По ночам раздавались отчаянные крики подвергавшихся ограблению.

Отправилась делегация к генералу Ирманову, и старый вояка, сидя засыпающий в кресле… сослался на свою в этом деле беспомощность, отвечая, что борьба с уголовными преступниками не входит в его чисто военные обязанности, а лежит на обязанности полицейских властей.

Когда же генералу было указано, что грабителями и уголовными преступниками являются казаки подчинённых ему частей, — он удивленно, старчески дряхлым голосом произнес:

— Да неужели? Вот канальи! — и по его лицу скользнула счастливая отеческая улыбка»[149].

Справедливости ради надо отметить, что красные казаки, например те же будённовцы, вели себя немногим лучше, а когда им попытались запретить грабежи, едва не подняли бунт. Менталитет, однако… Читайте «Тараса Бульбу».

Кстати, насчет «Тараса Бульбы» — там ведь не только про грабежи рассказывается, но и про то, как запорожское войско люто казнило неприятелей, не щадя ни женщин, ни детей, жгло паненок в костелах и кидало к ним в огонь их младенцев. Об этом и поговорим.

Андрей Купцов, автор неоднозначный, но не заслуживающий огульного отрицания, пишет, как казаки расправлялись с пленными красноармейцами. Описание это он сделал по рассказам своего отца, и оно, в общем-то, другим данным не противоречит.

«Мой отец, сын красного полка, видел, как рубят „в капусту“. Он был невольным участником того „бузулукского мятежа“, когда некоторые казачьи части перешли на сторону белых…

…Человеку привязывают руки „по швам“ и начинают легкими секущими ударами с потяжкой пластовать его по бокам, как обычно нарезают колбасу. Фьить-фьить, сверху от плеч вниз по рукам и бедрам и опять сверху вниз. Пока эти пластующие удары идут по рукам, четкие, смачные ударчики. Вот уже облетели пальцы. А напарник слева чуть переборщил — надрубил и перерубил руку… С боков свисают кровавые лохмотья — как капуста.

Вся сложность в том, что человек может потерять сознание сразу — и конец потехе. Надо в таком случае подвязывать жертву к перекладине ворот, к какому-нибудь длинному суку, но при этом оставить бока открытыми для ударов. Есть другой вариант — когда пленного подвязывают под мышки и невысоко подвешивают над землей. Тогда можно слегка крутануть жертву и нарезать по кругу, уже захватывая спину и грудь. В этом случае хорошо иметь в качестве объекта истязания человека с пузом. Постепенное надрубание оного приведёт к медленному выпадению кишок…»

Итак, отец автора оказался во время мятежа в одной из станиц в числе пленных, которых согнали на площадь перед церковью. Дальше было так…

«Они все стояли, ожидая чего-то, когда с боковой улицы на легких рысях вылетела с матом группа всадников, гоня кого-то меж: коней нагайками. Один из всадников вылетел вперед, кто-то из группки командиров крикнул: „Видал эту сволочь? Он Семена подстрелил!“ Какие-то крики и команда: „В капусту его!“ Человек, видно, знал, что к чему, и с утробным воплем кинулся на кого-то в надежде на быструю смерть, но не дали…

„А чем поддержать-то?“ Вопрос… „Тащи оглоблю!“

А тем временем человека связали по стойке смирно. Когда притащили оглоблю, ее использовали как удочку: задний держал конец, середину положили на плечо крепкого казака, а на конце уже была привязана петля. Но за шею нельзя — человек, повиснув на шее, потеряет сознание — весь „цимес“ насмарку. „Тащи штык!“ — и штык вогнали в щеку с одой стороны, проткнув ее насквозь, и за него вокруг головы зацепили петлю „удочки“.

Тот, кому кричали о каком-то Семене, выхватил шашку и подал знак рукой кому-то, кто встал уже слева сзади, и начали четко и резко-легко пластовать живого человека „в капусту“… После уже на паперть вышел с попом какой-то старик и двинул речугу, в конце которой, как после рассказали отцу, всех приговорили к „суду народа“. В переводе на русский, намечалось изуверское шоу…»

…Казнь была назначена на следующий день, однако казаки, не утерпев, часть пленных забрали раньше. Но само шоу не состоялось — ночью в станицу прорвались красные, дав подростку возможность донести до потомков то, что он там увидел.

«Людям загоняли оглобли в задний проход, четвертовали, кастрировали, сдирали кожу… Вырванные глаза, обрезанные уши, обгорелые ноги, прибитые к бревну над костром (как казнили женщин, я промолчу)»[150].