Очерк французской политической поэзии XIX в. - Юрий Иванович Данилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие из своих песен Клеман сопровождал авторским комментарием, порою достойным не меньшего внимания, чем сама песня. Так, песню «Время вишен», столь уже популярную, поэт посвятил одной безвестной героине Коммуны и рассказал в комментарии, что это была работница, сестра милосердия, пришедшая на последние баррикады Коммуны, чтобы оказать нужную помощь ее бойцам. Растроганные, коммунары умоляли ее уйти от опасности, но она не уходила. Осталась ли она в живых или погибла, Клеману было неизвестно, и он знал только то, что ее звали Луизой. «Не должен ли я посвятить этой безвестной героине самую известную из моих песен?»
Песня «Бедняки» тоже сопровождается авторским комментарием, в котором Клеман, столь любивший Беранже, почел долгом выступить против его песен «Беднота» и «Чердак», находя, что Беранже «прикрашивает нужду, которую терпит народ»: «Нет, любовь и веселье не являются, вопреки словам Беранже, обычными гостями мансард и чердаков. И хотя, конечно, можно есть без скатерти и спать на соломе, но я думаю, что есть на скатерти тоже неплохо и в мягкой постели спится не хуже. А если бы бедняки действительно любили друг друга, как утверждает Беранже, или понимали бы, что для них на самом деле нужно, то, наверное, их жизнь была бы иной». И песня Клемана построена на постоянном противоречии высказываниям «Бедноты».
Тем не менее Клеман, столько писавший о беспросветно-горькой доле бедняков, знает, что сколь они ни подавлены, ни измучены, в них вечно жива бодрость. В песне, иронически озаглавленной «Не жалейте бедняков!», ирония эта вызвана выступлением одного журналиста-реакционера, бессовестно заявлявшего, что если бедняки поют, то, значит, нечего их жалеть: они довольны своей жизнью.
Вот что пишет Клеман:
Поет, сгибаясь под вязанкой,
Как щепка тощий, дровосек;
Поет шарманщик с обезьянкой,
Что коротает с ним свой век;
Поет бродяга-безработный,
Хоть ноги босы, впал живот;
Поет старик, чей рот цинготный
Никак сухарь не разжует.
Поет вовсю кузнец у горна
Хотя ручьем струится пот;
Поют шахтеры в копи черной,
Хотя их гибель стережет;
Поет прядильщица больная,
Хотя безжалостный станок,
Ей бронхи пылью разъедая,
Давно румянец стер со щек.
Поют голодные ребята,
Дрожа от стужи в декабре;
Поют: юнец придурковатый,
Скрипач в убогой конуре,
Над люлькой — мать, чьи пусты груди,
У стада пастушок худой…
Поют измученные люди,
Объединенные нуждой.
Пер. В. Дмитриева
Да, трудовой народ продолжает петь, но вся беда в том, что он поет старые-престарые песни; за это единственно и следовало бы его пожалеть, полагает Клеман. Поэт и ставил себе главной целью создавать для народа новые песни, простые, доходчивые, способные вооружать бедняков, объединять их, просвещать и неустанно звать свержению капиталистического гнета.
Стремясь просветить, поднять на борьбу рабочих года и деревни, Клеман написал ряд выдающихся памфлетных песен, ставящих себе целью разоблачить правителей Третьей республики («Банда плутов», «Бей волка!»), и свору прислуживающих им церковников и ханжей Настоящее рождество»), все условия жизни капиталистического строя, закабаляющего тружеников-бедняков Дьявол»), и все, наконец, посулы и обманы, используемые Третьей республикой для одурачивания масс («Свобода, равенство, братство»). Последнюю песню поэт посвятил скончавшемуся в 1884 г. Огюсту Бланки, как «величайшей, быть может, жертве этих трех слов, за которые он боролся всю свою жизнь, с мужеством, никогда ему не изменявшим», — пишет поэт в комментарии к песне. Цель песни — доказать, как горько ошибался великий французский революционер:
Свобода,
Равенство,
Братство.
Трех слов этих, звучных, веселых
Рабочий познал перевод.
Он их: Безработица, Голод
И Самоубийство — прочтет.
Слова! Не насытишься словом!
А голод — властительный спрут.
Вот старый рабочий без крова,
И дети от голода мрут.
…………………………………………
Свобода,
Равенство,
Братство,
Свобода —
все наше богатство,
А равенство — счастья залог.
Нам нужно, нам радостно братство,
Не нужны хозяин и бог.
Риторика бесит пустая!
Пер. А. Жарова
Богато образны, красочны, страстны были песни Клемана, всецело посвященные заботам поэта о раскрепощении трудового народа от темноты, от суеверий и предрассудков, от абстрактной веры в слово «республика», от влияния попов и буржуазных журналистов. Всю силу своего огромного пропагандистского таланта вкладывал и свои стихи поэт. Но в отличие от Потье он не был вооружен так глубоко учением научного социализма, а с другой стороны, имел дело, как пропагандист (в Арденнах), еще с самыми отсталыми и темными слоями пролетариата, впервые лишь пробуждая их к осознанию необходимости объединиться, начать борьбу за свои классовые интересы. Революционные призывы Клемана носят еще примитивный характер: он призывает своих читателей подняться», «разогнуть спины», «перестать быть рабами», «завоевать права», понять, что «спасать себя» они должны сами, дабы завоевать «республику справедливости и труда». Дальше таких пожеланий Клеман в сборке 1885 г. не идет. Поссибилистские влияния, вообще ало дающие себя знать в его лирике, разве лишь в подчеркивании бытовых тягот пассивно страдающего народа, несомненно сказались в этом неопределенном пожелании республики справедливости и труда», в то время как Потье уже так грозно выдвигал требование диктатуры пролетариата.
Во втором сборнике Клемана, «Сто новых песен»[120], нет следа прежних фольклорно-сказочных мотивов, нет сентиментально-созерцательной наивности ранних его песен, весь сборник — сплошь суровая публицистическая лирика, и весь он проникнут кипуче-страстным призывом к свержению Третьей республики.
Поэт бдительно разоблачает попытки президента республики Феликса Фора, министра Мелина и всего их окружения плести монархические заговоры («В Елисейском дворце», «Мелинит», «Политиканы», «Сомкнем ряды»), правителей Третьей республики он бичует не только как таенных роялистов и иезуитов, но и как верных слуг капитала, старающихся с помощью церкви окончательно кабалить народные массы, если уж невозможно их гильотинировать и расстрелять. Он неустанно разоблачает преступных биржевых аферистов, разврат, тунеядство и отвратительное лицемерие угнетателей народа («Плати, бедняк», «Поезда для рабочих», «Жандармы», «Как вело в Париже!», «Их меню», «Лицемеры», «Артон в тюрьме»).
В этом сборнике Клеман окончательно переходит к изображению городских
