Журнал Наш Современник 2007 #3 - Журнал Современник

Вряд ли Гоголь всерьёз надеялся, что его наставления будут выполнены хотя бы частично. Но, видимо, он не мог не изложить тот рецепт изменения (или излечения) жизни, который он знал, видя в этом свою обязанность. Другой вопрос — воспользуется ли им общество.

Об утопичности своих рецептов Гоголь не мог не догадываться ещё и потому, что недостаток христианизации жизни, который он стремился исправить, не являлся только современной проблемой. Он начался в далёком прошлом, а значит, он неисправим, во всяком случае, путём таких рекомендаций, какие содержались в “Выбранных местах…”. Ведь нельзя изменить прошлое, в котором была не выполнена некая необходимая работа по христианизации жизни, и традиция этого недовыполнения продолжилась в дальнейшем.

Что же в таком случае могло быть действенным средством? Если только та “высшая власть”, которой, как чувствовал Гоголь, было облечено его слово. Если только то, что слово его “не бессильно”. Иначе книга не имела бы смысла, да её и не было бы.

Если конкретные советы Гоголя остались невыполненными, то это не значит, что вообще его проповедь не имела никакого действия. Содержание его проповеди не сводится лишь к конкретным советам. Они — только самый поверхностный слой. Поэтому не следует с таким уж пристрастным вниманием и на полном серьёзе разбирать те наивные схемы социального, экономического и политического устройства, которые предложены в “Выбранных местах…”. И тем более навешивать идеологические и политические ярлыки. Разве Гоголь был политиком? Разве его “прожекты” для кого-то практически что-то значили? Разве он обладал каким-то влиянием, и его слово было обязательным для исполнения хоть для кого-нибудь? Нет, от него могли легко отмахнуться и посмеяться, что и было сделано.

Помимо этого поверхностного и не очень серьёзного слоя, существует рациональное зерно — вполне действенное и серьёзное. Главная и, безусловно, действенная часть проповеди Гоголя — это заданные им современному российскому человеку (и обществу в целом) наивные и в то же время “неприличные” вопросы, которые обычно задавать не принято.

Насколько он (оно) соответствует тем требованиям, которые предъявляются к нему христианством? Собирается ли оно что-либо делать для того, чтобы соответствовать? Что оно делает в своей реальной повседневной жизни, чтобы приблизиться к христианскому идеалу?

От этих вопросов отмахнуться уже нельзя. Общество, считающее себя частью христианского мира, не сможет посмеяться над этими вопросами. Иначе оно будет смеяться над собой. Причем это и общество времён Гоголя, и сегодняшнее, и будущее.

Классический пример ответа — в известном письме В. Г. Белинского Гоголю. В. Г. Белинский очень хорошо почувствовал этот вопрос и как мог на него ответил — написал, в чём, с его точки зрения, заключается влияние христианства на общество и на человека. И таким же образом каждый читатель должен ответить по-своему на этот вопрос. А если у него нет определённого ответа, то хотя бы задуматься о нём.

Таким образом, Гоголь хотя и не всё, что мог, успел сделать в своей проповеднической деятельности, но то, что успел, он сделал весьма искусно и мудро. Наверное, как его современников, так и сегодняшних читателей продолжают отчасти шокировать “Выбранные места…” (а проповедь и не должна убаюкивать). Человек, может быть, останавливается на бегу и, сам того не замечая, воспринимает главное содержание книги — те наивные, всегда актуальные и наиболее важные в жизни вопросы. Они-то и не дают ему ни забыть, ни пройти мимо последней книги Гоголя, ни отнестись к ней несерьёзно.

В этой действенной части книги “Выбранные места…” скрыта сила, которая не видна на первый взгляд.

Если вспомнить, что в основе проповеднической деятельности Гоголя лежит такое событие, как “великий перелом”, то есть внутренняя трансформация, “рождение свыше”, то “Выбранные места…” — это, по существу, свидетельство об этом мистическом событии. В этом и секрет той тайной силы, о которой Гоголь писал уже после “великого перелома” в письмах, давая советы и убеждая не пренебрегать ими.

Он сумел придать своей книге ту силу, о которой писал в письмах. Сила вот в этом вопросе и содержится, который цепляет общество и каждого человека и над которым не посмеёшься. И в том, что этот вопрос будет актуален всегда, хотя конкретика нелепых советов со временем устареет и частично уже устарела. И в том, что, пока общество смеётся над конкретикой, этот глубинный вопрос его задевает. А часто ли мы можем встречать в жизни такие вопросы? Почти никогда, даже со стороны церкви.

В этом и есть то небольшое воздействие Гоголя на общество, какое только мог оказать он. И он это сделал.

Действительно, со временем значение и воздействие этой книги, в частности, и вообще всей деятельности Гоголя-проповедника проявляется всё больше. Значит, его проповедь продолжается, он продолжает воздействовать на общество, к чему он и стремился.

Таким образом, “Выбранные места…” остаются настолько же живой и актуальной книгой Гоголя, как и всё остальное его творчество.

“Выбранные места…” стали наиболее значительным и наиболее осуществленным делом Гоголя-проповедника. К неосуществленным можно отнести “Развязку “Ревизора” и 2-й том “Мертвых душ”. Предполагаемое намерение Гоголя стать воспитателем наследника престола можно причислить к ним же.

“Выбранные места…” являются лучшим делом Гоголя в качестве проповеди не потому, что они совершенны как проповедь (всё-таки эффективность её в этом случае оставляет желать лучшего). А потому, что дальнейшее движение (не механическое, а качественное) Гоголя на этом пути после этой книги прекратилось. Дальнейшим движением должно было быть не просто повторение того же самого, а нахождение нового, более совершенного качества, то есть более эффективного способа проповеди.

Поэтому для Гоголя так мучительна была ситуация, когда он знал свою задачу и не мог найти соответствующих слов для её воплощения. 2-й том “Мертвых душ” не стал таким соответствующим словом, которое было бы достойно масштабов задач, стоящих перед Гоголем.

Именно это обстоятельство стало для Гоголя трагедией, а не отрицательное отношение публики к “Выбранным местам”. К непониманию обществом его книги Гоголь относился довольно спокойно, потому что знал: у каждого — своя правда. “Мы все идём к тому же, но у всех нас разные дороги, а потому, покуда ещё не пришли, мы не можем быть совершенно понятными друг другу”. (Из письма П. В. Анненкову 1847 года.)

Трагедией для Гоголя стала остановка на его пути проповедника и миссионера. Однако сама жизнь Гоголя была непосредственно связана с его деятельностью. Он писал в 1850 году: “Работа — моя жизнь. Не работается — не живётся, хоть покуда это и не видно другим”.

В этой фразе можно найти разгадку его болезненного депрессивного состояния — и не только последних дней жизни, но и в более ранние её периоды. Его физическое состояние и само существование были как бы заложником его движения вперёд, и не только в художественном творчестве, но и в его миссионерской деятельности.

2-й том “Мертвых душ” стал продолжением, скорее, не 1-го тома, а “Выбранных мест…”. Продолжением, но не развитием, не движением вперёд, а остановкой на пути. Это понял даже такой далекий от литературы человек, как духовник Гоголя о. Матвей Константиновский, который считал, что 2-й том не нужен, потому что над ним будут так же смеяться, как над “Выбранными местами…”.

Считающаяся столь мрачной роль о. Матвея в судьбе Гоголя сводилась, в сущности, к тому, что он призывал Гоголя не останавливаться на полпути, а продолжать движение. Может быть, это довольно жёсткий совет, который выполнить очень трудно. Но это было единственным спасением.

Таково свойство пути, по которому шёл Гоголь, пути проповедника: или нужно идти вперёд, или невозможно существовать. И не о. Матвей это выдумал.

Если посмотреть не с бытовой, эмоциональной, а с более рациональной точки зрения на то непонимание, которое окружало книгу “Выбранные места…” и доставило Гоголю столько неприятных впечатлений, то и оно, в сущности, было советом идти дальше и найти более совершенный способ проповеди, чем “Выбранные места…”.

Однако никто не мог бы дать ему готового решения — как конкретно, каким образом ему идти дальше по его пути, какую новую и более эффективную форму должна приобрести его проповедь. Уж это конкретное решение мог найти только он сам.

Дело не в том, что окружающие не хотели этого делать, они этого просто не могли сделать. Для совершения этой трудной работы нужны были огромные творческие возможности Гоголя. Даже если его творчество в этом случае вышло бы за пределы искусства и литературы.

Здесь невозможно не вспомнить известный слух о якобы имевшем место намерении Гоголя стать воспитателем наследника престола. О нём, в частности, писал В. Г. Белинский в письме Гоголю 1847 года.