Саша Чекалин - Василий Смирнов

Вслед за командиром так же кратко выступил комиссар отряда Дубов, очень моложавый на вид. Его Саша знал и раньше по Лихвину, как работника Осоавиахима.

В такой же необычной тишине Саша вслед за Дубовым негромко и глухо произнес слова присяги:

— Я клянусь…

Сердце у него сильно билось, осунувшееся за последние дни лицо горело.

И сразу же партизанский отряд в полном составе вышел на большак и обстрелял недалеко от города автоколонну врага. Осталось неизвестным, какие потери в людях понесли фашисты. Три подорвавшихся на минах грузовика колесами вверх чернели под откосом. Только когда к противнику подошло из города подкрепление, отряд, поспешно рассыпавшись в кустах, отошел в лес. Партизаны вернулись в лагерь очень довольные: почин был сделан — отряд начал воевать.

Но на другой день операция сорвалась. Немцы заметили партизан в кустах у дороги и первыми обстреляли их. После этого Тимофеев расчленил отряд на несколько групп, которые перешли главным образом к ночным операциям.

Много времени у партизан отнимали хозяйственные дела. В лесу на проезжих местах партизаны устраивали завалы, подносили в лагерь подготовленные заранее в укромных местах боеприпасы, разные домашние вещи, занимались заготовкой продуктов на зиму.

Саша с Митей и Алешей привезли в лес из ближнего колхоза «Рассвет» несколько мешков муки, освежеванную коровью тушу. Но когда поехали на огороды рубить капусту, нарвались на немцев. Лошадь, испуганная выстрелами, помчалась вскачь по дороге. Ребята, стараясь не растерять наваленные на телеге кочаны, благополучно скрылись в лесу. Фашисты не стали их преследовать.

Несколько дней спустя Костров, Клевцов, Ильин и Саша, находясь в засаде у селения Мышбор, увидели на заминированной дороге транспортную колонну врага. Впереди, подпрыгивая на ухабах, шел трехколесный мотоцикл, за ним, вытянувшись серым извилистым хвостом, ползли двенадцать нагруженных машин-фургонов, прикрытых серыми брезентами. Когда передние машины, очевидно со снарядами, начали взрываться на минах, мотоцикл рванулся вперед и благополучно проскочил опасную зону. Но тут Саша выбежал из кустов и удачно брошенной гранатой подбил мотоцикл с офицером и водителем в чине ефрейтора.

Вернувшись в лагерь, Саша чувствовал себя героем. В приказе по отряду были отмечены его находчивость и бесстрашие, говорилось о двух уничтоженных им фашистах. Друзьях поздравляли Сашу.

Взяв у Матюшкина топор, Саша с одной стороны обтесал молодую сосенку на откосе оврага и сделал две зарубки. За этим занятием застал его Тимофеев. Саша смутился и, опустив голову, искоса поглядывал на командира. Он знал приказ-вблизи лагеря не оставлять следов. Но Тимофеев не обмолвился ни словом о нарушении приказа.

— Вижу, вижу, — помолчав, сказал он, — свой счет завел. Понятно, две зарубки.

Саша благодарно взглянул на командира. Тот распорядился:

— Завтра с Клевцовым отправитесь на разведку в Черепеть. Оттуда пойдете в Лихвин. Как старший, задание получит Клевцов. Ты будешь помогать ему.

Саша вытянулся. Побывать в Лихвине было его заветной мечтой.

«Может быть, сумею и домой зайти», — подумал он и стал готовиться.

Из партизанского лагеря ребята вышли ночью. До станционного поселка Черепеть было километров двадцать пять. Лихвин они обошли стороной.

«Понятно, — размышлял Саша, бодро шагая за Митей, — в город мы попадем со станции по шоссе. Кто встретится, подумает — беженцы. Домой возвращаемся». Саше хотелось говорить. Усталости он не чувствовал. Хотелось узнать, какое задание командир дал отдельно Мите. Но Митя, обычно разговорчивый и откровенный, к удивлению Саши, был необычайно молчалив и серьезен. Задание, которое он получил от командира, требовало сугубой тайны. Только он один знал, зачем они идут в Лихвин. Ему предстояло встретиться в Лихвине с человеком, оставленным там на подпольной работе. Встретиться так, чтобы никто больше не узнал об этом, даже Саша. Уже совсем рассвело, когда партизаны появились в Черепети.

— Теперь не торопись… — прошептал Митя, когда они благополучно миновали опасное место на шоссе у переезда.

Станция рядом, но она в стороне и вся на виду. У ребят небольшие котомки за плечами, в руках у Мити палка. Они медленно бредут, делая вид, что неимоверно устали.

Снова Митя шепчет:

— Не спеши…

На бугорке у проселочной дороги присели, вынули краюшку хлеба, пару соленых огурцов, кусок нежирной свинины. Позавтракали, отдохнули. Сидели они на виду у всех, не маскируясь. Пускай смотрят проходящие мимо, забрели они на станцию по пути. Главное — протянуть время. В город еще рано идти. Посидев, отправились дальше. Саша и Митя открыто бродили по станционному поселку, в котором, словно осы в гнезде, кишмя кишели немецкие солдаты из строительного батальона.

Несмотря на накрапывавший мелкий дождь, солдаты в измятых, рваных серых куртках, с кирками, лопатами и топорами копошились на железнодорожных путях. По дороге то и дело тарахтели грузовики, подвозя строительный материал. Со стороны депо солдаты вручную подталкивали под заунывные выкрики старшего вагоны, подгоняя их на запасные пути. Строились временные пакгаузы. Вокруг штабелей снарядов, прикрытых брезентами, ходили часовые с автоматами.

Впервые в жизни разведчики были так далеко от своих, окруженные со всех сторон врагами. Даже громко разговаривать друг с другом они теперь опасались, помня приказ командира соблюдать величайшую осторожность. Без слов оба понимали. Немцы восстанавливают железнодорожные пути в Черепети, восстанавливают складское хозяйство. Что же самое главное, требующее особого внимания и о чем можно в первую очередь доложить командиру?

— Надо схему начертить… — прошептал Митя. Саша сразу понял. Карандаш у него есть и бумага.

На разрушенных улицах поселка, пахнущих гарью и бензином, на ребят не обращали внимания. Встречались беженцы и среди них такие же, как Саша и Митя, подростки. Очевидно, возвращаясь с окопных работ, они застряли на станции.

— Постой здесь… — прошептал Саша и, оглянувшись по сторонам, юркнул в разбитый кирпичный сарай.

Митя остановился и потом присел, делая вид, что переобувается. В проем разрушенной стены сарая он видел, как Саша торопливо на листке бумаги что-то чертит.

«Молодец Сашка… — подумал Мптя, терпеливо дожидаясь, пока тот кончит. — Сумеет ли он отметить места со штабелями снарядов?»

Снова заморосил мелкий осенний дождь. На сером небе облака сгрудились, кругом стало неприглядно уныло.

— Все… готово… — прошептал Саша, незаметно вынырнув возле Мити и глубже нахлобучивая на голову шапку.

Митя понял, где находится листок бумаги. Саша все еще медлил, озираясь по сторонам. Очевидно, он задумал еще что-то.

— Все… Теперь в город… — предложил Митя Обратно со станции ребята пошли по шоссе и нарвались на патруль. Рыжеватый, рослый, давно не бритый солдат с автоматом и с черными нашивками на рукаве серой куртки, очевидно старший, подозрительно оглядел ребят и на ломаном русском языке спросил, куда они идут. Саша молчал. В полуоторванной подкладке шапки лежал листок бумаги, который мог их теперь выдать. Но Митя, загораживая Сашу как старший, спокойно и деловито объяснил, что идут они с окопных работ домой.

— А дом-там.

Митя, вытаращив круглые, сразу побелевшие глаза и для убедительности колотя себя в грудь, настойчиво указывал на видневшиеся вдали постройки города. Патруль, направлявшийся в город, не стал обыскивать ребят, а взял их с собой. По дороге присоединилась еще группа саперов со своими инструментами. Ребята сразу смешались в толпе солдат, оживленно разговаривавших по-своему друг с другом. И тут Саша едва не сделал глупость, которая могла ребят погубить. Он, прихрамывая, стал незаметно отставать, глазами предлагая Мите последовать его примеру. Но тот, свирепо окосив глаза, упрямо, как бык, мотнул головой и даже заскрипел зубами. Саша понял и подчинился, перестав хромать.

Возле первых жилых построек, где шоссе, поднимаясь на косогор, круто сворачивало в сторону города, внимание ребят привлек босоногий, в одном белье старик, висевший на телеграфном столбе. На голове у него зеленела пограничного образца фуражка. Ветер слегка раскачивал труп. Сердце у Саши похолодело. Он узнал старого конюха Акимыча. Значит, Акимыч при фашистах не снял своей фуражки, не захотел покориться врагу. Кто-то из солдат дотронулся до плеча Саши и, усмехаясь, показал в сторону повешенного. Побледневшие ребята, насупившись, прошли мимо.

Войдя в город, ребята со странным чувством, словно они давно здесь не были, пытливо оглядывались по сторонам. Все было знакомое, родное и в то же время чужое.

Стены каменных домов на Ленинской чернели обгорелыми провалами. Развалины кое-где еще дымились. Со столбов свисали оборванные провода.