Девочка для вожака, или Замуж за волка (СИ) - Эль Вайра

Городская сплетница Берта была древней, как грязь, еще когда Мари была ребенком.

— Конечно! Кто еще догадается о том, что делают соседи?

Гензель немного помолчал, добродушно рассматривая Мари.

— Выглядишь… здорово, — сказал он.

Мари покраснела, и приятное волнение разлилось по ее телу.

— Спасибо. Ты… Ты тоже.

Она вдруг почувствовала ту же глупую застенчивость, на которой часто ловила себя, когда рядом с ней стоял Курт.

Гензель был невысоким, но всё-таки выше Мари. Мальчика-сорванца, за которым она когда-то носилась по холмам вместе с его младшей сестрой, казалось, больше не было. Перед ней стоял видный юноша с открытым и добрым лицом.

— Охотишься? — Мари прервала молчание и указала на оружие в его руках.

— Что? — Гензель вздрогнул, словно вышел из оцепенения. — А, это… Да. Хотел подстрелить пару кроликов на ужин. Я… мы с Гретель теперь живем в доме отца Хенрика, помогаем вот ему.

— О… А что случилось…

— Наш дом сгорел три года назад. Отец умер в пожаре.

— Мне… очень жаль.

Мари действительно сочувствовала его потере, но, если честно, не от всей души. Отец Гензеля был пьяницей, но, в отличие от Варина, взял за привычку бить своих детей, когда приходил домой в предрассветный час. Следы его гнева неделями не сходили с лиц и рук Гензеля и Гретель, а как только начинали заживать, на их месте тут же появлялись новые.

— А что насчет тебя? — спросил Гензель. — Твоя семья вернулась, чтобы остаться?

— Нет, — тихо сказала Мари. — Нет, я просто приехала навестить бабушку и дедушку перед… своей свадьбой.

Было так странно произносить это вслух. Злость на Курта и дедушку вновь зашевелилась в ее душе, но не охватил ее целиком, и она заметила, что лицо Гензеля немного помрачнело на ее последних словах.

— А… понятно. Значит, и твой жених тоже здесь?

Мари кивнула.

Они помолчали еще полминуты, и тишина стала ужасно неловкой. Наконец, Гензель откашлялся.

— А… эм… А почему ты тогда тут одна и плачешь?

— Я просто поняла, что буду скучать по нашей горе, — медленно сказала Мари, стараясь не выдавать слишком много эмоций. — И уже собиралась домой.

Тревога по поводу того, что она слишком далеко от Курта и Йохана всё-таки взяла над ней верх сейчас, когда злость поутихла.

— Могу… — Гензель замялся. — Могу я проводить тебя? Если ты не против, конечно.

— Да, звучит неплохо, — улыбнулась Мари.

К счастью, пока они шли по тропе, Гензель больше ничего не спрашивал о личной жизни Мари. Они предпочли посвятить разговор воспоминаниям об их детских проделках. Только когда он привел ее на крыльцо бабушки и дедушки, он спросил:

— Ты будешь на свадьбе Адлера?

— Бабушка говорит, что да.

Гензель довольно улыбнулся и кивнул Мари на прощание, а потом отправился по своим делам. Мари смотрела ему вслед и даже почувствовала себя довольной внезапным воссоединением со старым другом, пока не вспомнила о причине своего побега.

— Кто это был?

Голос Курта звучал низко и грозно, когда он вышел к ней из вечерних теней.

Ильзе и Ленз тоже вышли во двор.

Мари собиралась ответить, но увидела, как дедушка бросает на Курта полный ярости взгляд, а тот, в свою очередь, возвращает ему точно такой же. Ненависть на их лицах снова разожгла в Мари гнев. Вместо того, чтобы ответить Курту, она повернулась к бабушке и говорила будто бы только с ней.

— Гензель был достаточно добр, чтобы спросить о моем состоянии и проводить меня до дома.

Произнеся это, Мари кинула беглый взгляд на Курта и заметила, как исказились его черты.

— Ну, это мило с его стороны, — пожала плечами бабушка.

— Да, очень мило, — Мари гордо вздернула подбородок. — А теперь, если вы не возражаете, я пойду прилягу. Устала, знаете ли.

Она решительно зашагала к двери, но резко остановилась.

— Бабушка!

— Да, милая?

— Если они еще не поняли, пожалуйста, скажи дедушке и Курту, что если они вытворят что-то подобное еще раз, я не буду разговаривать ни с одним из них до конца жизни.

Семья молчала, пока Мари шла в свою комнату. Как только дверь за ней закрылась, крупные слезы покатились из ее глаз, а рыдания начали сотрясать тело. Но не только воспоминания о драке причиняли ей боль.

Она не могла взять толк, как ее дедушка, который пошел против всех правил, чтобы достигнуть своей мечты, теперь отказывает Мари в праве на ее собственный выбор. Он лучше других должен знать, что это значит — следовать своим путем, каким бы он ни был. И если она видит свой путь в том, чтобы остаться с Куртом, то Ленз должен поддержать ее, а не чинить преграды.

По крайней мере, ей так казалось. До сегодняшнего дня.

— Мари, — прошептал Курт с той стороны двери.

Прежде чем он успел продолжить и сказать еще хоть слово, она услышала приглушенный голос Ленза, который, очевидно, стоял на другом конце коридора. Она не поняла, что именно дедушка говорил, но ответ Курта был едким и ядовитым.

— Если мы каким-то чудом провернем это и снимем проклятие, не жди, старик, что я когда-нибудь позволю ей сюда вернуться.

Как раз в тот момент, когда Мари подумала, что ее сердце не может болеть сильнее, она почувствовала, как оно разрывается на части.

Глава 19

Верная своему слову, Мари не разговаривала ни с Куртом, ни с дедушкой всю оставшуюся неделю. У нее так хорошо получилось их игнорировать, что она впечатлила даже сама себя.

Бабушка наблюдала за всем этим с сочувствием, но в итоге не выдержала.

— Молчание придает сил, — сказала она, — но приносит мало пользы.

— Разговор принесет пользы еще меньше, — фыркнула Мари. — Если я открою рот, это будут не слова, а крики.

Так что она продолжила молчать и ждать.

Драк больше не было, но не было и покоя. Курт пытался найти утешение в компании Йохана, и больше не приходил ни для тренировок, ни для работы в поле. Лишь в самые поздние часы он возвращался в дом, чтобы улечься на сене в сарае.

Совместные ужины превратились в пытку. Еда не доставляла удовольствия никому. Курт сердито смотрел в свою тарелку, подавая голос лишь в том случае, когда к нему напрямую обращалась Ильзе. Ленз вел себя так же.

Единственный, кому, казалось, не вредила неловкая тишина, был Йохан. Он держал язык за зубами по собственной воле.

С удивлением Мари обнаружила, что угрюмое молчание Курта раздражает ее даже больше, чем его ссора с дедушкой. Она ждала, что он будет