Февраль - кривые дороги - Нина Артёмовна Семёнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с другой разведчицей, Женей, Люба принесла нам две корзины с минами. Причем Люба рассказывала, что, когда они несли корзины, немецкий патруль остановил их и стал проверять. А девушки засыпали мины сверху морковкой. Немец, увидев морковку, стал нагребать ее себе в карманы. Хорошо, что карманы у него оказались не очень объемистыми, и он отпустил девчат с миром, так ничего и не заподозрив.
Получив мины, мы стали обдумывать, что возможно заминировать в первую очередь. Решили заминировать трансформаторную будку, бензохранилище и бомбоубежище, где по ночам собирался весь немецкий летный состав. Но и этого нам показалось мало, и, заминировав перед уходом все три объекта, мы принялись за автомобили. Я стоял у входа в гараж и наблюдал, чтоб никто не зашел, а Виктор Крылов и Костя Божедомов вывертывали в моторах машин свечи и засыпали в мотор металлические стружки.
Покончив с этим, мы, все восемь человек, сели в машину и отправились на Смоленское шоссе, якобы для сбора запчастей по ремонту русских марок машин. Об этом было уже заранее договорено с начальником гаража. С нами должен был ехать немецкий фельдфебель, но мы выехали за ворота, а его нет. Мы не стали ждать, и Крылов нажал газ. Как мы и условились, на развилке нас ждала связная Женя, она села к нам в машину, и мы двинулись в расположение партизан. Дорога была размыта, вокруг грязь и слякоть, и колеса все время буксовали, но не хотелось бросать машину, и мы километров пятьдесят тащили ее прямо-таки на руках.
И вот партизанский полк Гришина, отряд «Победа». Как радостно встретил нас Кочубей и все партизаны! А уж нашему счастью не было, кажется, и границ: наконец-то дома!»
РАЗНЫМИ ДОРОЖКАМИ…
Если летом при переходе через линию фронта в отряде «Победа» было всего двадцать семь человек, то к зиме сорок второго года у Кочубея насчитывалось уже больше сотни партизан. За четыре месяца борьбы партизаны успели завоевать большую популярность среди местного населения, и в отряд приходили юноши и девушки из окрестных сел и деревень, временно оккупированных немецкими захватчиками. Много разных тропинок вело в этот отряд, и люди шли по ним со всех сторон, потому что не могли, не имели права поступать иначе. Вот, например, что рассказывает Иван Банный о своем приходе в отряд.
«Хорошо помню день, когда в нашу деревню Копосино Демидовского района Смоленской области пришли немцы. Был полдень. Мы, все колхозники, в это время делили мясо зарезанного колхозного быка в сарае. Немцы быстро окружили сарай и дали из автоматов несколько очередей. К счастью, никто не был убит. Потом они потребовали от нас яиц и масла. И так продолжалось каждый день, пока они не поели в деревне всех кур, гусей и поросят. С людьми обращались по-идиотски, наставляли в грудь винтовки, избивали. Я все это видел, и у меня с каждым днем росла злоба в душе, я хотел мстить, но был бессилен: ведь немец однажды уже дал мне затрещину, когда я отказался идти строить дорогу. Вскоре староста деревни отправил меня в обоз: везти из Демидова на Рудню награбленное добро для какого-то немца. Из Демидова я и сбежал вместе с лошадью и решил больше никогда не возвращаться в деревню, а уйти к партизанам. Все мои братья были на фронте, и для себя я считал позором служить немцам.
И вот мы втроем, Петр Сырков, Петр Сидоренков и я, отправились в партизанский край искать Демидовский райком партии. Нашли мы его в деревне Рожны Слободского района и обратились к военкому Быкову с просьбой принять нас в партизаны. Сыркова и Сидоренкова он оставил в отряде, а меня по малолетству отправил в диверсионную школу за линию фронта. По окончании школы я был зачислен в группу лейтенанта Каюды. Он пришел из отряда «Победа» набирать подрывников. Кроме меня в группе были еще Семен Крапоткин, Борис Казарин, Валентин Стариков, Алексей Овсянников, Михаил Кораблев, Николай Ронжен, Сергей Леонов и другие.
В конце сорок второго года мы перешли через линию фронта. Вот как об этом написал тогда наш поэт Борис Казарин:
Мы подошли к передовой,
Уж сумрак землю сжал,
Казалось, воздух даже спал
В тени лесов густой.
Порою выстрел нарушал
Царивший здесь покой
И долго в ярости глухой
По рощам рокотал.
Но смолкнет он, и вновь тиха,
Безмолвна глушь болот.
Стоит отряд, кого-то ждет
В немых покоях мха.
Проводники подходят к нам
В полупальто, в лаптях.
Один с улыбкой на губах,
Он молод по летам.
Другой постарше, он высок
И жилист. Крут в плечах.
Угрюмый блеск в его глазах,
Он молчалив и строг.
Посовещались меж собой,
Проверили маршрут.
И вот в болота нас ведут
Известной им тропой.
Ее не видим часто мы,
Но все ж вперед идем.
Неслышно, крадучись, гуськом
Среди зловещей тьмы…
Тяжелый плеск раздался вдруг
Чуть вправо за спиной,
И голос тихий, с хрипотцой:
«А ну, спасай-ка, друг».
За ствол сжимаю автомат.
Ложусь на мох спиной,
Ребята мне помочь спешат,
Мы тянем всей гурьбой.
Обросший тиной вылез он,
Стряхнул с одежды грязь,
Сказал: «Спасибо вам, друзья»
И мне, оборотясь:
«Спасибо, друг».
Опять гуськом
По мхам идем вперед.
И вдруг в безмолвии глухом
Взорвался пулемет…»
Новая группа подрывников пришла в отряд в очень трудное время. Отряд по пятам преследовала карательная экспедиция.
Нужно сказать, что к концу сорок второго года партизаны, действуя в треугольнике дорог Витебск — Смоленск, Смоленск — Орша, Орша — Витебск, так оседлали эти дороги, что немцы не на шутку всполошились. Чуть не каждый день летели под откос поезда. Немцы действительно жили, как писала когда-то Нюра Овсянникова, как в комариной кочке.
Все попытки немцев оградить этот важнейший треугольник от налетов партизан не приводили к успехам. Но и партизанам приходилось солоно.
