Шведские спички - Ро­бер Са­ба­тье

Про­шло два дня, и зна­мя сно­ва поя­ви­лось в ок­не. Все ут­ро Гас­ту­не про­гу­ли­вал­ся не­по­да­ле­ку, бро­сая ос­корб­лен­ные взгля­ды на воз­му­ти­тель­ную, по его мне­нию, эмб­ле­му. Он да­же крик­нул ра­зок: «Уби­рай­ся в Мо­ск­ву!» — но Бу­гра и не по­ка­зал­ся. Ве­че­ром флаг был опять уб­ран, но на­ут­ро во­дво­рен на ме­сто. Это уже вы­зва­ло вихрь вол­не­ний, об­су­ж­да­лось, кто «за», кто «про­тив», за­вя­зы­ва­лись спо­ры, а один ра­бо­чий из пред­при­ятия Дар­да­ра чуть не сце­пил­ся с Гро­ма­ля­ром, ко­то­ро­го под­стре­ка­ла к дра­ке же­на.

На сле­дую­щий день, ко­гда Бу­гра, си­дя у ок­на ря­дом со сво­им фла­гом, рас­ку­ри­вал тру­боч­ку, на­блю­дая, как клу­бы бу­ро­го ды­ма та­ют в те­п­лом воз­ду­хе, в де­ло вме­ша­лась по­ли­ция. Ко­мис­сар, со­про­во­ж­дае­мый дву­мя по­ли­цей­ски­ми, зая­вил, что это за­пре­ще­но му­ни­ци­паль­ным со­ве­том, и по­тре­бо­вал от Бу­гра не­мед­лен­но уб­рать стяг.

— Что, что вы го­во­ри­те? — пе­ре­спро­сил Бу­гра, под­не­ся ла­донь к уху.

По­ли­цей­ский чи­нов­ник был вы­ну­ж­ден по­вто­рить свою фра­зу гром­че, тща­тель­но вы­го­ва­ри­вая сло­ва, а его под­руч­ные мол­ча ожи­да­ли, за­ло­жив паль­цы за по­яс.

— Ах, вот оно что? — ска­зал Бу­гра. — Все­го и де­лов… Ну обо­ж­ди­те…

Он очи­стил свою труб­ку, по­сту­чав ею о по­до­кон­ник, сно­ва на­бил и ушел за спич­ка­ми. Вер­нув­шись, на­чал ее со сма­ком рас­ку­ри­вать и да­же пред­ло­жил та­бач­ка ко­мис­са­ру, но тот от­ка­зал­ся весь­ма су­хо. То­гда Бу­гра вы­та­щил из-под курт­ки ка­кой-то ма­лень­кий то­мик в крас­ной об­лож­ке и зая­вил, что это у не­го Гра­ж­дан­ский ко­декс, «ко­то­рый ка­ж­дый фран­цуз дол­жен чи­тать и об­ду­мы­вать». Пе­ре­лис­ты­вая стра­нич­ки, Бу­гра по­ин­те­ре­со­вал­ся:

— Ва­ше за­пре­ще­ние — это ка­кая ста­тья?

— Это не ста­тья, — сму­щен­но ска­зал ко­мис­сар, — а про­сто за­прет…

— Ну, то­гда ука­жи­те, по ка­ко­му па­ра­гра­фу, — по­про­сил Бу­гра, доб­ро­же­ла­тель­но улы­ба­ясь.

Ко­мис­сар ко­рот­ко бро­сил: «О чем спо­рить?» — но Бу­гра от­ве­тил:

— Не бес­по­кой­тесь, ко­мис­сар, ко­неч­но, у нас не форт Шаб­роль, но я хо­тел бы за­дать вам еще два-три во­про­са…

Ста­рик стал и впрямь на­пы­щен­но ци­ти­ро­вать ста­тьи Гра­ж­дан­ско­го ко­дек­са, хо­тя боль­шин­ст­во из них не име­ло пря­мо­го от­но­ше­ния к во­про­су.

Вско­ре на ули­це со­бра­лась тол­па. Гас­ту­не, Гро­ма­ляр и бу­лоч­ник ока­за­лись еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми и счи­та­ли, что за­кон сле­ду­ет со­блю­дать. Им про­ти­во­стоя­ли все, кто хо­те­ли по­за­ба­вить­ся. Де­ти же и еще не­сколь­ко че­ло­век, на­обо­рот, все при­ни­ма­ли все­рь­ез. Бу­гра от­стаи­вал свое пра­во ук­ра­сить ок­но «че­ст­ным пат­рио­ти­че­ским зна­ме­нем».

— Пат­рио­ти­че­ским, ска­жешь то­же! — шу­мел Гас­ту­не.

Ко­мис­сар нерв­ни­чал. По­ли­цей­ские по­вто­ря­ли со­брав­шим­ся: «А ну, не за­дер­жи­вай­тесь!» — в от­вет на что слы­ша­ли: «Ули­ца при­над­ле­жит всем!» Под ко­нец ко­мис­сар от­дал ко­рот­кий при­каз, и один из его лю­дей при­ста­вил к сте­не ле­ст­ни­цу. По­ка шли эти при­го­тов­ле­ния, ка­кой-то во­ен­ный в ок­не на­чал петь:

По­смей­те, по­смей­те-ка бро­сить вы­зовВе­ли­ко­леп­но­му на­ше­му ало­му зна­ме­ни…

Ко­гда по­ли­цей­ский взо­брал­ся до по­ло­ви­ны ле­ст­ни­цы, Бу­гра под­нял зна­мя и стал им раз­ма­хи­вать. По­ли­цей­ский тщет­но пы­тал­ся схва­тить древ­ко — Бу­гра был про­вор­ней, чем он. Кто-то за­пел: «То­реа­дор, сме­лее в бой!» — и ка­кой-то ре­бе­нок под­хва­тил: «То­реа­дор, то­реа­дор!» А во­ен­ный про­дол­жал свое:

Оно крас­ное от ра­бо­чей кро­ви,Крас­ное от кро­ви ра­бо­чих!

То­гда па­па­ша Бу­гра, ко­то­рый за­ра­нее на­сла­ж­дал­ся эф­фек­том, вы­дал са­мое глав­ное. Он ши­ро­ко раз­вер­нул по­лот­ни­ще фла­га, и ка­ж­дый смог про­чи­тать: 2-й полк ко­ло­ни­аль­ных пе­хот­ных войск. И Бу­гра, под­де­лы­ва­ясь под стиль вы­сту­п­ле­ний чи­нов­ни­ков су­пре­фек­ту­ры, вос­клик­нул:

— Гра­ж­да­не, гра­ж­да­не, зна­мя, что раз­ве­ва­ет­ся пе­ред ва­ми, при­над­ле­жит ко­ло­ни­аль­ным вой­скам, на­шим слав­ным ко­ло­ни­аль­ным вой­скам. И я тре­бую, пре­ж­де чем его убе­ру, чтоб все по­ли­цей­ские, а так­же и вы, ун­тер-офи­цер Гас­ту­не, воз­да­ли это­му зна­ме­ни во­ен­ные по­чес­ти!

Вся ули­ца при­ня­лась хо­хо­тать. Под­ро­ст­ки рас­пе­ва­ли: «Са­лю­туй­те зна­ме­ни, са­лю­туй­те зна­ме­ни, са­лю­туй­те!» Чтоб со всем этим по­кон­чить, ко­мис­сар снял свою шля­пу и дер­жал ее над го­ло­вой. По­ли­цей­ские — и тот, что сто­ял на ле­ст­ни­це, и тот, что ос­тал­ся вни­зу, — от­да­ли честь, а Гас­ту­не, хоть и не очень ре­ши­тель­но, все-та­ки при­ло­жил паль­цы к вис­ку. Толь­ко по­сле это­го Бу­гра свер­нул зна­мя и, сме­ясь в бо­ро­ду, за­хлоп­нул ок­но.

«По­след­няя вы­ход­ка Бу­гра» тут же бы­ла ши­ро­ко про­ком­мен­ти­ро­ва­на жи­те­ля­ми квар­та­ла, но об­ра­до­ва­ла лишь са­мых за­яд­лых шут­ни­ков. Лу­лу, вся­че­ски при­ук­ра­ши­вая эту ис­то­рию, до­ло­жил о ней Оли­вье, и тот по­чув­ст­во­вал гор­дость за сво­его дру­га.

Од­на­ж­ды Ма­до при­гла­си­ла его в чай­ный са­лон на ули­це Ко­лен­кур, и он си­дел на мас­сив­ном сту­ле «Чип­пен­дель», по­кры­том тис­не­ным бар­ха­том, на­про­тив Прин­цес­сы. Она с ним при­вет­ли­во бе­се­до­ва­ла, да­ва­ла со­ве­ты, как дер­жать се­бя за сто­лом, но де­ла­ла это не­за­мет­но. Оли­вье веж­ли­во ее слу­шал и все вре­мя улы­бал­ся. Ма­до бы­ла в этот раз еще кра­си­вей, чем все­гда, в сво­ей фет­ро­вой ша­поч­ке с пе­ром фа­за­на и свет­лом кос­тю­ме. Она за­бот­ли­во вы­ис­ки­ва­ла та­кие те­мы для раз­го­во­ра, ко­то­рые мог­ли бы ре­бен­ку по­нра­вить­ся, но его ма­ло ин­те­ре­со­ва­ли сло­ва; впол­не дос­та­точ­но бы­ло то­го, что он здесь, ря­дом с ней. Ему нра­ви­лась ее зе­ле­ная шел­ко­вая коф­точ­ка, ро­зо­вый мра­мор сто­ли­ка, ве­нок из цве­тов на чай­ни­ке, гор­шоч­ки для са­ха­ра, блюд­ца и чаш­ки, нра­ви­лось сле­дить за жес­та­ми офи­ци­ан­ток в бе­лых фар­туч­ках и с бан­та­ми в во­ло­сах; де­вуш­ки де­ли­кат­но бра­ли се­реб­ря­ны­ми щип­чи­ка­ми пи­рож­ные, что­бы по­ло­жить их на бу­маж­ные та­рел­ки с кру­жев­ны­ми фес­тон­чи­ка­ми по кра­ям.

За со­сед­ним сто­ли­ком две де­воч­ки с бе­ло­ку­ры­ми ко­са­ми на­сла­ж­да­лись вкус­ным ча­ем. Их отец, важ­ный гос­по­дин с уса­ми ще­точ­кой, си­дел очень пря­мо, слу­шая их ще­бе­та­ние, и ино­гда под­твер­ждал то или иное мне­ние лег­ким кив­ком. Дев­чуш­ки по­гля­ды­ва­ли на Оли­вье, а за­тем об­ме­ни­ва­лись вы­со­ко­мер­ной ка­приз­ной гри­ма­ской. Маль­чик не по­ни­мал, по­че­му они смот­рят на его но­ги, а по­том вверх, в не­из­вест­ную точ­ку над его го­ло­вой.

Мыс­ли его сно­ва об­ра­ти­лись к Прин­цес­се, пе­ву­чим го­ло­ском она что-то го­во­ри­ла ему о пред­стоя­щих ка­ни­ку­лах, о мо­ре, ко­то­ро­го он ни­ко­гда еще не ви­дал, о пля­жах, по­хо­жих, по его пред­став­ле­нию, на пе­соч­ни­цы в скве­рах, мо­жет, толь­ко по­боль­ше, о на­бе­реж­ной в До­вил­ле, о зна­ме­ни­тых лю­дях, ко­то­рых там встре­ча­ешь, о ка­зи­но, о бе­гах, о про­гул­ках, о голь­фе. Из ее изящ­но­го, кра­си­во очер­чен­но­го ро­ти­ка слы­ша­лись толь­ко при­ят­ные лас­ко­вые сло­ва, буд­то она не го­во­ри­ла, а пе­ла.

Уп­ле­тая кекс, Оли­вье ри­ск­нул за­дать во­прос, от ко­то­ро­го он дол­го воз­дер­жи­вал­ся. Он был очень сму­щен, ли­цо у не­го по­крас­не­ло, и он про­бор­мо­тал:

— Это прав­да, э-э… Ма­до, что, ну что…

— Что, ма­лыш?

— Что вы шо­фер­ша так­си?

Она с не­до­уме­ни­ем смор­щи­ла бро­ви. Оли­вье еще боль­ше по­крас­нел и из­ви­няю­щим­ся го­ло­сом про­ро­нил: «Мне ска­за­ли, что…» Он чув­ст­во­вал се­бя ужас­но не­веж­ли­вым, не­скром­ным, вро­де тех ку­му­шек, ко­то­рые сплет­ни­ча­ют во дво­рах или из ок­на в ок­но, ста­ра­ясь что-то вы­ве­дать друг у дру­га околь­ным пу­тем.

Ма­до за­жгла си­га­ре­ту «Прим­роз», рас­те­рян­но по­вер­те­ла ча­шеч­ку на блюд­це, а по­том за­го­во­ри­ла уже серь­ез­но:

— Да нет же, ты зна­ешь, у ме­ня нет так­си… Мне при­хо­дит­ся все вре­мя то на­де­вать пла­тья, то их сни­мать и на­де­вать дру­гое. Ведь я «ма­не­кен»…

Оли­вье не по­нял, что в дан­ном слу­чае мог­ло оз­на­чать сло­во «ма­не­кен». Во-пер­вых, по­то­му, что оно муж­ско­го ро­да, сле­до­ва­тель­но, не­при­ме­ни­мо к жен­щи­не. А кро­ме то­го, оно вы­зва­ло у не­го пред­став­ле­ния о чем-то не­под­виж­ном — о той де­ре­вян­ной бол­ван­ке, ко­то­рую Вир­жи­ни дра­пи­ро­ва­ла в тка­ни, как в пла­тье.

Оли­вье еще ду­мал над этим, но Ма­до не­ожи­дан­но за­смея­лась: