Разрушенные (ЛП) - Пэппер Винтерс

Инстинкт самосохранения во мне хотел подчиниться, но я оттолкнула его.

— Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь.

Он маниакально рассмеялся.

— Ты? Мисс идеальность? Женщина, у которой есть все? Не заставляй меня доказывать, смехотворность этой ситуации. Ты чертов хамелеон со своей ложью и секретами.

Наклонив голову, он уставился сильнее, глубже в меня, чем кто-либо прежде. Мне не нравилось, какой слабой и неуверенной он меня делал. Мне не нравилось, что мой дом лжи мог рухнуть в любой момент. Мне не нравилось быть образцом под пристальным вниманием.

— Ты думаешь, я не вижу тебя? У тебя есть прошлое, как и у всех, но оно темнее. Ты делала то, что другие не поймут, но это не значит, что ты знаешь меня. Я не доверяю тебе, Хейзел Хантер. — Двигаясь вперед, он указал на дверь позади меня. — Я не буду просить снова. Последнее предупреждение. Убирайся, нахрен, и оставь меня в покое.

Я была настойчива, но не смогла победить. Я сделала все возможное. Отступив, я сощурила глаза.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, ладно. Но ты в долгу передо мной. Ты в долгу передо мной за ту связь, что возникла между нами прошлой ночью. Ты чувствовал ее, так же как и я. Ты заставил меня согласиться с твоими условиями, когда не смог проигнорировать вызов. Что, если связь — это тот единственный способ, чтобы помочь тебе? Что, если я тот человек, которого ты ищешь?

Я не хотела говорить это. Это было слишком самоуверенно. Это было похоже на высокомерную добродетель. Я не знала, чувствовал ли он то же самое влечение. Ту же самую тягу.

Он попятился и сжал кулаки так сильно, что его костяшки побелили.

— Кем, черт побери, ты себя возомнила? Ты ничего не знаешь. Ничего! Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужно твое исцеление! — его голос изменился от упорствующего гнева до легкого замешательства. Он подчеркнул слово «исцеление», и его австралийский акцент перешел на что-то гортанное, иностранное. Это подходило ему больше, чем фальшивость его австралийского говора.

Я видела правду. Ясную, как день. Все что я говорила, было настоящим. Все, что он пытался спрятать — выходило на свет.

— Я не единственная, кто лжет. Ты тоже. — Я наклонила голову, рассматривая его ближе. Как будто ответ пришел ко мне из ниоткуда. Я видела его через все тени и секреты, поймав небольшие фрагменты правды. — Я думаю, что ты прячешься от чего-то и каждый день живешь в страхе.

Фокс рассвирепел, закипел и ощетинился.

Вся заботливость, глупые инстинкты увеличились, надеясь, что он треснет и позволит своим стенам упасть. Этому мужчине не нужна женщина, чтобы согревать его постель. Ему нужен психиатр. Я не хотела быть рядом ни с кем настолько проблемным, но я уже не могла уйти.

— Ты должен позволить мне помочь тебе.

Страх душил меня, когда, казалось, он стал больше, приняв ледяную наружность, что не давала ни единого намека на раскаяние или человечность.

Я замерла, уставившись в его свирепый взгляд. Проблема была в том, что в этот раз я не могла читать его. Он закрылся, и все что я видела — холодный мужчина с порочными наклонностями, усиливающимися грешным шрамом.

Он вздрогнул, когда все его тело застыло без движения. Мышцы напряглись под его одеждой, его аура излучала агрессию и сопротивление.

— Я ничего тебе не должен.

Мое сердце ускорилось. Правда кричала громко и ясно. Так или иначе, он заработал этот шрам благодаря долгу за грехи прошлого. Он не был свободным мужчиной. Он принадлежал кому-то, кто держал его на коротком поводке или издевался над ним так сильно, что ему потребовалось очень много сил, чтобы освободиться.

Тяжело дыша, я опустила глаза на его трясущееся тело. Я хотела понять темные повреждения, скрытые в его глазах.

Боже мой. Что с ним случилось?

Мой взгляд установился на нем, как будто я была стрелкой компаса, а он моим севером. Со мной никогда такого не происходило. Никогда не была так настроена к другому. Возможно, мы были родственными душами, соединенными в прошлом, в мире полного согласия. Это судьба.

Слишком много. Слишком интенсивно. Слишком опасно.

Я должна защитить и спасти Клару, я не должна оставаться с кем-то настолько сломленным. Это было время, чтобы отделиться от него и забыть — не только из-за моего здравомыслия, но также и из-за моего будущего. Я ненавидела, что в первый раз в жизни, я чувствовала себя слабой. Слабой, потому что не имело значения, как сильно я хотела помочь ему, я не в состоянии сделать это. Он был потерянным для спасения.

Тяжело выдохнув, я отпустила ситуацию. Я заставила все свои вопросы и любопытство уйти из моей головы. Моя жизнь уже была достаточно завершенной. Мне не нужно было размышлять о том, чтобы принять сбившегося парня, который, несомненно, оставит меня разбитой на кусочки.

— Забудь об этом, — понизив голос до шепота, я сказала: — Я уйду. Но ты должен знать, что я вернулась, чтобы высказать тебе всё, что я думаю, но также, чтобы продолжить наше соглашение. Я отказываюсь оставаться с тобой на месяц, но я охотно проведу свои дни с тобой. Чтобы дать тебе то, что ты хочешь. Несмотря на то, что я сказала — я хотела тебя. Я чувствовала ту же самую тягу.

Его спина напряглась. Казалось, воздух вокруг него трескается и плачет со смесью сожаления и отвращения к себе. На мгновение я подумала, что он задушит меня. Вытянет руку и схватит меня за горло своей большой рукой и выбьет воздух из моего тела. Но затем его злость уменьшилась, исчезнув и заменившись холодностью.

— Мне плевать. Я не хочу видеть тебя снова.

К черту его. Я покончила с ним.

Развернувшись, я последовала к двери. Моя злость обрушилась на меня волной. Я отдала ему свою страсть и предложила единственную надежду, и он бросил ее мне в лицо.

В тот момент, когда я вышла за дверь, я не хотела видеть его снова. Я буду не в состоянии выдержать это. Мне нужно убедиться, что прощание было окончательным.

— Держись от меня подальше, Фокс. Если я увижу, услышу или пойму, что ты рядом, я не просто причиню тебе боль. Я убью тебя!

В день, когда я завершил последнюю фазу обучения, случилось два события. Они вытатуировали мне отметку главного агента, и мне сообщили о моем наследстве. Несколько лет я жил в клетке внутри огромного дома, мне говорили, что есть, говорили, кого убить и когда говорить. Я носил ту же самую черную одежду, как и все новобранцы. Я следовал закону.

Они рассказали мне кем я был до того, как меня украли на мой шестой день рождения.

Я не был нищим или бродягой с улицы как другие дети. Моя семья была не среднего класса.