Вечный зов. Том I - Анатолий Иванов

— Иного выхода у нас нет. И Савельев тоже так считает. Зимой жильё будем помаленьку строить.

— Он в Новосибирске всё ещё? Мне бы тоже с ним обговорить кой-чего надо. Я всё-таки инженер по сельхозмашинам. А теперь даже и неизвестно, что мы выпускать будем.

— Артиллерийские снаряды. Чего тут неизвестного?

— Снаряды! Но я не знаю, как снаряды делать! Я этого не умею. Сейчас надо уже думать над монтажом цехов, над установкой оборудования. А я не знаю, что, куда, как! И никто не знает. Никаких специалистов с оборонного завода не прибыло.

— Кажется, сегодня приезжают вместе с Савельевым.

— Да? Наконец-то! А землянки… — Хохлов вытащил истрёпанную тетрадку. — Вы на бюро вон об этой огромной котловине, кажется, говорили. Я её обследовал утром. И кое-что набросал тут. А что это за котловина?

— Не знаю. Когда я был маленький, старики говорили, что здесь был огромный пруд, который по деревянным трубам наполнялся из Громотушки — из ручья, что по деревне бежит. Потом трубы сгнили, пруд высох.

— Ну и отлично, что высох. Края котловины довольно круты, но это и хорошо. Экскаватором мы выберем по краям котловины грунт… Вот, смотрите…

В тетради Хохлова была нарисована эта продолговатая котловина с квадратными ячейками по краям. Рисунок походил на ожерелье и был по-своему красив.

— Дюжина ковшей — и землянка, собственно, готова. Остаётся накрыть её сверху чем-то. Лесу для этого, я думаю, найдём. Входы в землянки отсюда, снизу. Неудобно, но что поделаешь. А талые воды не затопляют котловину?

— Нет. На дне чуть водичка держится, пока почва не оттает.

— Отлично. Даже красиво будет: вокруг озера — роскошные особняки… — Хохлов перевернул страничку. — А вот подсчёты кое-какие. За полмесяца пятью экскаваторами землянок нароем достаточно. Ну а людей, конечно, на устройство этих землянок понадобится… Ну, тут проще — человек по пятьсот будем каждый день сюда направлять. Главное — накрыть их и входные двери тёплые сделать. Внутренность каждый уж по своему вкусу оборудует. Но общий принцип их устройства, мне кажется, должен быть такой…

Хохлов снова перевернул страницу, и Кружилин увидел нарисованный карандашом план землянки.

— Вход, как видите, снизу, со дна котловины, — пояснял Хохлов. — Дверь, по бокам — небольшие окна. Здесь сразу кухня, столовая — всё. А дальше — перегородка, за ней — спальня. Спальня тёмная, освещается только электричеством. Но зато тёплая, в тепле люди спать будут. Печь вот здесь, на обе половины. А?

«Кухня, столовая, спальня» — всё это в устах Хохлова звучало убедительно и серьёзно, будто он показывал планировку не примитивной землянки, а настоящего жилого дома.

— А может, на две, на три семьи одну землянку делать, а? — продолжал меж тем Хохлов. — Тут надо подумать, что скорее, что в данной обстановке экономнее даже не в смысле материала, а времени. Вот я планы и таких землянок набросал…

— Когда ты это успел всё, Иван Иванович? — с тихой грустью спросил Кружилин.

— Ну, это не сложно, это между делом. — Хохлов захлопнул тетрадь. — Сложнее другое. Автолавку вот ночью украли.

— Да, мне звонил начальник милиции. Ищут.

С автолавок в палаточном городке рабочим завода продавали продукты, одежду, обувь. Вообще, все товары, какие оказывались в Шантаре, в первую очередь направлялись сюда. На днях в райпотребсоюз поступила большая партия ситца, шерстяных тканей и рабочих сапог. Председатель райпотребсоюза распорядился нагрузить две автолавки и отправить в городок.

Машины с товарами и прибыли под вечер, часа полтора торговали. С наступлением темноты лавки опломбировали и, как всегда, сдали сторожу. В городке была с самого начала учреждена своя охрана, за небольшую дополнительную плату сторож согласился присматривать и за автолавками: чтобы не делать частых бесполезных перегонов, их на ночь оставляли в городке.

Сегодня утром и сторож, и одна из автолавок с тканями и сапогами исчезли. Это обнаружил милиционер Елизаров, который на рассвете решил проверить, всё ли спокойно в палаточном городке.

Сторожа, едва живого, оглушённого чем-то по голове, нашли за одной из палаток. Когда старика растолкали, он пощупал разбитую в кровь голову и заголосил:

— Провались она, эта охрана, и ваши деньги! Освобождайте немедля с должности… Ох, головушка расколотая!

— Кто автолавку угнал, какие люди? Не заметил? — допытывался Елизаров.

— Ничего не знаю. Мальчонку ищите лет десяти-двенадцати…

— Какой мальчишка? Какой он из себя?

— Откудова я знаю какой?! — закричал старик. — Темно было, откудова разглядеть? Шебаршит, говорит, чтой-то в машине. Я и приладился ухом к ейной… к машинной стене. Меня сзаду и дербалызнули…

— …Найдут, я думаю, эту автолавку. Куда они её денут, не иголка, — помолчав, сказал Кружилин, достал часы на ремешке. — Значит, насчёт землянок решено… Ого! Ну, я на станцию. Ты не поедешь встречать Савельева?

— Надо бы, да вот трансформаторы меня волнуют… Там, на станции, Савчук, он встретит…

Станция была расположена от Шантары километрах в трёх. Железнодорожная линия прошла в таком отдалении потому, что возле Шантары каждую весну широко разливалась Громотуха, затопляя левобережье в иные вёсны километра на полтора, на два. Строители побоялись, видимо, что, если проложить дорогу ближе к селу, полыми водами может размыть железнодорожную насыпь.

Кружилин придерживал рвавшегося жеребца. Шоссе было за эти два-три месяца разбито, раздавлено грузовиками, разворочено колёсами и гусеницами тракторов. Колдобины и рытвины Полипов приказал Малыгину засыпать гравием и дресвой, и расторопный Малыгин со своими «жохами» держал шоссе в порядке. Недавно Малыгин был мобилизован на фронт. Кружилину и Полипову было не до дороги, и она снова оказалась в плачевном состоянии. «Надо, крайне надо до дождей её как-то подремонтировать. Иначе в слякоть раскиснет вовсе… Ну, да теперь и у Савельева тоже об этом пусть голова поболит…»

Навстречу беспрерывно шли грузовики, ползли тракторы, волоча за собой тяжёлые прицепы с заводским имуществом.

Один из тракторов, поравнявшись, вдруг остановился, из кабины выпрыгнул молодой парень и замахал руками, подбегая. Поликарп Матвеевич натянул вожжи.

— Что тебе?

— Познакомиться хотел, — сказал парень. — Вы ведь секретарь райкома Кружилин…

Серые глаза парня глядели спокойно, только холодно и недоверчиво, из-под кепки свисали перепутанные космы волос.

— Кружилин, верно. А ты-то кто?

— Я Савельев Семён.

— А-а, сын Фёдора Савельева, значит? Вон ты какой вырос, Семён. — Кружилин снова оглядел парня с любопытством.

— Вырос. Жениться даже хочу.

— На свадьбу, значит, приглашаешь?

— Нет, я насчёт брони, которую мне выдали.

Под бровями у Кружилина шевельнулись тёмные зрачки.

— Понятно. А ты на фронт хочешь?

— А что я, хуже других? У меня была отсрочка от призыва и на действительную, поскольку в МТС трактористов не хватало. Ну, я даже рад был. А сейчас…

Семён сдёрнул кепку, ладонью сгрёб назад волосы, снова притиснул их кепкой.

— Я, Семён, тоже на фронт хотел бы. Да вот тоже не берут.

— Вы — другое дело. Вам и тут дел хватит.

— Тебе, что ли, не хватает?

— Да какое это дело? — Семён кивнул на свой трактор. — Ну конечно, я понимаю… И хлеб надо убирать, и завод строить. Я уже третью неделю заводские грузы вожу. Но ведь девчонку любую поучить два месяца — и она так же рычагами будет двигать.

— Так ведь учить ещё надо. А завод ждать будет?

— Ясно… — мрачно уронил Семён. — Значит, не поможете?

— Будет нужда — и без моей помощи призовут.

— Значит, сейчас — нету нужды?

— Пока, выходит, здесь ты нужнее.

Семён постоял молча, глядя куда-то мимо Кружилина, в пустую, ещё не тоскливую, но уже начинающую грустнеть степь, сплюнул под колёса и пошёл к трактору. Запрыгнув в кабину, дал такой газ, что машина, взревев, затряслась, и Кружилин, ощутив, как задрожала земля, улыбнулся чему-то.

Станционные пути были плотно забиты пыльными железнодорожными составами. Возле путей в беспорядке грудились тракторы, грузовики, пароконные брички, бычьи упряжки. Гружённые заводским имуществом машины и подводы тяжело выползали на шоссе, навстречу им почти вереницей шли порожние. Грохот тракторных и автомобильных моторов, рёв паровозных гудков, лязг железа, ржанье лошадей, людская ругань и крики — всё смешалось в один надсадный, нескончаемый гул.

Но как ни плотно стояли составы, сквозь них протиснулся ещё один. Закопчённый паровоз подтащил к самому перрону десятка три платформ, гружённых станками, тёсом, кирпичом, какими-то ящиками. Из единственного в этом составе крытого товарного вагона соскочил мужчина в дождевике, с кожаной фуражкой в руке.