Наследство Валентины - Кэтрин Коултер

– Я не Алисия. Прости, но мне пришлось расспросить о ней Дачесс. Она сказала, что Алисия была прекрасна – маленькая, светловолосая и синеглазая. Ты любил ее, но я ничуть не похожа на твою первую жену, и поэтому ты ко мне равнодушен. Не представляю, что с нами будет.

– Мы все выдержим и переживем, – пообещал Джеймс, снова наклоняя бутылку над бокалом жены.

Но на дне ничего не осталось, а хмель его ничуть не берет. Дьявол! Хоть бы она опьянела!

– Баджеру следовало бы знать, что жених и невеста больше нуждаются в спиртном, чем обычные люди. Он должен был положить еще одну бутылку.

Джесси порылась в корзинке.

– Он так и сделал! – воскликнула она, вынимая обернутую салфеткой бутылку.

Джеймс произнес благодарственную молитву за здоровье старшего повара Чейз-парка.

– Превосходный человек этот Баджер, не правда ли? Давай напьемся здесь, на этом прелестном лугу. День теплый. И когда ты окончательно потеряешь голову и ничего не будешь соображать, я подниму амазонку, расстегну бриджи и возьму твою девственность. Со всем будет покончено, и мы отправимся в Кендлторп и выспимся. Завтра все будет забыто, и мы со спокойной совестью вычистим стойла. Вероятно, тогда нам удастся настолько освоиться друг с другом, что мы станем насвистывать что-нибудь повеселее или даже споем куплеты Дачесс. Что ты на это скажешь, Джесси?

Джесси ничего не ответила. Он надеялся, что она улыбнется, уголки губ хотя бы чуть приподнимутся, но Джесси оставалась серьезной как никогда. И вообще, она была занята – пыталась вытащить пробку из бутылки. Ничего не получалось. Тогда Джесси пустила в ход зубы. Джеймс откинулся на спину. Солнце ласково светило, аромат цветов наполнял воздух. Взглянув на жену, он рассмеялся. Перед ним была прежняя Джесси-соплячка, вечно жующая соломинку, облизывающая засахаренный миндаль с пальцев и зубами открывающая шампанское. Услышав хлопок, он молча поднял бокал и протянул ей.

Джесси начала хохотать после четвертого бокала. Слава милосердному Господу!

Она взмахнула рукой, чтобы отогнать пчелу, и Джеймс предупредил:

– Осторожнее, Джесси, ты едва не разлила наше драгоценное шампанское.

Джесси рывком сунула бутылку между ног.

– Теперь с ней ничего не сделается.

В эту минуту Джеймс понял, что нужно действовать быстро, прежде чем он сам напьется до того, что будет способен лишь рыгать.

– Ты чувствуешь себя настолько поглупевшей, чтобы лечь и позволить мне целовать тебя?

Джесси немного подумала. Сейчас вид у нее был встревоженный, взволнованный и куда более испуганный, чем у грешника в комнате, полной священников.

– Да, – решила она, – давай целоваться.

– Поставь бутылку сюда. Вот так. Ну а теперь успокойся, Джесси, все будет хорошо.

– Еще немного шампанского, Джеймс, – ответила она и, налив вина, выпила залпом и наконец улыбнулась.

Она легла на спину, потянулась и сложила руки на груди, словно мертвая. Джеймс посчитал, что уместнее всего было бы сорвать цветок наперстянки и вложить ей в пальцы, однако предпочел наклониться и поцеловать ее сомкнутые губы.

– Приоткрой немного рот, – улыбаясь, попросил он. – Представь, что я – маленький сочный кусочек чего-то вкусного вроде копченого языка с гарниром, который так чудесно готовит Баджер.

Джесси немедленно послушалась, и Джеймс почувствовал себя так, словно получил беспощадный удар в живот. Вкус Джесси... шампанского и еще чего-то экзотического... Ему хотелось бесконечно целовать ее, впившись в губы. Да, в этой Джесси не было ничего от прежней соплячки, и Джеймс старался владеть собой. Он боялся, что, если начнет ласкать ее по-настоящему, она вновь превратится в четырнадцатилетнюю девчонку.

Джеймс на мгновение отстранился и посмотрел на нее. Глаза широко открыты и рот тоже. Она ошеломленно уставилась на него.

– Что, Джесси?

К его веселому изумлению, она побагровела. Залилась краской и отвела взгляд.

– В чем дело? Объясни же! Я твой муж.

– Шампанское великолепно, хотя...

– Да?

– Не будь глупым, Джеймс, мне нужно... облегчиться.

Джеймс безуспешно пытался не расхохотаться.

– Подумать только, до чего может довести бутылка шампанского! Хорошо, я подожду тебя здесь, Джесси. За кленами есть чудесные кусты.

Джесси кое-как поднялась на ноги, расправила юбки и с преувеличенной осторожностью направилась к рощице, ни разу не оглянувшись на мужа.

Он прислонился к нагретому солнцем камню и начал напевать новые куплеты Дачесс. Один, второй, третий... Потом выпил еще бокал шампанского. И наконец нахмурился, встал и, приставив ладонь к губам, окликнул:

– Джесси? С тобой все в порядке?

Молчание. Тишину нарушал только тихий шелест листьев на легком ветру.

– Джесси!

Джеймс встревожился по-настоящему и был поражен, обнаружив, что не слишком твердо держится на ногах. Поэтому он благоразумно вылил содержимое бутылки на задорные маргаритки, искренне надеясь, что они не поникнут, и направился к деревьям.

Джеймс обнаружил Джесси лежащей в забытьи под кустом. Она мирно посапывала, подложив ладошку под голову.

– Ну и ну, – охнул Джеймс.

Теперь придется все начать сначала. Что будет с Джесси, когда та очнется? Похмелье – штука неприятная.

Джеймс был готов поклясться: Баджер понятия не имел, к чему приведут его благородные намерения и какими окажутся последствия столь великодушного дара.

Джесси хотелось умереть. Она не собиралась ни с кем прощаться и желала лишь одного: тихо, медленно испустить последний вздох и отойти с миром к праотцам.

Джесси приоткрыла глаза только раз. От яркого света голова мгновенно начала раскалываться, а внутри, казалось, все скрутило, так что конец, по всей видимости, был недалек.

– Это похмелье, Джесси, – объяснил Джеймс. – Вот, выпей. Миссис Кэтсдор сделала специальный отвар.

– Джеймс? Ты здесь, со мной? – Да. Выпей.

Он умудрился влить в нее все до последней капли, но задача оказалась нелегкой, и после этой экзекуции Джесси стало еще хуже. Мерзкое зелье текло по подбородку, а сама Джесси продолжала захлебываться. Снадобье действительно было отвратительным: Джеймс знал это, поскольку успел проглотить полный стакан. Зато оно рано или поздно все-таки помогало.

– Бедная Джесси, – пожалел он и положил ей на лоб салфетку, смоченную холодной водой. – Нет, не открывай глаза. Ты в Кендлторпе, в своей спальне. Мне удалось затащить нас обоих в седло Бертрама, хотя он не проявил ни малейшего желания тащить двойную ношу, несчастный эгоист, и жаловался почти всю дорогу, да к тому же все время хлестал меня по ногам своим длинным хвостом. Мне пришлось удерживать одновременно тебя и поводья Эсмеральды, а ты то и дело норовила соскользнуть на землю. Однако кобылка посчитала поездку чем-то вроде приключения. Кроме того, она оглядывала Бертрама с чисто женским интересом.