Комната кукол - Майя Илиш

— Молчи! — напустился на меня Руфус. — Никто не спрашивал твоего мнения. То, что тебе стало об этом известно, — не знак нашей благосклонности. Это необходимость. Настало время рассказать, зачем ты здесь. И ты не справишься со своими обязанностями, если не поймешь, с чем имеешь дело.

Этим он нарушил чары — он вновь стал прежним Руфусом, грубым и презрительным. Фея или человек — какая разница? В первую очередь он был Руфусом.

— И какова же моя задача? — спросила я, уже боясь ответа.

Но его, как это ни удивительно, не последовало.

— Мы поговорим об этом после, — сказал Руфус. — Может быть, завтра. Когда я увижу, что ты все поняла. — Он улыбнулся. — Не сейчас.

После этого меня отпустили из комнаты.

Я не могла оставаться в доме. Мне нужно было время, чтобы подумать, а для этого я не должна была никого видеть, особенно фей. Мне все еще было сложно принять их такими. И я не понимала, почему я по-прежнему вижу Руфуса, Вайолет и Бланш людьми, а не сверхъестественными созданиями, укрывшимися в телах людей, раз могу увидеть в куклах коконы с душами. Я предпочла бы лицезреть истинный облик фей, чтобы не размышлять о том, что общаюсь с тремя живыми мертвецами.

Но и со слугами мне не хотелось сталкиваться — теперь-то я знала, что они все, вплоть до помощницы кухарки, находились под чарами Молинье.

Я вдруг почувствовала себя очень одинокой. Я потеряла всех друзей в Холлихоке — Алана, Люси, даже Бланш. Я никогда больше не смогу увидеть в ней девочку, которой она казалась. Тут никого не осталось, кроме меня. Чувство, что мне здесь не место, еще никогда не было таким сильным, как сейчас. Я не фея, я не зачарована, у меня нет имени, нет прошлого. Об этом я тоже хотела подумать. Именно об этом. И место, где я едва ли кого-то повстречаю, — это сад.

У меня не было определенной цели. Может быть, я хотела узнать, где же все-таки вход в лабиринт, или проверить, приведет ли дорожка меня к стене и в лучах солнца. Или я хотела посмотреть на сломанную куклу, проведать свинок, этих последних существ в имении, остававшихся теми, кто они на самом деле. Но я не могла выбрать, поэтому просто позволила ногам нести меня, куда глаза глядят.

Да, это был сад фей. Теперь я поняла, почему все цветет одновременно, и неважно, какой сейчас месяц. Поэтому мне было так хорошо здесь. Мне казалось, что феям место в садах и парках, а не в домах. И уж точно не в человеческих трупах. Постепенно я поняла, что меня так пугает. Бланш была только началом. Тут так много кукол — и для каждой в наш мир явится новая фея. Вначале они заполонят этот дом, а потом распространятся по людским землям. Но что в этом плохого? Если у фей не было другого выбора, если только так они могли выжить здесь в наше время… занять мертвое тело все же лучше, чем отобрать живое… И что случилось бы, если бы они этого не делали? Каким был бы наш мир без фей? И без грез?

Но как я ни старалась понять Руфуса и Вайолет, я все же с удовольствием отказалась бы от подаренных ими снов. Я тосковала по прежней жизни, даже по сиротскому приюту, когда я пребывала в блаженном неведении и в точности понимала, где мое место. Если бы сейчас мне удалось вернуться в прошлое, когда Руфус приехал в приют Св. Маргариты и спросил, кто любит играть в куклы, я первой бы подняла руку. Играть с куклами хорошо. Руфус, Вайолет и Бланш играли с людьми.

Я шла по лужайке, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Мысли переполняли мою голову, и у меня не хватало сил смотреть по сторонам. Только иногда я останавливалась, оглядывалась, пытаясь понять, где же очутилась, и шла дальше. На мгновение мне подумалось, что работа садовника принесла свои плоды: теперь все казалось не таким заросшим и неухоженным. Мне стало немного грустно от этого, и я представила себе, как тут все выглядело до появления Вейверли, когда сад еще принадлежал мисс Лаванде…

И тогда в моем сознании заклубился новый рой вопросов. Кто такая мисс Лаванда? Вернее, что она такое? Я уже давно не верила в то, что она тетушка Руфуса, все эти семейные связи и родовое имя были не более чем прикрытием. Была ли мисс Лаванда феей, собиравшей души, чтобы вернуть своих соплеменников в мир людей? Или она была человеком? Если так, зачем ей куклы? Все как-то не складывалось. Если она была феей — то неужели она умерла? Скончалась от старости?

Я тряхнула головой.

Феи так просто не умирают. Но их человеческие тела не могут жить вечно. Если мисс Лаванда была первой, кто вернулся в человеческий мир, то она вселилась не в труп, а в тело настоящего живого человека… Впрочем, какой смысл думать об этом? Я могла часами ломать голову, размышляя, кем же была мисс Лаванда, но едва ли это дало бы мне что-то новое. Эта женщина умерла, и я никогда не получу от нее ответы, которые мне нужны. Думать о прошлом, потому что меня пугает настоящее… Это глупо. Так поступают только трусы. Я должна прийти к какому-то решению, прежде чем вернуться в дом. Ко всему еще и дождь начался.

Вначале едва заморосило, и я подняла голову, чувствуя, что мои волосы чуть-чуть намокли. Что там с тучами? Мне в глаз попала капля. Я задумалась, стоит ли спрятаться под деревом или бежать в дом, когда вдруг хлынул ливень. Не успела я досчитать до десяти, как тугие струи ударили в землю.

До дома было слишком далеко. Я побежала к ближайшему дереву, но это ничуть мне не помогло — вода пробивалась сквозь переплетение ветвей, и я мгновенно вымокла, будто стояла под открытым небом. А затем я вспомнила о старой часовне. Хотя она и заперта и внутрь мне не забраться, но крыша выступала над стеной, и она защитит меня лучше, чем кроны деревьев. Пришлось оглядеться, чтобы понять, где именно я нахожусь, но я и так уже промокла до нитки, так что какая разница? Тем не менее я побежала в сторону часовни. Трава была такой скользкой, что я чуть не упала, но мне удалось добраться до часовни в целости и сохранности.

Мокрая и запыхавшаяся, я остановилась, злясь на себя. Теперь я очутилась еще дальше от дома, а судя по всему, ливень и не думал прекращаться. Значит, мне еще раз придется пересечь сад под дождем, чтобы переодеться в сухое. Конечно, теперь я была укрыта от ливня, но только до тех пор, пока прижималась к стене и втягивала живот. Я думала, как хорошо, что даже самый благожелательно настроенный человек вряд ли назовет меня пышногрудой. Поскольку в Холлихоке я не располнела, а даже немного похудела, единственным, что выдавалось из-под навеса, оказался мой кончик носа.

Ну, меня хотя бы не замучает голод — тут росла ежевика. Мне опять вспомнилось, что, кроме фейского вина, я за последние два дня ничего не ела и не пила. Может быть, фее такого и хватило бы, но я была человеком — с человеческим желудком. А ежевика уже созрела.

Конечно, собирая ягоды, я намокла, но хотя бы о платье беспокоиться больше не приходилось — все равно оно было безнадежно испорчено, а значит, можно не волноваться, что колючки порвут подол или сок ежевики оставит на белой ткани пятно. Я набила рот ежевикой, чувствуя, как сок стекает по губам. Шероховатые ягоды щекотали мне язык, и каждая была сладкой, как виноград. Было так вкусно, потрясающе вкусно, что я позабыла о дожде.

Я чувствовала себя живой, жизнь струилась в каждой жилке моего тела, и от этого меня охватило ощущение счастья. Я знала, что только я могу испытывать что-то подобное, — ни Бланш, ни Вайолет, ни Руфус никогда не будут такими живыми. И пусть они умеют плести чары, пусть они бессмертны, мне все равно. У меня есть кое-что лучше — есть жизнь, есть душа, и они принадлежат мне. Не знаю, сколько я просидела вот так под стеной часовни, то укрываясь под навесом, то высовываясь под дождь и собирая ежевику. Наверное, прошло довольно много времени, но я словно отстранилась от всего мира.

Наконец дождь прекратился, а на кусте остались только зеленые, еще не созревшие ягоды — я даже увидела на нем соцветия. Итак, я решила вернуться в дом. Трава была мокрой, а земля мягкой, и мне приходилось идти очень осторожно, чтобы не поскользнуться в своих туфельках. Я смотрела под ноги, обходя лужи и высокую траву, чтобы не порвать чулки, и при этом кое-что заметила. Следы. Не мои — они были слишком большими. Прошедший здесь человек был обут в грубые башмаки или сапоги. И следы вели прямо к часовне.

Испытывая любопытство, я пошла по ним, пытаясь отогнать смутную тревогу. Следы были свежими, кто-то прошел здесь уже после того, как начался дождь, и они вели к тому месту, где я только что стояла… При этом я точно знала, что, кроме меня, там никого не было. Я никого не видела и не слышала, но следы говорили иное. Кто-то стоял там довольно долгое время и наблюдал за мной — отпечатки в одном месте были глубокими, теперь их наполняла дождевая вода. Видимо, в какой-то момент этот человек повернулся и ушел. Я пошла по следу, но вскоре он затерялся на лужайке. Я не была следопытом или ищейкой, и мне нужны были отчетливые отпечатки на влажной земле, чтобы их заметить. Но в одном я была уверена — след был настоящим, я его не придумала.