Бандитские шашни - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так и я там скоро буду. Не сегодня, так завтра. Сдаются менты, братва их дожимает…
– Ну, до завтра еще дожить надо.
– Не надо меня пугать! – звонко и хлестко отрезал Вайс. – Пуганый!..
Каштан понимал, что это не просто слова. Он знал, как Вайс разобрался с лохмачами из пресс-хаты. И с его «торпедами» он как-нибудь справится.
– Сход будет, решим вопрос. Десять процентов обещаю. И прогон сразу сделаем. И еще прогон за Джека…
– Сколько?
– Пятьдесят штук.
– Двести!
– Двести штук за петуха? – засмеялся Вайс. – Ты себя слышишь?
Каштан сделал вид, что прислушивается к себе. И засмеялся. Только смех его не очень искренний. Вроде и смешно, но деньги очень нужны.
– Сто штук, и по рукам. Сегодня деньги, завтра жмур.
– Пятьдесят. И я его сам сделаю.
– Зачем тебе руки марать?
– Так надо.
– Хорошо, сто штук, и делай с ним, что хочешь…
Вайс согласился. Жаль было отдавать деньги за такое ничтожество, как Джек, но ему нужно поквитаться с ним. И за себя, и за пацанов, которых он загубил…
* * *Не зря смеялся Вайс над запросами Каштана. Но тогда, называя Джека петухом, он всего лишь торговался за цену. А сейчас он видел, в какое ничтожество превратился его лютый враг.
– Вайс, умоляю, не убивай!
Джек в испуге забился в угол, его трясло как в лихорадке. Он даже не пытался сопротивляться. Сдулся павлин, мокрая курица от него осталась.
– На колени!
Джек покорно закивал и опустился перед ним на колени. У-у точно, опущенный. Сломала его тюрьма, растоптала. Если раньше ничтожеством он был только внутренне, то сейчас он стал им и внешне. Жалкое зрелище, смотреть противно.
А ведь у Вайса много было вопросов к нему. Поговорить с ним хотел. Сначала на словах собирался спросить с него за все прегрешения, а потом уже на деле. Но сейчас и слов нет, и убивать его нет желания. Он шел сводить счеты с достойным врагом, а встретился с какой-то размазней с человеческими глазами.
Глядя на Джека, Вайсу ничего не оставалось, как плюнуть на него и выйти из камеры.
* * *Холодное пиво после жаркой парилки – об этом Вайс мечтал на нарах. И теперь он может пить то, о чем мечтал, большими ковшами. Всё, закончились унылые арестантские будни, он на свободе, а Цимбал приготовил для него баню, чтобы смыть тюремную грязь. И девочки будут, но не сейчас…
Пиво вкусное, хмельное.
– Кайф! – блаженно протянул Вайс, поставив пустой ковш на стол.
– Еще бы, – весело подмигнул ему Цимбал. – Здесь тебе не там.
– Пулеметы расставил?
– Пулеметы?.. А, ну да… Джек, сука, голыми руками мог взять. Ничего, сейчас на мази, можешь не переживать. Да и нет больше этой суки…
Вайс не стал убивать Джека, но на следующий день тот удавился сам. Хотя, может, блатные постарались. Как бы то ни было, Вайс не стал говорить Цимбалу, что произошло. Тот считал, это он зажмурил Джека, и Вайс его в этом не разубеждал.
– Не зря деньги за него прогнали…
– Еще на воровской общак надо отстегивать, – сказал Вайс.
– Да надо, не вопрос, – ничуть не возмутился Цимбал. – Тебе хорошо, ты лохмачей на киче раскидал. А как со мной будет, не знаю. Ну, если что… Вон блатные как Джека опустили!
– Сначала его свои опустили.
– Сам виноват. Шраму пустой общак подсунул. Сам бабло куда-то увел, а Шрама крайним сделать хотел. Это беспредел…
– Пустой общак? – усмехнулся Вайс.
– Ну, Шрам говорит, что Джек общак сдернул. А другие говорят, что баба его увела…
Вайс понял, о ком разговор. Только Оксана могла увести деньги Джека. Она это и сделала. Вернулась домой из ментовки, вскрыла схрон и…
– Ищут ее?
– Да вряд ли. Шрам сейчас основной, а Джек у него крайний. Если за бабой бегать, значит, Джек ни в чем не виноват…
– Логично, – кивнул Вайс.
И он не станет искать Оксанку. Хорошо с ней так, что дух захватывает. Но с гнильцой она, и он бы не стал связывать с ней судьбу.
Вайс будет скучать без нее, но бегать за ней не станет. Пусть живет в свое удовольствием с награбленными деньгами. А у него свои удовольствия. Вот и девочки в трапезную заглянули, туники свои снимают, и к Вайсу на колени садится очаровательная блондинка. И он не станет отказываться от нее. Жизнь продолжается, и он радуется ей от души.
