Жданов - Алексей Волынец

Письмо начинается с изложения Ждановым ситуации в Сормове, где крайкомом недавно была проведена смена партийного руководства, так как прежнее не справлялось с темпами индустриализации. «Мы можем теперь, опираясь на опыт Сормова, — пишет Жданов, — громить всякие ссылки на плохого рабочего, на объективные условия и т. п. В самом деле: до смены руководства вагонный цех завода выпускал два большегрузных вагона в день, а сейчас выпускает 8, т. е. в четыре раза больше прежнего, и при таких темпах полностью ликвидирует прорыв по вагоностроению. Паровозный цех добился выпуска одного паровоза в день при годовой программе в 100 шт. Этот цех кончает полностью программу 25 сентября и выпускает несколько паровозов в счёт программы будущего года. То же по котлам. То же по двигателям. А ещё месяц тому назад оппортунисты заявляли, что всего этого никак не выполнить…

В условиях того бешеного боя, который мы развернули на Сормове, нелепой и странной кажется заметка в "Правде" от 18 сентября под заголовком "Немедленно расследовать" и под лозунгом "Примиренцам нет места в руководстве". Смысл этой заметки заключается в том, чтобы опорочить новое руководство Сормова… Подобного рода удары по краевому руководству и намёки на наличие в нём примиренческих элементов делаются за последнее время в "Правде" не первый раз. Мы хотим полной ясности в этом деле и хотим, чтобы ЦК в Вашем лице знал, что кое-кто в "Правде", очевидно, не прочь припаять оппортунизм или по меньшей мере примиренчество Нижегородскому Крайкому… Мы памятуем, тов. Молотов, Ваши и ЦК прошлогодние указания, что, когда тебя критикуют и если ты считаешь себя несправедливо критикуемым, то нельзя быть Дон Кихотом Ламанчским, непротивленцем и т. п.

В данном случае в связи с последней заметкой, по нашему мнению, неслучайной, мы должны поставить Вас в известность, что считаем заметку неправильной, политически вредной…»{154}

Далее письмо с эмоциональной лирикой о донкихотстве вновь превращается в строгий, почти бухгалтерский документ, где Жданов в целом ряде пронумерованных пунктов по-деловому излагает историю «товарища Страусова» — именно этого инструктора Нижегородского крайкома, направленного Ждановым на работу в Сормово, грозная партийная газета публично обвинила в «примиренчестве».

В конце Жданов пишет, что «эти щипки и уколы вызывают в нас ряд недоуменных вопросов. Или мы переродились в оппортунистов и примиренцев, и тогда дело не в страусовых, а в Ждановых…»{155}.

Похоже, такие жалобы и объяснения Жданова на самом верху воспринимали благосклонно — там он был на хорошем счету. Но профилактический «кнут» не убирали. В январе 1931 года в «Правде» вновь появится статья, косвенно обвинившая Нижегородский крайком в «потакании троцкистам», и нашему герою придётся обращаться уже к секретарю ЦК Л.М. Кагановичу. Впрочем, такими методами партийная пресса подхлёстывала тогда всех, а край, руководимый Ждановым, никогда не был исключением для критики.

Глава 9.

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ В НИЖНЕМ

Секретарь Нижегородского крайкома стоял на хорошем счету не только как эффективный руководитель, обеспечивающий впечатляющий рост экономики. И сугубо в бытовом плане он мог считаться — и считался! — образцовым партийным руководителем и коммунистом. Несмотря на строгую партийную мораль, отнюдь не все руководители СССР отличались личным аскетизмом. Но Жданов и здесь был идеален — все эти годы руководитель огромного восьмимиллионного края жил в коммунальной квартире.

Юрий Жданов позднее вспоминал об отце: «В Нижнем Новгороде у нас были две комнаты в общем коридоре. У члена ЦК и ЦИК, первого секретаря крайкома одна комната — их с матерью спальня и его кабинет, а вторая — это была столовая и моя кровать стояла…»{156}

Из всех начальственных излишеств в нижегородский период товарищ Жданов был замечен только в пристрастии к игре с коллегами в бильярд и городки. Так, благодаря документам Нижегородского архива нам доподлинно известно, что в ночь на 5 марта 1929 года наш герой в партийном клубе имени Лядова увлечённо и долго играл в бильярд вместе с товарищами Пахомовым и Ломинадзе. 36-летний Николай Пахомов возглавлял тогда исполнительную власть, губернский исполком, а 32-летний Виссарион Ломинадзе заведовал агитпропотделом Нижегородского губкома партии. У обоих за плечами были дореволюционное участие в подпольных социал-демократических кружках и бурные биографии в годы революции и Гражданской войны — Ломинадзе успел даже побывать главой компартии Грузии. В 1930-е годы оба партнёра Жданова по бильярду погибнут насильственной смертью — участник антисталинской оппозиции Ломинадзе застрелится в 1935 году, а Пахомов будет арестован и казнён в 1938-м. Итак, 5 марта 1929 года будущий первый соратник Сталина и будущие жертвы политической борьбы до часу ночи играли в бильярд в подвале партийного клуба. Эти почти бытовые подробности сохранились только потому, что в ту ночь после ухода Жданова в клубе случилась большая пьянка, виновникам которой наш герой вскоре раздал партийные выговоры. Материалы парткомиссий, разбиравшейся по поручению Жданова с инцидентом, сохранились до наших дней{157}.

В самом начале 90-х годов XX века на волне издания первой постсоветской мемуарной литературы в Нижнем Новгороде, только что переставшем быть Горьким, вышли воспоминания Марка Борисовича Ашкенази. Родившийся в 1887 году в Бобруйске, в «черте оседлости», Марк Борисович (Мордехай Беров) в бурной дореволюционной молодости успел поработать и резчиком камня, и журналистом в Одессе и Нижнем Новгороде. В начале 1920-х годов работал в нижегородских профсоюзах, а с 1925 года, после вступления в партию, — в центральной нижегородской газете «Нижегородская коммуна». С 1931 года он становится редактором газеты «Марийская правда», ещё через три года — ответственным редактором областной газеты «Горьковский рабочий». В разгар политических репрессий в 1938 году он будет арестован и через два года полностью оправдан Военной коллегией Верховного суда СССР.

На старости лет Ашкенази оставил весьма язвительные, но тонкие психологические наблюдения. «С А.А. Ждановым, — пишет он, — мы были довольно хорошо знакомы на протяжении двенадцати лет, хотя близкими, короткими наши отношения, конечно, назвать было нельзя… Мы жили летом рядом на даче — в Александровке, что на Мызе{158}. Там подобралась дружная компания: Жданов, Столяр — тогда секретарь Канавинского райкома партии, Зашибаев — секретарь заводской партячейки, Муралов — председатель губисполкома.