Детская книга для девочек - Глория Му

– Прощенья просим, не признал впотьмах, – заюлил Дроссель. – Дожидаются вас, а как же. Сопроводить?

– Сама дорогу знаю! А ты тут гляди в оба!

Павловская величественно проследовала за угол здания. А Геля так и осталась стоять в тени, чуть поодаль. Ей вдруг стало страшно. Не потому, что она торчала неизвестно где, среди бандитов, нет. Все происходящее было до крайности странным. Страньше, чем все предыдущие события. Зачем Павловская принесла сюда ребенка? Что значит – гостинец?! Ну, не людоед же этот Калиныч, в самом деле?! Есть только один человек, который может все это объяснить. И объяснит, хочет он того или нет!

И Геля со всех ног побежала к Арбату. Ей хотелось выбраться на обычную чистую улицу с фонарями и хорошо одетыми людьми, надеялась, что и страх тогда немножко пройдет.

Но дурное предчувствие все усиливалось. К счастью, в 1914 году Арбат был никакой не пешеходной зоной, а обычной улицей. И Геля, которую необъяснимый страх заставлял идти торопливо, почти бежать, тотчас привлекла к себе внимание извозчика.

– Чего, барышня, зря подметки топчешь? Садись, докачу! Ежели не дале Тверской – двугривенный всего.

Лошадь у него была – просто загляденье. В гриву вплетены разноцветные ленты, копыта сверкают, как лаковые галоши. Впрочем, Геле было все равно. Она порылась в карманах и нашла целых три двугривенных.

– Шестьдесят копеек до Подколокольного, только быстро! – деловито предложила она.

– Эх, гори оно огнем! За вашу красоту себе в убыток! – перешел на «вы» извозчик.

Геля отдала ему деньги и устроилась на красном бархатном сиденье.

Извозчик честно подгонял свою рыжую лошадку, через несколько минут они уже мчались по Красной площади к Солянке.

У Подколокольного Геля выскочила из пролетки почти еще на ходу и побежала к свиньинскому дому. На этот раз проклятая дверь не смогла задержать ее надолго – девочка так врезала по ней плечом, что, влетев в шалман, едва удержалась на ногах.

Щур сидел за столом и при неверном свете огарка читал учебник арифметики. Услышав шум, поднял голову, угрожающе сузил глаза.

– Снова-здорово, Гадюка Васильевна. Все неймется вам? – Мальчишка отодвинул табурет и, сжав кулаки, стал наступать на Гелю. – Ну, лады. Пеняйте на себя.

– Делай, что хочешь, – задыхаясь, ответила девочка, – только вот что… Эта твоя распрекрасная бабулечка отнесла малышку… – Геля осеклась, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, и прижала ко лбу ладонь, – я не знаю куда. Там, около Арбата, улица такая, почти как Хитровка… И там был один дом… И бандит еще, тот самый, Дроссель, – она говорила все быстрее, чтобы успеть до того, как Щур ее ударит. – А потом старуха и говорит: «Калиныч здесь? Я ему гостинец принесла», и мне стало страшно. Понимаешь, дом тот не похож на приют, и я испугалась, и решила у тебя спросить. Извозчик вот подвернулся, а так я все бежала, потому что очень страшно было… Скажи мне, что все хорошо, что ребеночку ничего не сделают, и можешь меня стукнуть, но, знаешь, я ведь тоже тогда тебя ударю. Ну, то есть попробую…

Геля выдохлась, но удара так и не последовало. Она открыла глаза и увидела, что Щур запустил руку в кожаную мошну, лежащую на столе, достал оттуда несколько мятых ассигнаций, а еще щедрой рукой выгреб горсть медяков и сыпанул себе в карман.

Потом обернулся к ней. Брови паренька были сосредоточенно насуплены, взгляд отсутствующий.

– Извозчик – это дело. Пошли, – бросил он, задул свечу, бесцеремонно вытолкал Гелю на лестницу и заспешил вниз.

– Ты туда поедешь? – спросила девочка на бегу.

– Да. А вы домой ступайте.

– Я с тобой.

Щур, видимо, собирался возразить, но, посмотрев на Гелю, раздумал, и они молча, рука об руку, побежали к Солянке.

Извозчика удалось найти почти сразу.

– До Проточного, и чтоб побыстрее! – хмуро скомандовал Щур, но извозчик только издевательски осклабился.

– Энто что ж, хитровские баре-господа к смоленским с визитом намылились? А ну пшел отседова, школота, покамест я тебя кнутом не приголубил! Ишь, побыстрей ему!

– Ну, лады, – сказал Щур, достал рубль из кармана и покрутил перед носом у дядьки. – Мы с господином Целковым не гордые. Кого посговорчивей спросим.

– Э, погоди! Отвезу я. Только деньги вперед, а то знаю я вас, – буркнул извозчик.

– Уговор – лошадь не жалей. Спешим мы сильно, – сказал Щур, вручая вознице обещанный рубль.

– Не боись, шкет. Как плотишь, так и возим. – Дядька дождался, пока Щур с Гелей влезут в коляску, и свистнул лошади: – И-эх, наддай, Ласточка!

Коляска дернулась, и Ласточка, выбрасывая вперед мощные передние ноги, помчала их к Лубянке.

– Почему ты мне поверил? – чуть погодя, спросила у мальчишки Геля.

– А откудова бы вам про Калиныча знать? Про него и наши с оглядкой шепчутся…

– А кто такой этот Калиныч?

– Упырь он распоследний, вот кто, – неохотно ответил Щур. – Держит нищенскую артель, да непростую. Сплошь калеки убогие. Только детишкам, кто с изъяном, завсегда больше подают. Вот Калиныч и скупает ребятню малолетнюю у всяких, кому лишний рот не прокормить. Да и крадет, ежели случай подвернется. А после уродует по-всякому.

– Ужас, – ахнула Геля. – Это что же, они вроде компрачикосов, как у Гюго?

Лишенная интернета и телевизора, она была просто вынуждена прочесть несколько романов из книжного шкафа Аглаи Тихоновны. И вот теперь ужасные выдумки француза обернулись реальностью в Москве!

– Не знаю, что за гюго такое, но ежели бабка Калинычу ребятенка продала, я ей самолично компрачикосов наваляю! Не погляжу, что старая. Горло вырву.

– Горазд ты грозиться, – не сдержалась девочка. – То меня обещал избить, теперь вот вдруг бабулю дорогую.

Извозчик честно гнал свою Ласточку, так что коляску мотало из стороны в сторону.

– За руку держитесь, а то выкинет еще, – Щур вздохнул и сам просунул Гелину ладонь под свой локоть. – Простите, Аполлинария Васильевна, что не стал вас слухать. Вся душа от ваших слов перевернулась. Бабка – единственная моя сродственница, а ежели брешет она, остаюсь я круглым сиротой. А сиротой я уже был, паскудное это дело… Вот и не сдюжил.

– Ладно, проехали, – кивнула Геля, глядя в сторону, – у меня папа точно так же. Сначала орет, а после разбирается.

– Приехали, баре-господа, вот он, Проточный, – объявил извозчик. – До каких хоромов прикажете доставить? До Волчатника али, может, до Аржановой крепости?

– Тута сойдем. – Щур спрыгнул на землю, подал Геле руку. Едва девочка покинула коляску, извозчик хлестнул лошадку и был таков. Видимо, этот Проточный имел столь же милую репутацию, как Хитровка.

Глава 29

У самого дома Геля шепнула:

– Осторожно! Тут у них специальный бандит стоит. На этом… на шухере, вот!

– Обнакновенное дело, – зашептал в ответ Щур, – да я один тайный подходец знаю. Упырь этот ничем не брезгует. Краденое скупает, деньги в рост дает. Были мы у него как-то с Ваней Полубесом… Только тихо. Чтоб даже дышали через раз, барышня хорошая…

– Буду как ниндзя во тьме, – пообещала она.

– Чего?

– В смысле – как мышка, – торопливо поправилась Геля.

Они обошли дом по большой дуге, прокрались во двор с другой стороны. Щур отодвинул какую-то доску и помог девочке забраться в подвал.

Геле показалось, что она ослепла, – так темно там было. Щур же, бесшумно спустившийся следом, ориентировался в темноте не хуже настоящей крысы.

Не прошло и пяти минут, как он уже вталкивал Гелю в какое-то тесное, насквозь пропахшее нафталином помещение. После беспросветной тьмы подвала полоска света, пробивающаяся из-за противоположной двери, резанула по глазам. Геля зажмурилась, в носу отчаянно защекотало, и тут Щур зажал ей ладонью рот.

Как раз вовремя – она все-таки чихнула.

Щур подержал ее так еще немножко, потом медленно отпустил и приложил палец к губам. Геля осторожно огляделась. Они сидели в шкафу! В настоящем шкафу – сверху свисали какие-то тряпки (они-то и воняли нафталином), только задней стенки у него не было, зато, судя по всему, он загораживал дверь, ведущую в подвал.

Шкаф был крепкий, дубовый. Снаружи вроде бы кто-то разговаривал, но слышно было плохо. Щур уже припал глазом к щелке. Геля пихнула его в бок, чтоб подвинулся, – ну, ей же тоже интересно! – и пристроилась рядом, присев на корточки. Можно сказать, заняла место в партере.

Картинка ей открылась идиллическая – с потолка низко свисала лампа в уютном, с бахромой, абажурчике. На столе, крытом истертой гобеленовой скатертью, высверкивал серебряный самовар (куда побогаче, чем у Рындиных). Мелания Афанасьевна, сдвинув на лоб свои жуткие очки, хлюпала чаем из блюдечка. Напротив сидел благообразный седой старик с длиннющей бородой – ни дать ни взять, Дед Мороз на отдыхе – и кормил из бутылочки, как давеча Щур, ту самую малышку. Ну, просто в гостях у сказки, блин.