Когда туфли не жмут. Беседы по историям даосского мистика Чжуан-цзы - Бхагаван Раджниш (Ошо)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди приходят ко мне и говорят, что сдаться трудно. Я всегда смотрю на них и просто не могу понять, о чем они говорят, потому что у них нет ничего, что можно было бы отдать, что можно было бы потерять, от чего можно было бы отказаться. Отказ что-то значит, если вы чего-то достигли. Вы не достигли ничего: вы собрали бесполезный хлам. И вы думаете, что он чего-то стоит?
Но вы не хотите на него смотреть, потому что, посмотрев, вы испугаетесь; тогда почва у вас под ногами станет шаткой. Вы на него не смотрите. Вы просто продолжаете верить, что у вас есть многое, а у меня нет ничего, потому что кроме просветления у меня нет ничего достойного упоминания. Однако нет другого богатства, кроме полностью пробужденного сознания, внутреннего пламени бессмертия. Другого богатства просто не может быть.
Фьен отложил молоток и долото, поднялся по ступенькам и обратился к герцогу Хуану:
– Можно ли спросить у вас, господин, что вы читаете?
– Компетентных людей, авторитетов, – ответил герцог.
Человек становится компетентным только тогда, когда у него есть долгая традиция. Он становится авторитетом только тогда, когда прошло много времени, и его почитают многие люди. Если бы никто не почитал Иисуса, был бы он компетентным, был бы авторитетом? Вы подсчитываете последователей: чем больше последователей, тем больше компетенция, выше авторитет.
В Нью-Дели на одной кондитерской есть вывеска. Если вы отправитесь туда, вы должны посетить эту кондитерскую. На вывеске написано: «Поешьте у нас; миллион мух не может ошибаться!»
Именно так вы считаете: если за кем-то следует миллион человек, то миллион человек не может ошибаться. Если следуют десять миллионов человек, вы чувствуете, что это авторитет. Но ведь это мухи!
Сколько людей следует за Буддой? Сколько следует за Иисусом? Вы пересчитываете последователей, как будто мастер зависит от количества своих последователей. Религия – это не политика, последователи не имеют значения. Даже если за буддой не следует никто, будда остается буддой. И если за ним следует целый мир, это ничего не меняет, потому что люди всегда следуют по неправильным причинам. Не смотрите на последователей. Но именно так вы определяете, кто является авторитетом: сколько у него последователей. Вами всегда движут неверные аргументы.
– Компетентных людей, авторитетов, – ответил герцог.
– Живых или мертвых? – спросил Фьен.
Этот старик Фьен, несомненно, был человеком знания, настоящим мудрецом, потому что трудно найти человека, который верит в живой авторитет. Как живой человек может быть для вас авторитетом? Требуется время, долгое время – только тогда кто-то становится авторитетом.
Как-то раз я был в буддийской вихаре – монастыре – и его обитатели собрались и попросили меня сказать что-нибудь о Будде, и тогда я что-то им рассказал. Главный священник чувствовал себя немного неловко. В конце он сказал мне: «История, которую вы рассказали, никогда не встречалась мне ни в каких священных писаниях, а ведь я прочитал все, что сказал Будда. На нее не ссылается ни один авторитет, я услышал ее в первый раз. Откуда вы ее взяли?»
Я ответил ему: «Я создаю истории сам, и если она не записана в ваших священных писаниях, вы можете ее добавить. Я сам себе авторитет».
Как создаются священные писания? Если кто-то написал это тысячу лет назад, то он – авторитет. Но если я добавлю историю – то нет! Но почему? Это просто вопрос времени. Будда умер, и спустя пятьсот лет были написаны истории – но не в то время. Так что если истории можно писать через пятьсот лет, то почему не писать их через две с половиной тысячи лет? Главный священник не мог поверить, что я мог такое сказать.
Этот Фьен, несомненно, был очень мудрым человеком. Он спросил: «Живых или мертвых?» Авторитеты почти всегда мертвы, и я говорю вам, что если вы сможете поверить в живого авторитета, то преобразитесь. Носите мертвецов, и они сделают вас мертвыми – именно так вы стали безжизненными и нечувствительными. Будьте с теми, кто жив, и вы станете более живыми, потому что все, что вы делаете, изменяет вас. Если вы верите в мертвое, то вы верите в смерть, а не в жизнь. Если вы верите в живое, то вы верите в жизнь, но не в смерть.
– Давно умерших, – ответил герцог.
И действительно, любая религия стремится доказать, что ее авторитеты очень, очень старые, в высшей степени древние. Спросите индусов – они говорят, что их дхарма санатан не имеет начала. Это величайшие хитрецы: они говорят, что у нее нет начала, и поэтому вы не можете доказать, что ваша религия древнее, чем их религия. Они с этим покончили; нет начала, и все тут. Они говорят, что Веды – самые древние, и думают, что, если можно доказать, что Веды самые древние, это делает их более авторитетными.
Почему-то ум думает, что чем вещь древнее, тем лучше; как будто истина – это вино: чем старее, тем лучше. И все интерпретации – это не что иное, как заливание старого вина в новые бутылки. Истина – это не вино, истина совсем не похожа на вино, она – нечто прямо противоположное: чем она новее, свежее, моложе, тем она глубже. Чем более она живая, тем больше ее глубина. Мертвое скучно – прах, оставленный прошлым, и ничего больше.
Но индусы доказывают, что их Веды очень, очень древние и все продолжают отодвигать назад дату их создания. И они очень сердятся, если кто-то доказывает, что Веды не настолько древние; они думают, что вы нерелигиозны, что вы сошли с ума. Спросите у джайнов: они доказывают, что их тиртханкары древнее, чем Веды. И они правы, потому что их первый тиртханкара упоминается в Ригведе, так что это очевидное доказательство. То, что первый тиртханкара с уважением упоминается в Ригведе, показывает, что он, несомненно, был уже мертв задолго до того; а иначе разве можно проявлять такое уважение к живому человеку? И он не просто упоминается в Ригведе, но упоминается с уважением, как бог; а это означает, что он должен был быть мертвым уже, по меньшей мере, пять тысяч лет. Только в таком случае человек становится богом! Поэтому джайны говорят, что их религия самая древняя – и то же самое пытаются утверждать все религии.
К чему все эти усилия доказать, что вы – самые древние? Дело в том, что ум верит в смерть, ум верит в прошлое. Ум – это не что иное, как прошлое. И вот, вы думаете, что ваш ум будет больше, если ваш авторитет древний, потому что, чем больше промежуток времени, накопление традиций, тем больше пространство, в котором может двигаться ум. Уму нужно время, чтобы он мог двигаться, и ум – это не что иное, как накопленное прошлое, поэтому ваш ум будет больше, если ваше прошлое велико, и ваш ум будет меньше, если ваше прошлое не очень велико. Именно поэтому все древние традиции, культуры и народы всегда смотрят на американцев как на детей – потому что у тех нет прошлого; всего триста лет! Разве это прошлое – три сотни лет? Это ничто. И не только это: если мастер, за которым вы следуете, говорит, что ему пятьсот лет, он соберет больше последователей.
Я слышал, что об одном тибетском ламе прошел слух, что ему тысяча лет. Один англичанин посетил его, приехал к нему из Лондона именно по этой причине, – потому что ламе была тысяча лет. Это было необыкновенно. Он посетил ламу и не мог поверить: на вид этому человеку было не больше пятидесяти лет. Тогда он начал расспрашивать. Он спросил у главного ученика ламы: «Это правда, что вашему мастеру тысяча лет?»
Ученик ответил: «Не могу сказать, потому что я живу рядом с ним всего триста лет».
Но дело обстоит именно так: чем вещь древнее, тем большим авторитетом она пользуется. Даже если кто-то говорит, что его гуру сто пятьдесят лет, вы вдруг начинаете чувствовать, что здесь есть что-то очень ценное. Вы думаете, что в результате одного лишь старения происходит что-то ценное. Можно дожить до ста пятидесяти лет и быть просто стопятидесятилетним дураком – потому что возраст не может принести мудрость, он с ней не связан. Напротив, у детей больше мудрости; им приходится быть мудрыми. Бог не может быть неправым – а он всегда убивает стариков и заменяет их детьми; это означает, что он верит в детей больше, чем в стариков. Раз они старые, то выбрасывайте их за ненадобностью, они больше не нужны. Бог верит в новое, а человек верит в старое. Бог всегда верит в новый листок, именно поэтому старый лист опадает. И Бог заменяет его новым, свежим, молодым.
Бог вечно молод и нов, и религия – тоже. А авторитеты… И поэтому вы не можете поверить в авторитет Бога. Если вы посмотрите на божественное творчество повсюду вокруг, вы всегда будете видеть, что Бог выглядит немного сумасшедшим, поскольку к тому времени, как человек становится мудрым, он его отзывает. Вы достигли возраста девяноста лет, прожили в своей жизни все времена года, многое узнали, набрались опыта, и к тому времени, как вы становитесь мудрыми, он зовет вас: «Ну, давай, уходи из жизни». И он заменяет вас маленьким ребенком; вас заменяет маленький ребенок, который ничего не знает. Похоже, он любит невинность больше, чем знание, и свежие листья он любит больше, чем старые, поблекшие листья. И так и должно быть, потому что жизнь должна быть молодой, и если Бог – это вечная жизнь, он должен быть вечно молодым.