Петр Первый на Севере - Константин Коничев

Петр ревностно следил за прибылью от торговли с заграницей и любопытствовал, как о нем и о России отзываются в других государствах.

Иногда, закрывшись вдвоем с Макаровым в кабинете, Петр просматривал дела и учинял резолюции. Он проявлял интерес и к донесениям резидентов из-за границы, которые сообщали зазорные сведения, появлявшиеся в иноземных газетах. Французы писали о русском царе, что он всегда пьян. Петр собственноручно возражал на полях донесения: «Врет, каналья! бывает, но не во все дни». О Меншикове немцы писали, как о пройдохе, расхищающем казенные средства. С этим мнением иностранной прессы Петр не спорил и делал приписку: «Вор Алексашка, дознаюсь, ежели правда – несдобровать».

Приходилось Макарову быть сподручным секретарем у Петра в его боевых походах против турок и шведов.

В 1711 году в Кенигсберге Петр осматривал королевскую библиотеку и, обнаружив там рукопись летописца Нестора, велел ее переписать. Такое поручение выпало на долю Макарова и подчиненных ему борзописцев-подьячих.

В 1715–1717 годах, путешествуя в иностранные государства, Петр брал Макарова с собой. Под диктовку царя в журнале поденной записи Макаров фиксировал то, что его величеству диковинным показалось:

«В третий день его величество был в королевском доме в большой галерее, где лучшие картины, и смотрел в другой галерее модели лучших крепостей, и потом был в Лувре, и где делают статуи…

…поутру его величество был в Академии, где предлагали его величеству учители сорбонские о соединении веры, рассуждая, что легко сие учинить. На что его величество изволил им ответствовать: что сие дело немалое, и учинить скоро того невозможно, к тому ж его величество больше обращается в делах воинских. А ежели они того подлинно желают, чтоб о том писали к российским архиереям, ибо сие дело важное и требует на то духовного собрания…

В пятый день смотрел екзерциции (упражнения) французской гвардии конной и мушкетеров.

В шестой день его величество был у мастеров, которые делают инструменты математические, и некоторые лучшие у них изволил купить…»

Эти и многие, многие другие записи вошли в историю жизни Петра. Сбором материалов и составлением этой истории Алексею Макарову пришлось заниматься продолжительное время. Он собирал факты, записывал, редактировал и обобщал их.

Князь Долгорукий сообщал ему о подавлении булавинского восстания, Ромодановский – о стрелецком бунте, Шереметев, Репнин, Голицын, Апраксин писали в кабинет лаконичные мемуары о том, как они воевали против шведов. Генерал полиции Девиер сообщал в кабинет для истории о строительстве Петербурга и Кронштадта. Разумеется, все это делалось по указанию Петра. Использовал Макаров и те сведения, что добывал сам при допросе пленных шведских генералов. Петр неоднократно просматривал труды Макарова, вносил поправки. Приложил свою руку к истории и Феофан Прокопович – епископ, популярный в то время публицист и тонкий интриган.

Об этом первом труде, вышедшем в свет под названием «Журнал или поденная записка Петра Великого с 1698 г. до заключения Нейштадтского мира…» (СПб., 1770–1772) и изображающем деятельность Петра и его эпоху, спустя столетие после выхода историк Устрялов отозвался так: «Исполнение столь огромного предприятия было, однако, не по силам Макарова, опытного, искусного чиновника, но не историка, не писателя… Единственным, впрочем, немаловажным достоинством труда Макарова была добросовестность, с которою он пользовался бывшими в его руках источниками…»

В круг деятельности кабинета, а вернее лично Макарова, входило цензурное наблюдение за переводами книг с иноземных языков, а также создание личной библиотеки государя. Библиотека состояла из нескольких тысяч томов. Наиболее крупными поступлениями были: 4000 томов, купленных у медика Арескина, 500 книг, привезенных из Голландии, 2500 книг, взятых при завоевании Митавы.

Должность Макарова не входила в «Табель о рангах». Некоторым высокопоставленным особам не хотелось иметь дело с чиновником, выходцем из черни, не имеющим звания. Канцлер граф Головкин обратился однажды прямо к Петру, не считаясь с кабинет-секретарем.

Петр сделал канцлеру строгое замечание:

– Не судите, что у Макарова нет звания, зато у него есть знания! А разве мое высокое доверие к нему не есть превыше любого табельного ранга?..

– Слушаюсь, ваше величество…

– Обращайтесь к нему, не обходя его и не избегая, ибо он мой верный помощник, а ваш благодетель.

Так в своих обращениях к Макарову и величали его знатные особы: «Мой благодетель… Моему благодетелю…» И сильный Апраксин, и надменный Головкин, и металлург, больших дел мастер Геннин, и митрополит Стефан Яворский, и прочие обращались к нему как к благодетелю, иногда всемилостивейшему.

Лаконичный, сдержанный и деловитый стиль письма Макарова нравился Петру. Он знал, что Макарову не надо диктовать те или другие решения и указания. Ему стоит только подать мысль, а как ее изложить, он сумеет это сделать так, что придирок не вызовет…

Случалось, недовольный многоречивыми рассуждениями в писаниях, присылаемых сановными особами, Петр гневался. Однажды он обратился к своему кабинет-секретарю:

– Макаров, отпиши к астраханскому губернатору, чтоб впредь лишнего ко мне не бредил, а писал бы о деле кратко и ясно. Знать, он забыл, что я многоглаголивых вралей не жалую, у меня и без того хлопот много. Или велю ему писать к князю Ромодановскому, так он за болтание его проучит…

В другой раз Петр повелел Макарову написать Ромодановскому: «Пусть он [Ромодановский] изволит объявить при съезде всем министрам, которые в коллегию съезжаются, чтобы они всякие дела, о которых советуют, записывали, и каждый бы министр своею рукою подписывал, что зело нужно надобно, ибо сим всякая дурость явлена будет…»

Почет, а главное, любовь Петра не вскружили голову скромному и умному Макарову. Он не чуждался простых бедных людей и тогда, когда, женившись на вдове князя Одоевского, разбогател, стал владельцем земельных угодий и суконной фабрики.

Петр пировал и танцевал у него на свадьбе, а через год крестил первенца, став кумом своего кабинет-секретаря.

Макаров не притязал ни на какие ранговые звания, и Петр не спешил «производить» его. И только через восемнадцать лет беспорочной службы, независимо от установленного табеля, Петр решил выдать своему любимому помощнику патент такого содержания:

«Божиею милостию, мы, Петр Первый, император и самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем и каждому, кому о том ведати надлежит, что объявитель сего Алексей Макаров с 1704 году взят ко двору нашему и употреблен был к нашим кабинетным делам. И мы, усмотря верность и ревность его к службе нашей, всемилостивейше вручили ему все кабинетные письма. И с того времени служил он при дворе нашем неотлучно, и был при нас во всех наших воинских и других походах, как сухопутных, так и морских. И во всех ему поверенных делах с такою верностию, радением и прилежанием поступал, что мы тем всемилостивейше довольны были. И для вящего засвидетельствования особливой нашей императорской милости в 1722 году генваря 24 дня в наши тайные кабинет-секретари пожаловали и определили. И для того всем, нам подданством и верностию обязанным, повелеваем его, Алексея Макарова, за нашего тайного кабинет-секретаря признавать и иметь. И надеемся, что он, в том пожалованном чине, так поступать будет, как то верному слуге и честному человеку надлежит. Во уверение того дан ему сей наш патент за собственноручным нашим подписанием и за нашею печатью. Генваря в 30 день 1722 году. Петр».

Служебное положение Макарова порождало завистников. Но они помалкивали, не осмеливаясь при жизни Петра поднять голос клеветы против его любимца.

Екатерина Первая царствовала всего два года и три месяца. За это время положение Макарова формально не ухудшилось. Кабинет-секретарю было даже присвоено звание генерал-майора и тайного советника. Теперь он в глазах придворных и просителей был уже не просто благодетель, увенчанный доверием покойного императора.

Но это отнюдь не мешало некоторым важным особам игнорировать Макарова.

Следуя по стопам своего супруга, во всем доверяясь Макарову, Екатерина предписывала указом архангельскому губернатору Измайлову:

«Когда случатся какие новые и важные дела, то о таких прежде пишите к нам в Кабинет; и когда с такими письмами будут посылаться нарочные курьеры в верховный тайный Совет или в Сенат и другие коллегии, то тем курьерам велите наперед являться в нашем Кабинете». Указания в таком духе были даны также другим губернаторам и генералам. Видимо, после смерти Петра, кабинет стал утрачивать свое былое значение. Да и престиж государыни был уже не тот, что у ее покойного супруга.

При Петре Втором, сдав кабинетные дела в Верховный Тайный совет, Макаров пребывал некоторое время в должности президента камер-коллегии, где государственные дела находились в небрежении и полном развале. Докладывая о принятых делах камер-коллегии, бывший кабинет-секретарь, ссылаясь на своего великого покровителя, заключил: