Хадават - Вячеслав Ковалев

– Надеюсь, в этой дыре, которая лишь по недосмотру богов считается портом, найдется постоялый двор без клопов. – Гроздана брезгливо оглядывала грязную узкую улицу, по которой они шли с Гораном. Тот не ответил. Весть об их приключениях быстро облетела городок и вызвала серьезные волнения. Причем неоднозначные. Если корабельщики, кормчие и моряки в один голос поносили Пузана Боло, то купеческое сословие отнеслось к новости куда как сдержаннее.

– Мало ли что говорят эти бродяги, это еще проверить надо; может, они просто захотели ограбить Боло.

– Но корабль пришел в порт, и местный управляющий принял весь груз по описи, ничего не пропало. Да и монах к тому же. И не просто монах, а служитель Единого, храма Северной Звезды.

– А что они о себе возомнили, эти служки Единого? Тоже мне пупы мироздания!

Впрочем, последнее заявление встречало мало поддержки. К богам-массанам, а тем паче к Единому, в Хлисе относились серьезно. К тому же старики помнили, что именно храмовники (как называли приверженцев Единого) спасли город от чумы сорок лет назад. И все же на Гроздану и Горана поглядывали настороженно.

Зато в гильдии кормчих к ним отнеслись очень даже хорошо. Едва они успели расположиться на одном из постоялых дворов, как служка сказал, что их спрашивает один человек.

– Кто такой, ты его знаешь? – спросила Гроздана. Монах после того памятного боя проронил не больше десятка слов.

– Конечно, знаю, кто же не знает старину Анзура, это один из лучших кормчих на свете! – воскликнул юный служка.

– Ну раз один из лучших, пусть поднимается.

Служка исчез, а через пару минут в дверь постучали, и в комнату вошел высокий молодой мужчина.

– Рад приветствовать вас. Я Анзур, кормчий.

Гроздана оглядела гостя с головы до ног. Высокий стройный парень с копной рыжих волос и глазами цвета весеннего неба. Он явно был не из этих мест. В отличие от крепко сбитого Дэрека этот был стройный и гибкий, чем-то напоминавший кошку.

– Ты больше похож на циркового акробата, чем на кормчего. – На Гроздану лучший кормчий на свете не произвел должного впечатления.

– И все же я кормчий, – улыбаясь, сказал он. – Я могу пройти?

Девушка кивнула на стул. Тот сел и сразу перешел к делу:

– Я слышал, вам нужен корабль?

– Где это ты слышал?

– А разве это не так? – игнорируя вопрос, продолжил он. – Все дело в том, что завтра я отхожу в Кемт и мог бы взять вас с собой.

– Сколько ты хочешь? – вмешался в разговор монах.

– Один медный грош, – быстро ответил тот.

Монах удивленно поднял бровь.

– Тем, кто надрал задницу прислужникам Пузана Боло, скидка, – усмехнулся он.

– Так вез бы бесплатно.

– Нельзя, – вполне серьезно ответил он, – удача в делах покинет меня, если я буду возить пассажиров или грузы бесплатно.

Гроздана пожала плечами. Моряки – народ суеверный.

– У нас тут есть некоторые дела, мы можем не успеть до завтра.

– Если вы о женщине, которую Боло якобы продал черным вождям, то я вас огорчу. Последний раз большой заказ был полтора года назад. А невольничий торг начнется только через месяц.

– И твоим словам можно верить?

– Мои слова легко проверить, для этого достаточно спросить у любого встречного. В этом городе торговцев и моряков о торговых делах знает каждый мальчишка. Так что если надумаете, пожалуйста, мой корабль зовется «Ласточка». Его легко найти. Любой укажет. Отхожу я завтра после второй смены стражи. Рад был знакомству. – Он встал.

– Послушай, а почему ты так рад, что мы насолили Боло?

– Мы, моряки, не очень-то любим купцов, те постоянно хотят нас облапошить. А Боло? Да он самый гнусный из всей торговой братии! – И, еще раз улыбнувшись, огненно-рыжий кормчий скрылся за дверью.

Вот так и выходит, что два сословия, которые не могли обходиться друг без друга, постоянно враждовали и недолюбливали одно другое. Что, однако, не мешало и тем и другим зарабатывать. Сделки, если они заключались, всегда исполнялись с точностью. Это знали все.

Вечером Гроздана пробежалась по городу, как она сказала монаху. Их опасения подтвердились. Здесь никто даже не слыхал про большой заказ. Боло их просто обманул, отослав из города и решив избавиться от них по пути.

На следующий день они отплыли на корабле Анзура, у которого, кстати, была отличнейшая репутация. Кормчий встретил их радостно, отдал им свою каюту и заверил, что через пять дней они будут в Кемте.

– Однако сюда мы плыли целых восемь, – возразила Гроздана.

– Но сейчас вы поплывете на «Ласточке!» – Он с нежностью погладил мачту и рассмеялся. Хорошо рассмеялся, забористо.

«Ласточка» оправдывала свое название. Корабль буквально летел над волнами. Гроздана стояла на носу рядом с бушпритом, подставив лицо легкому морскому ветру. Она вдыхала запах моря, и ей было хорошо. Позади три дня пути. Анзур действительно знал свое дело, и самое позднее через два дня они должны были снова попасть в Кемт. Сейчас Гроздана старалась не думать о том, что их ждало впереди. Она только молила богов, чтобы Татьяна еще была жива. Пузан мог вполне расправиться с женщиной. В таком случае он умрет. И никакая охрана его не спасет. Конечно, убийство купца, каким бы негодяем он ни был, вызовет шумиху, но им будет что предъявить имперским чиновникам. К тому же в Кемте, который находился на самом краю империи, к законам относились по-своему.

Наемница подошла к брату Горану. Тот методично точил любимую секиру, с которой теперь не расставался. Гроздана залюбовалась. Длинная рукоять была выполнена из неизвестного ей черного дерева и покрыта маленькими бронзовыми бляшками для удобства хвата. Хищное полулунное лезвие благородно изгибалось, демонстрируя свою красоту. С обратной стороны вместо обуха секира имела мощный четырехгранный шип длиной в ладонь, широкий вначале и сужающийся к концу. На самом лезвии скалился разъяренный тигр в окружении древних рун, читать которые она, к сожалению не умела. Очень хорошая работа. И очень хорошая сталь. А в том, что монах мастерски умеет владеть этой штукой, наемница успела убедиться. Уж в этом она понимала. Хороших бойцов воспитывал храм Северной Звезды. Очень хороших. Настолько, что имперские гвардейцы не считали зазорным взять у святых братьев урок-другой, когда те оказывались в столице. Говорят, лет двести назад, когда в империю вторглись дикие, монахи присоединились к имперскому войску. И в разгар битвы на полях Алахавы они прорубились сквозь железную конницу диких, добравшись до золотого шатра. Конг Бакшиш, возглавлявший диких, не был трусом и встретил монахов с саблей в руках. Что его и сгубило. И даже медногрудые, личная охрана конга, не спасли его. Правда, сами монахи тоже полегли все до единого. Но именно смерть конга повернула хрупкую воинскую удачу в сторону имперских войск. В тот день на полях Алахавы остались лежать все воины диких, кроме двоих, которых ослепили и отправили обратно в Великую степь с вестью для Великого кагана. После того разгромного поражения дикие вот уже почти двести лет не отваживаются нападать на империю. Так, мелкие укусы.

– Красивое оружие. – Гроздана зачарованно смотрела на руку монаха, которая плавно двигалась, водя точило. Ш-шик, ш-шик, ш-шик. Это было словно колдовство.

– Я считал, что мне больше никогда не придется убивать, – тихо сказал он, продолжая работу.

– Но ты же воин.

– Я монах, служитель Единого, дело его воинов разить демонов, а не людей.

Гроздана слышала об этом. Монахи – демоноборцы. Говорят, именно для этого строились храмы. Но это было так давно.

– Я хочу, чтобы ты знала. Я обязательно найду Татьяну. Чего бы мне это ни стоило. И приказ магистра здесь ни при чем. Именно такой должна быть женщина, – задумчиво проговорил он, глядя вдаль.

Гроздана подождала продолжения, но его не последовало. Через два дня они были в Кемте. Когда «Ласточка» пришвартовалась, уже начинало темнеть.

– Я могу предоставить вам хорошее место для ночлега, – сказал Анзур.

– Спасибо, нам нужно спешить. – Монах подошел к кормчему и коснулся открытой ладонью его лба. – Да хранит тебя Отец наш Вседержитель, – проговорил он и спрыгнул на брусчатку мостовой. Гроздана поспешила следом.

Впервые за последние полторы недели Боло заснул спокойным сном. До нынешнего дня в голову лезли самые разные мысли, которые никак не давали почтенному купцу уснуть. Он ворочался с боку на бок, ложился то так, то этак, велел привести наложницу, чтобы та размяла ему плечи, выпивал успокаивающего снадобья, но сон не шел. Засыпал он уже далеко за полночь. Сон его был тревожным и совсем не восстанавливал силы. Напротив, он просыпался разбитым и в дурном настроении.

«И дернул меня черт связаться с этим монахом, – думал он. – Чего я? Продал бы ему эту стерву, да и все».

«Ну да, – вмешивался в разговор другой голос, – а если они проверяли тебя? Если они специально все подстроили? Монахи уже давно не влезали в дела «лесных волков», но вдруг они решили изменить свое отношение? Император ведь издал эдикт, ты это знаешь. И эдикт гласит: уличенному в связях с отребьем городских шаек, равно как и лесными разбойниками, – отсечение руки, клеймение лба и отправка в рудники».