Сингапурский квартет - Валериан Скворцов

- Ни один мандарин не согласится расстаться с оперированным аппендиксом. Его кладут в баночку со спиртом, где он и хранится столько, сколько понадобится, пока не придет время положить это сокровище вместе с хозяином в гроб. Бедняк умрет от истощения, но ни за какие блага не станет донором крови. Перед небесным Нефритовым императором благочестивый верующий обязан предстать в полном комплекте. Ну, а мы без предрассудков... Как насчет того, чтобы завернуть в амбулаторию на Малой Сквозной? Там покупают скелеты по завещанию. А? Хотя, наверное, много не дадут. Скелетов и без завещаний в наши дни с избытком...

- А как же евнухи, папа? Которые при императорском дворе? Куда девается отрезанное у них?

Отец хмыкнул.

Наверное, туда же, куда и аппендиксы... Что ты читаешь теперь?

Бэзил научился читать рано, ещё в три года.

- "Набат поколения", "Сердце и печень Конфуция и Мэнцзы", "Армия и революция", "Оглянись"... На китайском. У соседской стряпухи остались от покойного мужа.

- И разбираешь без словаря? Не привираешь?

- Чунь сказала, что у меня каменный живот.

- Каменный живот?

- Ну, да. Она считает, что память у человека в животе. А у меня память хорошая...

Отец опять хмыкнул. Потом, как всегда, моментально помрачнел.

- Эх, ты, русский человечек... Тебе бы про Илью Муромца, а ты - печень Конфуция...

Когда мама укутывала отца в овчинный тулуп на продавленном диванчике, он смешил её, рассказывая, как на приеме состоятельные китаянки заливаются краской и опускают глаза, показывая на фигурке из слоновой кости, где ощущают боли. И быстро засыпал. Лицо его становилось бесцветным.

- О, Господи, - говорила мама. Она подолгу смотрела в окно на пустынную Модягоу.

После ночи, когда Бэзил увидел первый в жизни сон, отец исчез на полгода. Мама уволилась из "Маньчжурия дейли ньюс". Вексельштейн приехал на Модягоу на мотоцикле, в клетчатых галифе, в жестких крагах на икрах и руках. Уговаривал остаться в редакции, говорил, что и ему противно публиковать ерунду, да что делать... Мама сказала, что пока перебьется.

Отряд русских наемников, в котором Николай Шемякин считался фельдшером, в ходе бестолкового боя попал в окружение близ Ичена в провинции Хубэй, был рассеян и затем частью уничтожен, частью пленен. Продев проволоку под ключицу командиру отряда поручику Неелову, а остальных нанизав на неё ушными раковинами, солдаты погнали русских наемников, подкалывая штыками, на север, на продажу. В четвертую ночь, сползшись на мокрой глине в кружок, голова к голове, каждый отгрыз соседу ухо. Разоружили конвой, захватили три автомобиля и на них умчались "к своим" в сторону Ухани. За автомобили, захваченные документы и лихой рейд получили от китайского хозяина полуторную плату, которая вместе с содержимым казначейского ящика, взятого вместе с документами и скрытого от хозяина, обеспечила каждому безбедное существование года на три.

- Меня спасли ты и твоя мама, - сказал отец Бэзилу. - Вы ждали, вот я и вырвался...

Потом начался долгий путь по Азии, завершившийся для отца в Маниле, на Филиппинах. Он покончил жизнь самоубийством. Мама умерла в чужой для неё России, куда Бэзил привез её в девяносто втором. Она вспоминалась теперь всегда одной и той же - такой, какой была в Харбине: юной, возле виадука и ресторана "Модерн" на Китайской улице, в шелковом платье, белой панаме, с лодыжками, обвитыми тонкими ремешками туфелек. Остальное куда-то ушло, вытеснилось...

Все это было прошлой, теперь далекой осенью - и Голицыно, и обманувшая ожидания московская случайная дама, и Шлайн с пачкой долларов, и воспоминания... В Бангкок он вернулся в октябре прошлого года вместо ноября по плану...

Повесив на место трубку телефона-автомата на выходе из зала прилета в сингапурском аэропорту Чанги, Бэзил Шемякин помедлил, выжидая, пока "тойота" представительства московского холдинга с финансистом Севастьяновым на заднем сиденье выберется из пробки перед выездным шлагбаумом аэропортовской стоянки. Ефим Шлайн не очень-то ловко наводил тень на плетень в Голицыно, скрывая имя своего героя...

Севастьянов. Так прозывался теперь шлайновский самурай из самоучек, беглец-везунчик, борец за прогресс в международных расчетах и авантюрье Войнов.

Зачем вот только тертый Шлайн затевал эту дешевую игру на рассвете в Голицыно?

"Тойота" представительства скрылась из вида. Шемякин поднял руку, подзывая такси.

3

С плаката авиакомпании "Галф эйр" над конторкой араба-приемщика в гостинице "Стрэнд" улыбалась белозубым ртом и огромными зелеными глазищами стюардесса в голубой чалме и желтом бурнусе. Недорогое место давно обжили постояльцы, прибывающие в Сингапур с Юга или Востока. Пока шло оформление, портье с оторванным и пришпиленным булавкой к плечу аксельбантом не без умысла караулил чемодан Бэзила - рассчитывал на чаевые.

Из огромного окна номера на четвертом этаже открывался вид на цементный двор, заставленный велосипедами и мопедами. Внизу громоздились пластмассовые ящики из-под бутылок. Мыльный ручеек бежал вдоль тронутой плесенью стены, сквозь цоколь которой пробился хилый кустик какого-то растения. Его орошали брызги из сливного патрубка кондиционера, укрепленного на ржавом кронштейне.

Пейзаж, конечно, не вдохновлял, но более веселый - в гостинице на берегу залива и с видом на закат и восход - обошелся бы на сотню дороже, а трогать выданную Шлайном пачку ради подобных пустяков не стоило. Бэзил вообще не был уверен, что в это появление в Сингапуре ему придется заниматься Севастьяновым

Он снял трубку и вызвал оператора.

- К услугам, сэр...

- Мне нужна Москва. Телефон в Москве...

Без ответа его перебросили к телефонисту на центральной станции Сингапура, который скороговоркой выпалил:

- Оплата здесь, в Сингапуре? Ваш номер?

- Это Шемякин, - сказал Бэзил дежурной в газете, когда его соединили. Где-то очень далеко, за Гималаями, морями, пустынями и географическими зонами, почти возле больницы, в которой лечили Наташу, голос отрикошетил и вернулся.

- Кто это? - донеслось следом.

Наверное, вопрос дежурной тоже отрикошетил, потому что она крикнула снова:

- Да кто это? Шемякин? Вы? Алло! Сингапур!

- Я... Вызовите меня сразу после того, как мы сейчас разъединимся... Гостиница "Стрэнд", номер телефона... комната четыреста четыре.

Он повесил трубку. Телефон опять зазвонил.

- Две минуты, сэр, - сказал оператор.

- Меня сейчас вызовут из Москвы. Не прозевайте, пожалуйста. Это из газеты.

- Разумеется, сэр.

Кто вызывал, тот и платил. Бэзил соединил свой ноутбук с телефонным аппаратом и отправился под душ. Через минуту пришлось бежать, заворачиваясь в полотенце, к надрывавшемуся телефону.

- Стартуйте, - сказал Бэзил Москве. - Я посылаю факс с моего компьютера...

Он вызвал на экран файл, текст которого уходил в редакцию:

"Сингапурская биржа "Симэкс", где ежедневный объем сделок колеблется от 9 до 14,5 миллиардов долларов, с сегодняшнего дня оснащена системой автоматической синхронизации с Чикагской и Токийской биржами. Другими словами, сфера деятельности межнациональных корпораций в Юго-Восточной Азии теперь подкреплена "интернетовским каркасом". Таким образом, создана чуткая информационная система, подобная нервной системе человека, которая в непрерывном режиме реагирует на рыночную конъюнктуру. Символично, что первый сигнал, ушедший по новой информационной линии, был довольно тревожным. Звучал он так: "Свирепое нападение доллара на азиатские валюты". По старой биржевой традиции о вводе новой системы оповестили ударом в допотопный колокол. Возможно, что одновременно это было звоном и по надеждам тех, кто полагал, что ведущие центры финансового разбоя ещё не скоро доберутся до здешних мест...

Но все же "свирепое нападение" доллара, по крайней мере на сегодня, оказалось отбитым. Более того, судя по электронным табло в операционном зале "Симэкса", японская иена по-прежнему торжествует..."

Шеф информационного отдела, просмотрев заметку о бирже, сморщится: какие ещё электронные координации между биржами да торжество иены над долларом, когда собственная банковская система вроде рахитика?

Информацию о синхронной работе бирж подтвердила Барбара Чунг, когда Шемякин позвонил ей из аэропорта Чанги и сказал, что прилетел. "А у нас новость", - сообщила она. И рассказала, какая. Часом раньше, в самолете, Севастьянов выписав столбец цифр из финансового приложения к газете "Стрейтс таймс", принесенной стюардессой, вывел цифру ежегодного объема сделок и показал её Шемякину.

Кажется, Шлайн рассчитал правильно. Севастьянова подгонять не нужно.

- Я, знаете ли, почти не читаю финансовые приложения и соответствующие разделы в газетах, - признался Шемякин.

- Вот и напрасно, - сказал Севастьянов. - Главные новости как раз там.

Пока такси мчалось из аэропорта в город, Шемякин и набросал свою заметку.