100 великих тайн России XX века - Василий Веденеев

Брат хозяина особняка, Владимир Николаевич, судя по сохранившимся архивным документам, являлся гордостью семьи. Владимир Ипатьев стал крупнейшим русским химиком, блестящим учёным, оставившим после себя огромное научное наследие и внёсшим немалый вклад в развитие русской химической науки и промышленности. В 1914 году Владимир Николаевич Ипатьев уже носил высокое звание генерал-лейтенанта инженерных войск. В период Первой мировой войны он сделал ряд блестящих открытий и создал новые разработки в области до того времени неизвестных взрывчатых веществ. Эти работы принесли ему широчайшую научную известность. Ипатьева избрали академиком.

В отличие от брата, возможно, Владимир даже не знал о трагических событиях в Екатеринбурге, в доме Николая, — генерал принял революцию большевиков и стал служить новой, как он считал, «народной», власти. Поначалу она отвечала ему лаской и заботой — такой крупный химик, академик и генерал был крайне нужен большевистскому правительству для работ в оборонной отрасли и создания собственной развитой химической промышленности. В 1925 году Владимира Ипатьева избрали академиком Академии наук СССР, а два года спустя, в 1927 году, присудили ему Ленинскую премию.

Бывший генерал Ипатьев не обманул возлагаемых на него партийцами надежд. Он внёс неоценимый вклад в развитие в России неорганической и нефтехимии и стал одним из основоположников каталитического органического синтеза при высоких температурах и давлениях. Для специалистов это скажет очень много, учитывая, что эти работы проводились в конце двадцатых — начале тридцатых годов XX века. Кроме того, Ипатьев фактически являлся создателем первых промышленных образцов автоклавов и реакторов для химической промышленности, чем фактически «спас» многие отрасли оборонки и дал им возможность успешно развиваться.

Всё неизбежно пришло на круги своя — в середине 1930-х годов, почувствовав неминуемый скорый арест, что означало физическую гибель, бывший генерал Ипатьев чудом сумел эмигрировать в США вместе с семьёй. Скорее всего, в России его судьба была уже давно предрешена, хотя бы тем, что он являлся родным братом «того» Ипатьева, проживавшего в Праге, и, возможно, при благоприятном стечении обстоятельств готового рассказать брату крайне неприятные тайны большевиков, связанных с екатеринбургским «домом призраков».

В Соединённых Штатах известного русского учёного, академика и изобретателя приняли очень хорошо. Остаётся неизвестным, увиделись ли братья при жизни и рассказывал ли что-либо Николай Владимиру. Какие тайны унесли в небытие братья Ипатьевы, осталось неизвестным.

Николай Григорьев

Советские историки упоминали это имя крайне редко и неохотно. Чаще предпочитали умалчивать. Ну а если приходилось вспоминать о Николае Александровиче Григорьеве, его именовали бандитом-контрреволюционером, ярым антикоммунистом и антисемитом.

Этот человек в Гражданскую войну держал в руках судьбы России и Украины, союза с ним искали главнокомандующий войсками Юга России Антон Деникин и наркомвоенмор Лев Троцкий, его славе и популярности жутко завидовал «батька» Нестор Махно. Впоследствии славу талантливого полководца-самородка жадно разделили красный комбриг, романтизированный большевиками бывший отчаянный налётчик Григорий Котовский, Николай Щорс, Александр Пархоменко и повстанческий «батька» Нестор Махно. А историкам приказали про Григорьева забыть или называть бандитом-контрреволюционером…

Николай Александрович Григорьев родился на Украине в 1878 году. Родители его были не кулаками, как утверждала большевистская пропаганда, а чиновниками средней руки. Учился юный Коля не в гимназии, а в реальном училище, поскольку испытывал тягу к точным и естественным наукам. По окончании училища он легко поступил в Технологический институт, однако курса обучения не закончил, бросил учёбу и поступил на службу в одно из государственных ведомств. Затем в другое, третье… Григорьев явно чего-то настойчиво искал, но никак не мог найти дела по душе.

Когда грянула Первая мировая война, Григорьева словно спрыснули живой водой: Николай Александрович немедленно поступил на ускоренные курсы прапорщиков — это оказалось как раз то, чего ему не хватало с его авантюрным складом характера. Вскоре новоиспечённый прапорщик оказался на фронте. Григорьев воевал лихо, с упоением, смекалкой и недюжинной выдумкой, вкладывая всего себя в непростое и смертельно опасное дело войны. Он командовал взводом в пехотном полку, затем стал командиром полуроты и много раз получал награды за храбрость. Его мужество и бережное, уважительное отношение к солдатам снискали офицеру Григорьеву искреннюю любовь нижних чинов — он стал их кумиром! Он сам, лично, водил их в штыковые атаки и заботился о раненых, у него в полуроте было меньше всех потерь. Уважали Николая Александровича не только солдаты, ной офицеры полка — как грамотного и храброго, иногда до безрассудства — командира. В иных условиях Григорьев мог бы повторить путь если не Наполеона Бонапарта, то какого-либо из его прославленных маршалов. Он уже вступил на этот путь, надев офицерские погоны.

Февральская революция застала Григорьева в чине штабс-капитана и должности командира роты пехотного полка. Не слишком задумываясь о политике, зато испытывая неприязнь к противнику, Григорьев присягнул Временному правительству и, не обращая внимание на «возню в столицах», по-прежнему продолжал храбро воевать. Но вскоре произошла Октябрьская революция, которую штабс-капитан Григорьев встретил в окопах. Большевики старательно и терпеливо разваливали армию, которая вполне могла повернуть штыки против них. Началось массовое дезертирство, провоцировались расправы над офицерами, неожиданно оголялись большие участки фронта. Дело явно шло к братоубийственной гражданской войне. Николай Александрович достаточно быстро разобрался в сложившейся политической обстановке и счёл себя свободным от данной им присяги — большевикам он не присягал, а императора и Временного правительства более не существовало. Стоило подумать о себе.

Григорьев уехал домой, а вскоре Украину и Крым оккупировали немцы. Этого Николай Александрович, прошедший германский и австрийские фронты, вынести не смог, он присягнул Центральной Украинской раде и добровольно вступил в армию гетмана Скоропадского. Проявить себя Григорьеву не пришлось — военный министр Украины генерал Рогоза издал приказ об увольнении из армии всех офицеров военного времени. Им предоставлялось полное право доучиться в юнкерских училищах. Потом, при желании, они могли вновь поступить на службу. Все выслуженные кровью чины, должности и боевые награды одним махом оказались перечёркнутыми вместе с немалым боевым опытом, полученным офицерами на фронтах.

Обиженных офицеров начал привлекать в свои части основной противник Скоропадского — Симон Петлюра.

— Мы очень ценим ваш боевой опыт, панове, — льстиво говорил он. — Герои! Народ пойдёт за вами!

Петлюра оказался прав: от Скоропадского ушли самые талантливые и знаменитые герои Гражданской войны на Украине — Григорьев, Струк, Соколовский, Зелёный, Петренко. Это действительно герои, поскольку в народной войне герои были по обе стороны баррикад. Но потом большевики заставили всех забыть их имена, более известные, чем раздутая слава Будённого, Ворошилова и иже с ними. Но времена меняются, и забытые имена возвращаются на законно принадлежащее им место!

Григорьев раздумывал недолго — как офицер, он считал себя свободным от присяги кому бы то ни было, а как человек с развитой авантюрной жилкой, к тому же имеющий большой боевой опыт, он жаждал реализовать его в деле освобождения родины от интервентов. Григорьева можно называть патриотом в полном смысле этого слова. Очень быстро Николай Александрович создал свой отряд для борьбы с интервентами и частями гетмана — костяк воинского формирования составили опытные офицеры военного времени, вернувшиеся домой солдаты и матросы-дезертиры Черноморского флота. К ним примкнула масса крестьян из Черниговской, Полтавской и Киевской губерний. Обладавший организаторским талантом Григорьев, с помощью примкнувших к нему офицеров, превратил эту аморфную массу в настоящее воинское соединение, обладавшее удивительной боеспособностью и свято верившее командиру.

Григорьев начал с внезапных налётов на карательные отряды немцев, захвата поездов и железнодорожных станций, перерезал коммуникации противника и лишал его снабжения. Он громил вражеские гарнизоны и команды. Быстро раскрылись недюжинные стратегические и тактические таланты бывшего штабс-капитана. Он в мгновение ока превратил свои пёстрые разрозненные отряды в регулярную армию — самую сильную на Юге России. И сразу стал одной из самых значительных военных и политических сил: Григорьев имел в своей армии двадцать тысяч штыков, более пятидесяти орудий, семьсот пулемётов и шесть бронепоездов. Противостоять Николаю Александровичу не могли ни белые офицеры-добровольцы, ни слабая Красная армия! Перед ним открывался путь в Бонапарты. Тем более что Григорьев был очень неглуп, хорошо и складно умел говорить на митингах с народом, постоянно занимался самообразованием, отлично ладил с населением, пользовался большой популярностью и любовью масс. Но главное, Григорьев обладал недюжинными военными талантами. Да вот беда — бывший штабс-капитан отличался просто удивительной аполитичностью! Хотя в сорок лет мог стать диктатором!