Паприка (Papurika) - Ясутака Цуцуи

Токида и Носэ кивают Ацуко – они сочувствуют той, с кем им приходилось делить сон. Придется им впредь побывать в ее снах или нет, но оба видели и знают, каково ей там приходится.

– Господин Конакава в шутку обмолвился, что вчера померился силами с Сэйдзиро Инуи.- Суперинтендант Ямадзи хмыкает.- Хотя, конечно, в этом нет ничего смешного.

– Да. А потом началось…- подхватывает Ацуко, кинув взгляд на Симу.

– Ты про казус в новогоднюю ночь? Когда Осанай удрал от старшего суперинтенданта и вместо него на крыльцо вышел сам Сэйдзиро Инуи? – интересуется Сима.- Еще бы! Сцена с крыльцом была из сна Осаная, и немудрено, что кадр сразу сменился.

– Этого я не видел,- в свою очередь заинтересованно произносит Токида.- Ну и как господину Конакаве показался противник? Справился он с Инуи?

– Да, кто-кто, а он-то справится,- говорит Носэ, отгоняя саму мысль, что бы произошло с ним самим, окажись он там.- Мы ведь продолжаем наступать.

– Потом Осанай объявился в образе молодого самурая на постоялом дворе,- продолжает Сима.- Мы с Паприкой тоже там были, в старинных одеждах. Меня удивило, что молодой самурай обнажил меч, но где-то там поблизости сражались в своих снах главный суперинтендант и Инуи.

– Точно. Меч вынимал.

Все услышали эту реплику, произнесенную отсутствующим голосом. Они застывают от изумления, и только инспектор Убэ, поднявшись, заглядывает в спальню.

– Там кто-то есть.

– Кто? – спрашивает суперинтендант Ямадзи, а самого охватывает недоброе предчувствие. Встав на изготовку, он кричит: – Эй! Кто там? Выходи!

Медленно отворяется дверь. Компания в гостиной затаивает дыхание. В самурайских доспехах там стоит, прислонившись к косяку, Морио Осанай. В руке он сжимает обнаженный меч. Его силуэт кажется туманным, контуры – расплывчатыми. В потухшем взгляде Осаная сквозит ненависть. Его будто бы нет, но в подсознании возникает зловещее ощущение его присутствия. Осанай красив, точно сошел с гравюры средневекового романа, но такая красота настораживает вдвойне.

– Он появился из сна.- Ацуко, встав, идет к кухне – и оказывается к Осанаю ближе всех.

– Исчезни, исчезни,- вспомнив историю Носэ о тигре, громко вопит Токида, прикрывая своим гигантским телом Ацуко.- Тебя нет. Исчезни. Исчезни.

Молодой самурай едва заметно улыбается. И бормочет абсолютный бред:

– После того как, вынув меч. Сейчас не делаю зубы уход. Пробудишься – Косаку Токида. Там, вход мисо без принципа двери. Я есть. Прелюбодеяние. Дьявол белого золотого стула.

От инспектора Убэ не ускользнуло, что Осанай вплотную приблизился к Токиде, целя острием меча прямо ему между глаз. Тогда Убэ направляет на молодого самурая пистолет, но выстрелить первым не решается и спрашивает у суперинтенданта Ямадзи:

– Как быть?

– Стреляй! Вряд ли он умрет… по-настоящему,- приказывает Ямадзи, но тут же смущается: – А вдруг и впрямь умрет? И уже не проснется в реальности?

Молодой самурай заносит клинок над головой Токиды.

– Спасите! – вопит Токида, весь сжавшись от страха.

– Стреляйте! – восклицает Ацуко.- Реальность не искривится.

– Стреляй!

Поняв, что самурай все равно рубанет мечом, Убэ спускает курок.

Из груди сочится алая кровь, и молодой самурай пошатывается, словно исполняет танец смерти. Его меч разрезает воздух. Вот Осанай издает страдальческий крик, изо рта льется кровь, взор устремлен к небу. Какая эстетичная смерть! За миг до того, как рухнуть на пол, самурай исчезает.

У Осаная потемнело в глазах. Он чуть не упал со стула, но быстро пришел в себя и восстановил равновесие. Он сидел в кабинете Инуи и обсуждал с патроном результаты совета директоров. Инуи чему-то удивился и пристально смотрел на молодого коллегу.

– Извините, я, кажется, задремал. Все эти дни сплю урывками. Что было вчера, вы видели сами…- уклончиво сказал Осанай, намекая на сон, который они вдвоем видели накануне. Что он мог еще сказать?

– Ты как, в порядке?

– Да, все уже хорошо,- заверил его Осанай, но самому показалось, будто пустота, сдавливавшая с утра его грудь, в момент помутнения лишила его частицы собственного «я». Его самого интересовало, что произошло. В сознании зиял пробел. Пытаясь прийти в себя, он потряс головой.

– Что это сейчас было? – подозрительно поинтересовался Инуи, пристально глядя на Осаная.

– Вы о чем?

Инуи снял очки и положил их на стол. Поморгал.

– На какой-то миг ты исчез со стула. А затем появился в доспехах самурая и с мечом в руке. Грудь испачкана кровью, а сам, как мне показалось, на волосок от гибели. В предсмертном порыве ты выглядел воистину прекрасно. Просто загляденье. Так что это было? – неспешно поднимаясь, спросил Инуи и расплылся в улыбке. Проблеск сладострастия в его глазах не ускользнул от взгляда Осаная.- Мне показалось, сила «дьявольского семени» на мгновение перенесла твой сон в реальность. И кто-то тебя там убил.- Зайдя Осанаю за спину, Инуи опустил руки ему на плечи.- Все-таки какой же ты красавец! Я от тебя без ума.

17

Страх перед сном ощущали и Ацуко, и Осанай. Однако Ацуко считала своим долгом во что бы то ни стало вернуть МКД, и это ее стимулировало. Она во сне главенствовала над Инуи, Осанаем и Хасимото. Что это значит – иметь превосходство в общем для всех сне? Прежде всего это дает право выбора выгодной для себя сцены и хода ее дальнейшего развития, а также свободу беспрепятственного проникновения в сны противников.

Ацуко боялась, что пока, увлекаемая бессознательным, будет спать – окажется в плену глубокого сна и не сможет оттуда выбраться. Она осознавала, какой вред это нанесет здоровью, но была вынуждена спать урывками, довольствуясь поверхностным сном. В ход шло все: лекарства, автоматические пробуждающие устройства, сон в неустойчивой позе на стуле перед психотерапевтической установкой.

Ночью она настроила автомат, чтобы поддерживать у себя поверхностный сон, не доводя себя до полного пробуждения. В изголовье положила телефон: если устройство не поможет, они с Токидой и Симой договорились время от времени перезваниваться.

Одна из фаз сна, когда тело расслаблено и только мозг активизируется, вычерчивая такую же, как в минуты бодрствования, кривую, называется быстрым сном. Видя сон в этой фазе, специалист не в состоянии управлять психотерапевтической установкой, как и осознавать, что это сон.

Ацуко погружается в первую фазу быстрого сна, совершенно не подозревая об этом. В лаборатории кроме нее – Хасимото. Тот, прежний, с которым она была в хороших отношениях. Лаборатория – для биологических опытов. Или химических. И в лабораторных колбах, должно быть, всевозможные бактерии. Ацуко кажется, что здесь проводят эксперимент с бактериофагами. Ацуко мучает жажда, и она пытается отхлебнуть из бутылки с минеральной водой. Однако и там кишит какая-то мелкая зелень.

– Там бактерии.

– Попробуй вскипятить,- подсказывает Хасимото. Ацуко, перелив воду в склянку, собирается поставить

ее на огонь. Но, вскрикнув, гасит огонь, поднимает склянку, пытаясь рассмотреть содержимое. Бактерии выросли.

– Это скорее плесневые грибы. Хасимото поддакивает:

– Точнее – несовершенные плесневые грибы, родственники слизевиков. Это из-за них мутировала кишечная палочка.

Три гриба ядовитых цветов: темно-зеленый, темно-красный и темно-желтый – от соприкосновения с воздухом подрастают до трех сантиметров. Их тела-веретена напоминают гигантский мотыль. Под шляпкой угадывается подобие лица, на котором можно различить нечто вроде глаз и носа.

– Такую воду я пить не стану,- отказывается Ацуко, а самой невтерпеж.

– Так это же углеводы.- Хасимото, сунув в колбу палочку, вытаскивает и отгрызает шляпку из желтой субстанции.

Сдерживая рвотные позывы, Ацуко смотрит на колбу. Лицо красного гриба – вылитая она.

– Ха-ха-ха,- закатывается смехом Хасимото. Ацуко поворачивается к нему, но видит лицо Инуи, а вместо тела – гриб зеленого цвета. Вдруг и она становится грибом, а ее тело, как пряжей, оплетает своими ногами-грибницей Инуи.

– Это сон,- восклицает Ацуко, шокированная появлением Инуи. Ее красное тело становится красной майкой, а сама она перевоплощается в Паприку. «Что-то я рано сегодня легла. Который час? Только семь? А Инуи не промах: тоже хотел спокойно поспать, чтобы ему не мешали. Что на уме у старого беса – никому не известно. Ну и выдержка у него… поразительно!»

– Хасимото! На помощь! – Паприка пытается докричаться до Хасимото.«Я не могла ошибиться – это был он,- думает она.- Он прикорнул, выкроив время для сна, и видел, будто проводит опыты вместе со мной». Паприка представила, как Инуи и Осанай заставляют слабохарактерного Хасимото спать в часы, пока она сама бодрствует, чтобы под ее нажимом он не выдал во сне какую-нибудь тайну.

Лапшевня, где часто бывает Хасимото. Он тянется через стол, чтобы отодрать Инуи от Паприки. Как и любой человек в своем бессознательном, душой Хасимото – в прошлом, когда он еще не был врагом Ацуко Тибы. Он любит ее, хоть и понимает, что она недоступна, и Паприка об этом знает.