Гренадер - Олег Быстров

– Та ночь была самой лучшей в моей жизни, господин поручик. Я тебе благодарна и никогда эту ночь не забуду. Но теперь уйду. Кто знает, быть может, мы ещё встретимся, и обстоятельства будут за нас, а не против.

– Поляк жив? – деревянным голосом спросил Саблин.

– Да, так и сидит, привязанный к стулу. Он тебе нужен?

– Позарез.

– Бери.

– Помоги встать.

Она обхватила его. Саблин встал, прижал Хелену к себе.

– Так нечестно, господин поручик, – прошептала она.

Он крепче обнял любимое тело, женщину, за чью жизнь не жаль отдать свою. Задохнулся её дивным ароматом, который не перебивали ни пороховая гарь, ни сырой кровавый дух, наполнявший хату. Его душили слёзы. Отчаянный гренадер, русский боевой офицер едва сдерживался. Так бывало с ним только в детстве, когда случалась вдруг непоправимая беда. Детская беда, но оттого не менее горькая. И ещё горше было от осознания – Хелена права. Кругом права. Всё это делало предстоящую разлуку нестерпимой.

Девушка осторожно высвободилась. Руки Саблина упали.

– Если хочешь поговорить с ляхом, делай это сейчас. Скоро здесь будут стрелки комендатуры.

Мы хоть и действовали быстро, но не бесшумно же. Мне пора, люди ждут. Да и с комендантскими встречаться нет нужды. Прощай, мой бедный поручик. Мой бравый поручик… Прощай.

И всё. Она ушла, а Саблин готов был завыть. Или упасть и лежать, заткнув уши, зажмурив веки. Или разнести в щепы эту избёнку. Но вспомнил: в соседней комнате сидит польский друг, соратник по ликвидации групп националистов. Добродушный парень с открытой и располагающей улыбкой.

Берегись, Ежи, поручик Саблин идёт. И ничего хорошего тебе это не сулит.

2

Мазур ёрзал на стуле. Но поляку повезло меньше Саблина, путы держали крепко и не собирались отпускать пленника. На звук шагов Ежи обернулся. В первый миг глаза его вспыхнули радостью, но, видно, было в лице, во взгляде русского поручика что-то такое, от чего радость поляка тут же угасла. Он даже съёжился на стуле, но заговорил вызывающе:

– Слава Всевышнему, поручик. Освободите меня скорее, и надо уходить. Думаю, встреча со стрелками комендантской роты не входит и в ваши планы?

– Отчего же, мне свои не помеха, – ответил Саблин. – Тебя, Ежи, я сдам контрразведке. Их очень интересует организация «Серебряный зигзаг». Но прежде ты мне скажешь, кто резидент. Где его найти, кем числится в миру. Вопросы те же, что и у Слона.

– Вот-вот, ты и сам не отличаешься от этих бандитов, – прошипел Мазур. – Пся крев, быдло, унтерменш! Всех вас, русских, надо стрелять. Давить! Ничего, настанет наше время…

– Ты до этого времени можешь не дожить, по-ручник, – оборвал Саблин. Он намеренно назвал воинское звание Мазура на польский манер, как бы отделяя себя, поручика российской армии, от националиста. – Но я сохраню тебе жизнь в обмен на информацию.

– Ничего не скажу! – взвизгнул Мазур. – Язык откушу, но тебе…

– Врёшь! – Саблин скрутил воротник модной рубашки поляка в кулаке и дёрнул пленника так, что натянулись верёвки. – Ты слишком любишь себя, Ежи. Слишком высоко ценишь свою ясновельможную панскую жопу. Но я не дам тебе умереть спокойно.

С этими словами Саблин отпустил поляка и подобрал валяющийся рядом табурет. Хорошенько размахнувшись, он грохнул им об угол стола. Табурет разлетелся, в руках поручика осталась ножка: увесистая, ухватистая, то что надо.

– Я сломаю тебе правую руку в трёх местах: плечо, локтевой сустав, предплечье. Будет мало, проделаю то же самое с левой. Ни один хирург не возьмётся восстановить конечности после такой травмы. Ты никогда не выйдешь больше в ринг, не сможешь стрелять, ты станешь никому не нужным инвалидом. В контрразведке тебя всё равно выдоят досуха, а потом выбросят, как выпитую бутылку вина. Будешь прозябать. Но если испортишь мне настроение окончательно, плюну на всё и пристрелю. Что ж, начнём?

И Саблин замахнулся ножкой.

– Стой! – выкрикнул Мазур в отчаянии. – Стой, пся крев, я скажу…

Поручик, не опуская своего орудия, подытожил:

– Ты провален, Ежи Мазур, поручник польской армии. Обратного хода нет. Так хоть живым останешься. В Сибири мужики обожают биться на кулачки, будешь там непобедимым Ежиком. Ну, морда, говори!..

И отвел ножку дальше за плечо, увеличивая замах.

– Его зовут пан Владек! – нервно выкрикнул Мазур, косясь на занесённую дубинку в руках Саблина. – Фамилия Шиманский. Снимает квартиру где-то на Лесной. Там доходные дома, точнее я не знаю…

– Точнее, Ежи, – с угрозой проговорил Иван, но орудие пытки опустил.

– Он никогда не приглашал к себе. Как-то мы встретились у Клуба, он и проговорился случайно, мол, мне ещё на Лесную ехать. В основном связь поддерживали через почту. Шиманский присылал письма, каждый текст имел своё значение.

– Какую задачу вам поставили?

– Вначале найти подходы к вашему штабу в Доме инвалидов и к Цитадели. Но везде всё хорошо охранялось, без пропуска, в цивильном не пройдёшь. И тут появился ты. Шиманский приказал сблизиться. Русский офицер, на объектах бывает, к тому же пониженный по службе. Наверняка недоволен, обижен. Если этого окажется мало, велел посулить денег. Денег у него много.

– Дальше, Ежи. Зачем вам понадобился русский офицер?

– Это вторая часть задания. – Теперь поляк говорил без остановки и без понуждения, будто хотел выговориться. – В условленный день Шиманский должен был передать контейнер. Он называл его «меткой». Что это такое, я не знаю. Но мы должны были уговорить тебя пронести «метку» в штаб и пристроить где-то незаметно. Потом то же самое проделать в Цитадели. Точнее, пронести контейнер в резиденцию генерал-майора Стукалова.

– Ежи, что за «метка»? Или говори всё, или я тебя накажу. Понимаешь, чем это грозит?

– Клянусь Всевышним, я не знаю, что это! – взвизгнул Мазур. – Небольшой, но тяжёлый контейнер. Около двадцати килограммов. Я встречался с Шиманским всего дважды, во время одной встречи он велел продумать, как закамуфлировать эту штуку, чтобы ты мог её пронести.

– Придумали?

– Мы считали, что в штаб ты мог пронести их в кофре с бумагами.

– А в Цитадель?

– Там нужно было пробиться к чрезвычайному комиссару. Мол, владеешь очень важной и срочной информацией и несёшь подтверждение. Докладывать будешь только ему. Что-то в этом роде.

– Выход от комдива, я понимаю, уже не планировался, – недобро усмехнулся Саблин. И вновь поднял ножку от табурета. – Что за контейнер, Ежи?! Что за «метка»?! Считаю до трёх!

– Не знаю! – Мазур уже чуть не скулил. – Только догадываюсь. И штаб, и Цитадель должны были взлететь на воздух. Но каким образом это собирались проделать – понятия не имею! Клянусь честью!

– Не надо про честь, поручник. Но, в общем, я тебе верю. Действительно, кто будет посвящать исполнителя во все детали? Тройки, такие как ваша, в городе ещё есть?

– Наверно. Точно не знаю, Шиманский не говорил. Но без подстраховки такие дела не делаются.

– Это правильно…

Саблин задумался – как выбираться? Поручик понятия не имел, где сейчас находится. А время поджимало. Резидент на свободе, готовит подрыв штаба и Цитадели. Наверняка у него есть ещё исполнители. Всё это немедленно должен узнать Иоффе.

Он посмотрел в разбитое окно: темень и дождь. Ни малейшей подсказки, куда идти. И поляк… Прикажете тащить его на себе? Вместе со стулом? Где же стрелки, обещанные Хеленой?

Эх, Хелена… Сердце болезненно сжалось. Тотчас, словно кто-то подслушал его мысли, снаружи мелькнул свет, раздался звук мотора. Машина затормозила, и второй раз за вечер, а вернее сказать за ночь, беспощадный прожектор высветил дом. Мегафон прорычал:

– Эй, есть кто живой?! Выходи по одному, с поднятыми руками! Если есть оружие, бросайте у входа.

Второй раз повторять не буду, открываю огонь из всех стволов. Надоели уже!

Быть может, это были те же стрелки, что и у схрона Слона. Нет ребятам никакого покоя, невесело подумал Саблин. Знай мотайся под дождём, разгребай трупы. Подошёл к двери, крикнул из-за створки:

– Я поручик российской армии Саблин! Оружия нет, выхожу с поднятыми руками. Не пальните сгоряча!

– Выходи, поручик, – отозвался мегафон. – Посмотрим, что ты за гусь. Только без резких движений. Дёрнешься – пристрелим!

Нет, воистину сегодня всё повторяется, отстранение подумал Саблин. Пристрелить его уже обещали. Столь же отстранённо он посмотрел на трупы боевиков, сваленные в кухоньке. Навскидку человек пять – семь.

Крикнул: «Выхожу!» – и шагнул на крыльцо.

Опять «Сокол», опять пулемёт, нацеленный, кажется, прямо в лицо. В слепящем свете прожектора, таком, что слезу давит из глаз, приближался некто в дождевике с капюшоном. Сзади мелькали неясные тени со стволами. Саблин ждал. Человек приблизился.

– Штабс-капитан Смоковников. Ваши документы.

– Поручик Саблин, выполняю особое задание. Документов нет, господин штабс-капитан. Необходимо срочно связаться с подполковником Иоффе, офицером по особым поручениям при командире дивизии. У меня срочная информация и пленный польский националист в доме.