Крысы в городе - Александр Щелоков

— Садись, террорист.

— Я постою, — произнес Карась дрожащими губами. Вежливость майора показалась ему очередным подвохом.

— Задержанных здесь не просят, — сурово пояснил Кольцов. — Если я сказал: садись, это приказ. Понял?

Карась молча кивнул и, шмыгая носом, сел.

— Слушай, Леша, — Кольцов говорил мягко и доверительно, — ты с отцом живешь?

— Была у собаки хата. — Щукин тиранул рукой под носом.

— Что, отца нет?

— Были. И даже много. Штук десять. Как нового хахаля мать домой приводила, так он и становился отцом.

Кольцов не придал значения грусти, прозвучавшей в словах Карася. Его в тот момент интересовало другое.

— Шубодерова знаешь?

— Это который Шкаф?

— Он ваш сосед?

— Да кто такое насвистел!

— Тогда откуда его знаешь?

— Одно время работал в автотехцентре. Учеником слесаря.

— И что, сразу свел дружбу со Шкафом?

Карась поначалу растерялся, потом быстро нашелся:

— Мне его мужики со стороны показывали. Говорили, он в городе тюрьмой командовал.

— Значит, его ты не знаешь?

— Нет, гражданин начальник.

— А он мне сказал, что ты его человек. Просил тебя выпустить…

Вызывать Ручьева для убеждения Карася больше не потребовалось. Он раскололся, и Кольцов выяснил, что в окружение Саддама парня внедрил Шубодеров. Карась, информируя шефа охраны, помогал тому постоянно быть в курсе дел опасного конкурента.

Медленно, шаг за шагом, Кольцов создавал собственную сеть информаторов в криминальных кругах и вскоре узнал многое из того, что готовили и делали в городе воровские авторитеты. Возросла раскрываемость преступлений, была почти пресечена деятельность залетных искателей уголовного счастья: их сдавали милиции свои же коллеги.

Вне досягаемости закона оставались лишь группы Саддама и Колесникова. Правда, порой, чтобы не дать той или иной стороне усилиться, Кольцов сталкивал их в крутых разборках, которые сам же и пресекал силами отряда быстрого реагирования.

После ухода в отставку генерала Сазонова единственным претендентом на место начальника Управления внутренних дел области оказался Кольцов.

И он это место получил.

Включая в свой тайный список фамилию Кольцова, Лайонелла вовсе не имела в виду полковника. Ей была нужна его жена — Каля. Именно с ней она связывала свои интересы.

КАЛЯ

Калерия Викторовна Кольцова, в девичестве Волобуева, была одноклассницей Лайонеллы. И, как часто случается, двух девочек в годы учебы разделяла их обоюдная красота. Девочки и женщины выбирают подруг так, чтобы те никогда не могли стать соперницами.

Каля — так звали Калерию в классе — с молодых ногтей выделялась удивительной красотой. Невысокая, фигуристая, вылепленная из элегантных округлостей и полуокруглостей, с кукольным лицом — полные губы бантиком, большие голубые глаза, ресницы как крылья бабочки, темные брови и фарфорово-белая кожа, на которой играл мягкий персиковый румянец, — Каля сводила с ума мальчишек, внешне оставаясь холодной и безразличной к ухаживаниям.

Замуж Калерия Викторовна выскочила удачно. Конечно, брак с лейтенантом милиции таил в себе немалый риск: муж мог так и остаться служивым сапогом, не сделать карьеры. К счастью, Всеволод (дома и на людях Каля звала его Кольцовым) быстро попер в гору. Дача, машина, новые шубки, платья, модные туфельки — все это разнообразило жизнь, не украшенную другими радостями.

Интимные отношения с мужем с первых же дней разочаровали Калерию Викторовну. Кольцов, к ее удивлению и несчастью, оказался человеком предельно холодным, сексуально-нелюбопытным и выполнял обязанности супруга только по велению долга, не пытаясь одарить супругу радостями открытий.

Между тем в душе Калерии Викторовны, внешне ни в чем не проявляясь — так молчаливо горят подземные торфяники, — бушевал пожар всепожирающего желания. Ей был нужен мужчина, который смог бы раздуть невидимый огонь в яркое пламя. В муже таких способностей не обнаруживалось.

Свой темперамент Каля неожиданно для себя открыла и проверила очень давно, в первом же опыте. Такая страстность, как у нее, в раннем возрасте обнаруживается не часто, но, если она проявляется, то определяет жизнь женщины, ее счастье и страдания, на много лет вперед.

Открытие, как это нередко случается, было сделано неожиданно в силу стечений обстоятельств.

В восьмом классе школьники поехали в совхоз «Рассвет» убирать морковку. Кале, не желавшей копаться в грязи, поручили следить за обеспечением работающих продуктами. Вместе с шофером Костей она регулярно ездила в поселок, подписывала в совхозной кладовой накладные, по которым школьникам отпускали картофель, капусту, мясо, крупы. Затем все это перевозилось на полевой стан.

Костя — рабочий совхоза — недавно вернулся из армии, помнил дисциплину и к делу относился с полной ответственностью. Чернобровый, веселый, хорошо сложенный, он брал с собой баян и вечерами развлекал школьников музыкой и пением, устраивал в поле танцы.

До конца работ оставалось два дня. Пошел дождь. Он застал продуктовую машину в дороге. Быстро намокшая земля раскисла, «газон», юзом скатившись в кювет, забуксовал. Костя походил вокруг машины, набросив на голову пустой мешок, постучал сапогом по скатам и уверенно заявил:

— Сели. Без трактора не вылезти.

Сперва пленники дождя пережидали непогоду в кабине. Костя вел себя крайне сдержанно, не зная, как держаться и вести себя с фарфоровой девочкой.

Когда стало ясно, что никакой трактор до утра не появится, Костя предложил спутнице перебраться в сарай, стоявший неподалеку. Они так и сделали, со смехом убежав из машины под крышу.

Вскоре выяснилось, что в сарае не так уж и удобно. Старая соломенная крыша протекала во многих местах, с нее текли холодные струи. Отыскивая место посуше, Костя и Каля забрались в угол на стожок подопрелой соломы. Здесь меньше дуло и не было так сыро. Однако холод с наступлением темноты становился сильнее и начал пробирать до костей. В своей тоненькой блузочке Каля замерзла и задрожала. Костя снял пиджачок, пахший машинным маслом, накинул его на плечи так, чтобы укрыть сразу обоих.

Стуча зубами, Каля прижалась к парню, а он обнял ее рукой. Оказалось, что вдвоем согреваться куда лучше, нежели поодиночке. Вскоре Каля перестала стучать зубами. Этого же времени Косте хватило на то, чтобы преодолеть остатки робости, возникшие из-за отсутствия опыта в ухаживании за городскими куколками. Но, как оказалось, с ними можно обходиться так же, как с деревенскими дурами.

Неторопливо и нежно, едва касаясь теплого и мягкого тела Кали, рука Кости пустилась в сладкое путешествие. Сперва он осторожно вытащил из джинсов девушки блузку и коснулся пальцами спины. Она, ощутив его прикосновение, дернулась, хотела отодвинуться, но Костя плотнее прижал ее к себе и шепнул на ухо:

— Сиди спокойно. Замерзнешь.

Однако не столько его шепот, сколько прикосновение горячих губ к нежному ушку заставило ее замереть. От уха к сердцу, от сердца ниже — к животу и ногам — потекла магнетическая сила, напрочь лишившая Калю желания сопротивляться. Она вдруг почувствовала, что ее тело слабеет, наполняется жарким нектаром. Она словно погружалась в теплые объятия сна, ласкового и приятного. Каля закрыла глаза и прильнула к Косте.

Его рука в это время тронула ее грудь, широкая ладонь накрыла нежный и таинственный бугорок, сжала его. Пальцы коснулись соска, заставили его затвердеть.

Каля ощутила, как на нее накатывается горячая волна томительного ожидания, которое раньше она испытывала только во сне: дыхание стало частым, неглубоким, казалось — вот-вот произойдет чудо, не сравнимое ни с чем, радостное, освобождающее тело от растущего нервного напряжения.

И чудо произошло. В какой-то момент мозг взорвался тысячами сверкающих искр, разлетевшимися в стороны. В глазах что-то ослепительно вспыхнуло. Спина прогнулась, тело окаменело, напряглось и забилось в судорогах, не болезненных, а радостных, о с в о б о жд а ю щ и х.

До утра они истязали друг друга сладостными пытками. В сарае пахло подопревшей соломой, от куртки Кости тянуло запахом машинного масла, и эти запахи врезались в память Кали как нечто накрепко связанное с радостью бытия.

Ничем пьянящим — ни прелой соломой, ни машинным маслом — от Кольцова никогда не пахло. Выбритый, пижонистый, он строго следовал велениям рекламы, и от него тянуло дезодорантом «Олд спайс», лосьоном «Жиллетт», дорогими одеколонами, названий которых он и сам не помнил.

К жене Кольцов относился с той мерой любви, с какой мужчины относятся к дорогим вещам, к модным галстукам, зажигалкам, курительным трубкам. Высокий, хорошо сложенный Всеволод и точеная миниатюрная Калерия представляли собой хорошо подобранный гарнитур, вызывавший восхищение у людей непредубежденных. Это внешне.

Внутренне супругов почти ничто не связывало. Кольцов отчаянно делал карьеру, реализуя свои честолюбивые замыслы. Каля томилась, изнемогая от невостребованных страстей. Так, должно быть, томятся на солнце цветки-медоносы, к которым не подлетают пчелы.