Отпрыск королевы-ведьмы - Сакс Рохмер

– Один и тот же сон?

– Да, – сказала она с беспокойством. – По крайней мере, в некоторых отношениях…

Вошел доктор Кеан, взглянув на часы.

– Доброе утро! – весело воскликнул он. – На самом деле я сам проспал.

Они заняли свои места за столом.

–Майре снова снился сон, сэр, – медленно произнес Роберт Кеан.

Доктор с салфеткой в руке поднял на нее вопросительный взгляд серых глаз.

– Мы не должны упускать из виду ни одно возможное оружие, – ответил он. – Расскажи нам подробности своего сна, Майра.

Когда Марстон бесшумно вошел с утренним угощением и, поставив блюда на стол, так же бесшумно удалился, Майра начала:

– Мне показалось, что я снова стою в похожем на сарай здании, которое я описывала вам раньше. Сквозь стропила крыши я могла видеть трещины в черепице, и лунный свет проникал сквозь них, образуя на полу светлые и неровные пятна. В дальнем конце помещения смутно виднелась дверь, похожая на дверь конюшни, с тяжелым засовом поперек. Единственной мебелью был большой деревянный стол и деревянный стул самого обычного вида. На столе стояла лампа.

– Что за лампа? – перебил доктор Кеан.

– Серебряная лампа, – она заколебалась, переводя взгляд с Роберта на его отца, – та, которую я видела в комнатах Энтони. Ее затененный свет падал на закрытый железный ящик. Я сразу узнала эту коробку. Вы знаете, что я описала вам сон, который напугал меня прошлой ночью?

Доктор Кеан кивнул, мрачно нахмурившись.

– Повтори свой рассказ о предыдущем сне, – сказал он. – Я считаю это важным.

– В моем предыдущем сне, – продолжила девушка, и в ее голосе прозвучали странные, далекие нотки, – сцена была такой же, за исключением того, что свет лампы падал на страницы открытой книги – очень, очень старой книги, написанной странными буквами. Эти персонажи, казалось, танцевали перед моими глазами – почти так, как если бы они жили.

Она слегка вздрогнула; затем:

– Тот же железный ящик, но открытый, стоял на столе, а вокруг него – несколько других, меньших ящиков. Каждая из этих коробок была сделана из другого материала. Некоторые были деревянными; один, я думаю, был из слоновой кости; один был из серебра и один из какого-то тусклого металла, который мог быть золотым. В кресле у стола сидел Энтони. Его глаза были устремлены на меня с таким странным выражением, что я проснулась, страшно дрожа…

Доктор Кеан снова кивнул.

– А прошлой ночью? – подсказал он.

– Прошлой ночью, – продолжала Майра с ноткой беспокойства в своем сладком голосе, – в четырех местах вокруг этого стола стояли четыре лампы поменьше, а на полу были ряды символов, очевидно, нанесенных светящейся краской. Они вспыхнули, затем потускнели, затем снова вспыхнули, как бы фосфоресцируя. Они тянулись от лампы к лампе, полностью окружая стол и стул.

В кресле, в котором сидел Энтони Феррара. В правой руке он держал волшебную палочку – палочку с несколькими медными кольцами вокруг нее; его левая рука покоилась на железной коробке. В моем сне, хотя я могла видеть все это очень ясно, мне казалось, что я вижу это издалека; но в то же время я стояла, по-видимому, близко к столам – я не могу объяснить. Но я ничего не могла расслышать; только по движениям его губ я могу сказать, что он говорил или пел.

Она посмотрела на доктора Кеана, как будто боялась продолжать, но вскоре продолжила:

– Внезапно я увидела, как на дальней стороне круга появилась ужасная фигура; то есть стол был между мной и этой фигурой. Она была похоже на серое облако, имеющее смутные очертания человека, но с двумя глазами красного огня, сверкающими из него – ужасно – о! ужасно! Фигура вытянула свои темные руки, словно приветствуя Энтони. Он повернулся и, казалось, усомнился в этом. Затем с выражением свирепого гнева – о! это было ужасно! он отпустил фигуру и начал ходить взад и вперед возле стола, но никогда не выходя за пределы освещенного круга, потрясая кулаками в воздухе и, судя по движениям его губ, произнося самые ужасные проклятия. Он выглядел изможденным и больным. Я больше не видела снов, но проснулась с ощущением, как будто какой-то мертвый груз, который давил на меня, внезапно был снят.

Доктор Кеан многозначительно взглянул на сына, но на протяжении всего завтрака к этой теме не возвращался.

Завтрак завершился:

– Пойдем в библиотеку, Роб, – сказал доктор Кеан, – у меня есть полчаса свободного времени, и нам нужно обсудить кое-какие вопросы.

Он провел сына в библиотеку с ее аккуратными рядами малоизвестных книг, хранилищем забытой мудрости, и указал на красное кожаное кресло. Когда Роберт Кеан сел и посмотрел на своего отца, который сидел за большим письменным столом, эта сцена напомнила ему о многих опасностях, встреченных и преодоленных в прошлом; библиотека на Хаф-Мун-стрит ассоциировалась в его сознании с некоторыми из самых черных страниц в истории Энтони Феррары.

– Ты понимаешь ситуацию, Роб? – резко спросил доктор.

– Я думаю, что да, сэр. Я так понимаю, это его последняя карта; эта возмутительная, безбожная Вещь, которую он выпустил на нас.

Доктор Кеан мрачно кивнул.

– Точная граница, – сказал он, – отделяющая то, что мы можем назвать гипнозом, от того, что мы знаем как колдовство, еще предстоит определить; и к какой территории относится учение о Духах Стихий, было бы бессмысленно обсуждать в данный момент. Однако, помня, с кем мы имеем дело, мы можем отметить, что сто восьмая глава древнеегипетской Книги мертвых озаглавлена "Глава о познании духов Запада". Забывая, например, что мы живем в двадцатом веке, и если посмотреть на ситуацию с точки зрения, скажем, Элифаса Леви, Корнелиуса Агриппы или аббата де Виллара – человек, которого мы знаем как Энтони Феррара, направляет против этого дома и тех, кто в нем находится, тип стихийного духа, известного как Саламандра!

Роберт Кеан слегка улыбнулся.

– Ах! – сказал доктор с ответной улыбкой, в которой было мало веселья. – Мы привыкли смеяться над этой средневековой терминологией, но как иначе мы можем говорить о деятельности Феррары?

– Иногда я думаю, что мы жертвы общего безумия, – сказал его сын, почти патетически поднося руку к голове.

– Мы жертвы общего врага, – сурово ответил его отец. – Он использует оружие, которое достаточно часто в наш просвещенный век обрекает бедные души, такие же здравомыслящие, как ты или я, на сумасшедший дом! Почему, во имя всего Святого, – воскликнул он с внезапным волнением, – наука упорно игнорирует все те законы, которые нельзя исследовать в лаборатории! Неужели никогда не настанет день, когда какой-нибудь истинный ученый попытается объяснить движения стола, на котором помещено кольцо