Книга без переплета - Инна Гарина

Тут из палатки выбрался Никса Маколей, увидел их обоих, и зеленые глаза его просияли, а на лице мелькнула счастливая мальчишеская улыбка, сразу же сменившаяся, правда, серьезным и сосредоточенным выражением.

- Доброе животное, - сказал он, с полным одобрением разглядывая коня. - И меч... ага!

Он быстро вытащил меч из ножен, примерился к рукояти и несколько раз взмахнул им. Рот его был сурово сжат при этом, но на скулах проступил румянец, а светлые, почти белые волосы растрепались, сделав короля похожим на мальчишку.

- Отменное оружие!

Босоногий колдун крепко и сердито почесал в затылке и отошел в сторонку, чтобы не мешать воинским упражнениям.

- Там еще и доспехи имеются, - буркнул он. - Нелишне бы примерить!..

ГЛАВА 20

Хорас лишь мельком глянул на вошедшую принцессу и сразу снова отвернулся к окну, всматриваясь в тонкую струйку дыма, поднимавшуюся к небесам из близлежащей рощи. Так, стоя к Май спиною, он и выслушал просьбу выпустить из заточения Баламута Доркина. А выслушав, решительно покачал головой.

- Нет, принцесса. Этого вашего придворного я отпустить не могу. Он человек опасный. А мне сейчас не до того, чтобы присматривать за ним. Может быть, после... когда я уже стану вашим супругом, и он не посмеет покуситься на избранника своей госпожи.

Хорас наконец отвернулся от окна и бросил, ухмыляясь:

- Да и тогда я прежде хорошенько подумаю.

Принцесса Маэлиналь, стараясь не подавать вида, как огорчил ее отказ, холодно спросила:

- Могу ли я в таком случае хотя бы повидаться с ним?

Хорас окинул ее восхищенным взглядом, от которого по телу Май побежали мурашки.

- Как вы прекрасны сегодня!.. Нет, любовь моя, и это мне неугодно.

- Но могу я, по крайней мере, убедиться в том, что он еще жив?!

- Вчера еще был жив, как вам должен был доложить ваш верный паж. Так отчего ему не быть живым и сегодня? Не настаивайте, Май. Мне, право, нынче не до женских капризов.

Лицо принцессы совершенно окаменело.

- Могу представить, сударь. Если вам до свадьбы уже не до женских капризов, то что же будет после?

- После... о, после! - оторвавшись от своего наблюдательного поста, Хорас стремительно приблизился к ней, и девушка едва удержалась, чтобы не отшатнуться. - Блаженное после! Я весь буду ваш, принцесса, и уверяю, что сможете вертеть мною, как захотите... во всяком случае, на первых порах.

Он, усмехаясь, заглянул ей в глаза.

- Вы бледнеете, моя дорогая. Волнуетесь, как бы ни старались это скрыть. Пора бы вам уже привыкнуть к этой мысли. Времени осталось совсем мало.

Хорас показал в сторону окна.

- Он уже здесь, красавец Маколей! Мы встретимся сегодня же. И вы должны понять - я сам волнуюсь. Я трепещу в предвкушении чудного мгновенья, когда исполнится мое заветнейшее желание. И мне хочется даже оттянуть этот миг, наслаждаясь... а заодно заставить поволноваться Маколея. Ему это не пойдет на пользу.

Принцесса, однако, всем своим видом выказывала полное безразличие к участи молодого короля.

- Я в последний раз прошу вас, сударь, - отпустите Доркина.

- Нет, - отрезал Хорас, перестав улыбаться. - Мне не нужны интриги за моей спиною в самый неподходящий момент.

- Я запрещу ему вмешиваться во что бы то ни было...

- Я верю вашему слову, принцесса, но не настолько. Вы не можете не желать мне поражения.

Он умолк и, не отрываясь, смотрел в глаза Маэлиналь. Неожиданно на лицо его легла тень, и взгляд сделался глубоким и печальным - взглядом бесконечно измученного человека. Брови сошлись на переносице, скорбная складка пролегла у рта, плечи опустились... преображение было столь полным, что пораженная принцесса на миг забыла, кто стоит перед ней, и не сознавала ничего, кроме полноты страдания, носимого в душе этим существом, словно тяжкое бремя.

- Ведь это так, - тихо сказал Хорас. - Смешно было бы думать иначе. Откуда вам знать, что это такое - быть отверженным и среди людей, и среди собственных сородичей, откуда вам знать, что такое вечно неутоленное желание, и зависть, и злоба... и страх. Ваш страх передо мною - ничто в сравнении с тем страхом, который я ношу в себе, страхом так никогда и не узнать, что такое истинная жизнь и все то, что вы называете радостью! Быть сотворенным - кем-то, когда-то - в виде существа нечистого, угрюмого и полного страшной, ни к чему не применимой силы - зачем? Вот вопрос, на который я боюсь никогда не узнать ответа. Вы не можете меня любить, принцесса, но если б вы знали, насколько я не могу любить вас, вы бы ужаснулись. Я - порождение тьмы и хаоса, но и во тьме и в хаосе существует некое подобие покоя, некая самодостаточность, и даже в этой малости мне отказано - я обречен на неистовое стремление ко всему тому, чего я не знаю, чего мне знать не дано. Судите меня, если можете, вы - чистое и гордое человеческое дитя, дитя того, кого вы называете Богом! Я - не Его дитя. У меня своя дорога, и я пройду по ней до конца.

Он вскинул голову, и по лицу его вновь пробежала уродующая гримаса нетерпеливого желания, сменившаяся обычной неприятной и насмешливой улыбкой.

- Вам меня не понять. Идите к себе, сударыня. Из окна вашей спальни прекрасный вид... надеюсь, вы получите удовольствие, наблюдая за ходом сражения.

И Хорас отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

Принцесса же Маэлиналь, действительно не понявшая и половины из сказанного, но испуганная и ошеломленная, опустилась на ближайшее кресло, чувствуя себя не в силах сделать ни шагу.

* * *

Баламут Доркин, не веря своим ушам, смотрел на чатури, и кулаки его медленно сжимались.

- И ты молчал столько времени! Ах, птичка... чтоб тебе провалиться!

- Я не хотел снова оставаться один, - покаянно забормотал чатури. - Я все врал, будто ты мне надоел. Ты мне нравишься. Хорас все равно не дал бы тебе уйти... а я так долго сидел тут в одиночестве!

- Мало! - без малейшего сострадания рявкнул Баламут. - Будь моя воля, я бросил бы тебя в подвал, в колодец... шею бы тебе свернул вот этими руками! Столько времени потеряно!

Он потряс перед клеткой стиснутыми кулаками и, не находя больше слов, да и не желая терять ни минуты, кинулся к железной двери, на ходу вынимая кинжал из ножен. Он постучал в нее сначала рукояткой кинжала, затем, повернувшись спиной, принялся колотить ногою. Дверь отзывалась гулким грохотом.

Чатури следил за ним, припав к прутьям клетки, и в круглых глазах его светилась тоска.

- Такая безделица, - выплевывал сквозь зубы Баламут, без устали работая ногой, - такая вшивая чепуха! И я сидел тут дурак дураком... ну, подожди, птичка! Я еще доберусь до тебя... я тебе крылышки пообрываю, перышки повыщипываю!

- Никто тебя не слышит, - жалобно сказал чатури, улучив паузу между ударами. - Они далеко внизу...