Конан – гладиатор - Леонард Карпентер

— Ты имеешь в виду, вы станете участвовать в строительстве храмов и акведуков? — спросила Сатильда.

— Конечно. У нас ребята отборные! — Дат пожал плечами, явно чего-то недоговаривая. — Да и деньги все равно храмовые, так что, не все ли равно, кто их потратит?

— Ты, наверное, прав, — кивнул Конан и переменил тему: — Дат, я у тебя хотел кое-что спросить. Хальбард, перед тем как наскочить на перо, жаловался, что ему предлагали нарочно проиграть бой. Он еще ответил отказом… Как, по-твоему, кто бы мог за этим стоять?

Дат пожал плечами:

— Те, кто ведает ставками, изо всех сил охотятся за сведениями… Бывает, что время от времени они даже исход поединка заранее оговаривают. Так что да помогут Небеса гладиатору, слишком влезшему к ним в долги…

Конан нахмурился:

— На Хальбарда пытался давить Заггар, прекрасно знакомый нам всем «собиратель талантов». Заггара, кстати, со времени убийства не видела ни одна живая душа. Я бы хотел знать, с кем подлец водил свои делишки вне Цирка. Мемтеп клянется, мол, ни один из его евнухов в этом деле не замешан!

Дат кивнул, что-то обдумывая.

— Я тоже еще не видел Заггара, — сказал он затем. — Но я вам обещаю, что ребята засекут его сразу, как только он высунет нос. Что бы он ни знал, это всяко окажется полезно!

— И Мадазайю опоили какой-то дрянью перед самым поединком со мной, — проворчал Конан. — Похоже, парня выставили вместо Хальбарда в самый последний момент… — Он сунул руку под неплотно затянутую повязку и почесал тело. — Рабов, подсыпавших дурман, уже успели продать и увезти вон из города. Так что никаких зацепок у меня нет!

— Насколько мне известно, ничего уж такого необычного для Цирка в этой истории нет, — сказал Дат, прихлебывая из кружки. — Ко всему прочему, Мадазайя и сам мог по нечаянности чего-то хлебнуть. А Хальбарда — прирезать ревнивый муж какой-нибудь из его последних подружек… — Юноша улыбнулся. — Но, во имя старых добрых времен в труппе Ладдхью, я посмотрю, что можно сделать… — И он повернулся к Сатильде: — Я так понимаю, все наши как сыр в масле катаются?

Акробатка так и засияла:

— Ладдхью говорит, наше последнее выступление принесло столько, сколько мы вряд ли бы накопили на шести деревенских ярмарках в Шеме. Особенно здорово идут предсказания судеб и Бардольфов «чудесный напиток из корня лотоса». Ну, и мои выкрутасы на трапециях: зрители только и делают, что бьются об заклад, сорвусь я или не сорвусь. Все им подавай риск, как можно больше риска! Вот, к примеру, следующий раз я буду выступать над парусиновой загородкой, полной ядовитых гадюк…

Конан так и подскочил от изумления и недовольства:

— Неужели это действительно необходимо, Сатильда? Ты ведь артистка не хуже любой храмовой танцовщицы, просто это городское отребье не может оценить тебя по достоинству! Я-то уж знаю этих цивилизованных — им только и подавай смерть и страдания! Помяни мое слово: как бы кто-нибудь из них канаты тебе не подрезал…

— Я каждый раз сама все проверяю, — строптиво отозвалась женщина. — И потом, я же не пилю тебя по поводу твоих подвигов на арене! — И она тряхнула туго заплетенными волосами. — Да в любом случае, если упаду, то мне мало не будет и без гадюк. Двор Империум-Цирка, он, знаешь ли, мощеный. Камушки там. Сорвусь — и насмерть! Или, еще хуже, калекой останусь! Там ведь никакой страховочной сетки. По мне, уж лучше загородка со змеями, чем всю жизнь передвигаться ползком и выпрашивать милостыню… — Посмотрев на безутешную физиономию возлюбленного и несколько смягчившись, она наклонилась к нему и продолжала уже тише: — Не бойся за меня, Конан. Эти городские остолопы понятия не имеют, какая змея ядовитая, какая нет. Ну и загородка будет устроена особенным образом. Я решила воспользоваться случаем и пристроить между собой и камнями растянутую холстину. Да и клубок змей — чем не подушка для смягчения удара?..

Дат расхохотался, потом мотнул головой:

— Не бойтесь, я ни полслова никому не скажу. И запомните вот еще что: если кому надо будет помочь, я теперь, в самом деле, кое-что могу…

Поднявшись, он покинул их и присоединился к своим приятелям. Гладиаторы допоздна засиделись в «Прогулочной барже», благо до празднества Баст оставалось еще полных два дня. Когда возвращались домой, с ними на колеснице ехало лишних три седока — цирковые бойцы, все еще не отошедшие от возбуждения после уличной потасовки.

Конан рад был таким попутчикам, ведь никто не мог поручиться, что они снова не попадут в какую-нибудь засаду; Когда начался подъем в гору, гладиаторам пришлось сойти наземь с перегруженной колесницы и трусить сзади пешком.

На улицах было удивительно тихо. Так тихо, как если бы известие о победе Дата принесло долгожданный мир на мощеное «поле брани».

Никто не побеспокоил припозднившихся гуляк, пока они не добрались почти до самого дома.

Только тут они натолкнулись на препятствие, но это препятствие было тихим и мирным, и, ни на кого нападать не собиралось. Поперек дороги валялся труп Заггара, «искателя талантов», кем-то зарезанного и подброшенного к задним воротам Империум-Цирка…

Глава одиннадцатая ПРАЗДНИК БАСТ

— Значит, Заггар все-таки не угодил своим хозяевам, — прокомментировал жуткую находку Мадазайя, Мастер Меча. — Сперва Хальбард послал его весьма далеко, а потом и ты отказался от победы, которую он на блюдечке тебе подавал…

— Насколько мне удалось выяснить, — сказал Конан, — одного из добытчиков сведений, который вовсю ставил против тебя, зовут Сезостр. Вот с кем, по-моему, надо бы переговорить!

— Он, наверное, потерял целое состояние, — проворчал Мадазайя. — Вряд ли его так уж распирает от любви к Заггару…

Киммериец и кушит беседовали в сужающейся полоске тени под стеной арены, ожидая, пока начнется дневное представление. Как раз когда происходил их разговор, по арене в золоченой тележке торжественно возили черную красавицу Квамбу. Тележку везли юноши, украшенные гирляндами цветов, а позади следовали девушки, едва прикрытые прозрачными одеяниями. Девушки вертелись и прыгали. Шествие было частью религиозной церемонии в честь большого храмового праздника — дня Баст. В глазах зрителей ночная тигрица служила как бы зримым воплощением Баст: стигийцы представляли себе свою Богиню радости и веселья в виде женщины с головой кошки. Кошка же была ее священным животным. А более великолепного и выдающегося образца кошачьей породы, чем Квамба, во всем Луксуре было не найти.

— Эта маленькая вонючка, «добытчик талантов», и мертвый смердит не хуже живого, — пожаловался Мадазайя. — Все, кто с ним знался, как воды в рот набрали после его смерти. Боятся! И это здорово мешает мне должным образом отомстить!