Виконт, который любил меня - Джулия Куин

Энтони медленно кивнул.

– Понимаю, – проговорил он размеренно и негромко, – что часто бывает очень трудно разделить свои терзания с теми, кого любишь больше всего.

Кейт одарила его теплым мудрым взглядом. На какую-то долю мгновения у Энтони возникла совершенно абсурдная мысль, что она каким-то образом узнала о нем все, до последней мелочи, от момента рождения до уверенности в собственной скорой смерти. Казалось, в эту секунду, при виде Кейт с обращенным к нему серьезным лицом и полураскрытыми губами он отчетливо осознал, что именно она, единственная из всех на этой земле, действительно его знает.

Это волновало.

И более того, ужасало.

– Вы очень умны, – прошептала она.

Он не сразу вспомнил предмет их разговора. Ах да, страхи. Ему лучше других известно, что это такое.

Но сейчас Энтони попытался свести все к шутке:

– Большую часть времени я бываю глуп, как пробка.

Кейт покачала головой:

– Нет, думаю, вы попали в самую точку насчет страхов. Я, разумеется, ничего не говорю Мэри и Эдвине. Не хочу их тревожить. – Она на секунду прикусила губу: смешной привычный жест, который Энтони находил невероятно чувственным. – Но если быть верной себе, – продолжала Кейт, – нужно признать, что мои мотивы не совсем бескорыстны. Помимо всего прочего, мне не нравится казаться слабой в глазах окружающих.

– Не такой уж незамолимый грех, – пробормотал он.

– Полагаю, вы и тут правы, – улыбнулась Кейт. – Но я осмелюсь высказать предположение, что и вы страдаете тем же грехом.

Энтони молча кивнул.

– Все мы играем определенные роли в этой жизни, – продолжала она, – и моя – всегда оставаться сильной и благоразумной. Сильные благоразумные личности не прячутся под столами во время грозы.

– Ваша сестра, – спокойно возразил он, – возможно, куда сильнее, чем вы думаете.

Кейт резко вскинула голову. Неужели Энтони пытается объяснить, что влюблен в Эдвину? Он и раньше хвалил грацию и красоту ее сестры, но никогда не рассуждал о ее характере.

Кейт всматривалась в его лицо, сколько позволяли приличия, однако не нашла ничего, что рассказало бы о его истинных чувствах.

– Я не говорила, что Эдвина слаба, – ответила она наконец, – но я ее старшая сестра. И всегда должна казаться сильной в ее глазах. А она всего лишь должна быть сильной ради себя.

Она снова подняла голову и увидела, что он внимательно всматривается в нее, словно хочет заглянуть в душу.

– Вы тоже самый старший из детей леди Бриджертон. Уверена, вы знаете, что я имею в виду.

Энтони кивнул, глядя на нее весело и одновременно задумчиво.

– Совершенно верно.

Она ответила ему улыбкой, улыбкой человека, прошедшего те же испытания, что и собеседник.

И ей становилось все легче в его обществе, словно теперь она могла раствориться в нем, утонуть в тепле его тела. Но Кейт знала также, что невозможно и дальше откладывать свое признание.

Необходимо сказать Энтони, что она больше не возражает против его брака с Эдвиной. Несправедливо держать это при себе только потому, что она мечтает удержать его хотя бы на несколько прекрасных минут здесь, в саду.

Глубоко вздохнув, Кейт расправила плечи и повернулась к Энтони.

Тот ответил выжидающим взглядом, сообразив, что она хочет что-то ему сказать.

Кейт открыла рот. Но не смогла выдавить ни звука.

– Я слушаю, – решил он ей помочь.

– Милорд! – выпалила она.

– Энтони, – мягко поправил он.

– Энтони, – повторила Кейт, гадая, почему ей все труднее называть его по имени. – Мне необходимо поговорить с вами.

– Я так и понял, – усмехнулся он.

Кейт упорно рассматривала свою правую туфлю, чертившую полумесяцы на утоптанной земле тропинки.

– Это… э… насчет Эдвины.

Энтони удивленно покачав головой, проследил за ее взглядом, Теперь вместо полумесяцев у нее получались извилистые линии.

– С вашей сестрой что-то случилось? – мягко осведомился он.

– Н-нет, – пролепетала Кейт. – Вовсе нет. Насколько мне известно, она сейчас в гостиной, пишет письмо нашей кузине в Сомерсете. Леди любят писать письма.

– Что любят? – удивленно моргнул Энтони.

– Писать письма. В отличие от меня. Я в этом отношении ужасно ленива, – затараторила она, – и у меня редко хватает терпения высидеть за письменным столом достаточно долго, чтобы сочинить письмо, не говоря уж о том, что у меня отвратительный почерк. Но большинство дам посвящает своей корреспонденции почти все свободное время.

Энтони постарался не улыбнуться.

– Хотите предупредить меня, что ваша сестра любит писать письма?

– Нет, разумеется, нет, – промямлила Кейт. – Просто вы спросили, не случилось ли чего с моей сестрой, и я, конечно, объяснила, где она, и потом мы совершенно потеряли нить разговора. И…

Он положил ладонь на ее руку, тем самым мгновенно положив конец потоку слов.

– Что вы хотели сообщить мне, Кейт?

Под его заинтересованным взглядом она снова распрямила плечи и стиснула зубы, словно готовясь к тяжкому испытанию. И наконец разом выдохнула:

– Я просто хотела объяснить, что больше не возражаю против вашего брака с Эдвиной.

В груди Энтони неожиданно разверзлась пустота.

– Понимаю, – выдавил он не потому, что действительно понимал. Просто ему нужно было что-то сказать.

– Признаюсь, что была настроена против вас, – торопливо продолжала она. – Но, приехав в Обри-Холл, я лучше узнала, что вы за человек, и по совести не могу позволить вам думать, что по-прежнему буду стоять на пути вашего счастья. Это было бы дурно с моей стороны.

Энтони растерянно уставился на нее, смутно ощущая нечто обескураживающее в готовности Кейт выдать за него сестру, тем более что эти два дня он постоянно боролся с неудержимым желанием зацеловать ее до умопомрачения.

С другой стороны, разве его желание не исполнилось? Эдвина станет ему идеальной женой.

В отличие от Кейт.

Эдвина удовлетворяла всем критериям, которые он установил для будущей невесты, когда решил, что настала пора жениться.

В отличие от Кейт.

И разумеется, он не может заигрывать с Кейт, если хочет жениться на Эдвине.

Он еще раз напомнил себе, что Эдвина – именно та женщина, которая ему подходит по всем статьям. Получив благословение сестры, она выйдет за Энтони хоть на следующей неделе, если он того пожелает.

Так почему же, дьявол побери, ему хочется схватить Кейт за плечи и трясти, трясти, трясти, пока она не возьмет обратно каждое проклятое, невыносимое, раздражающее слово?!

Все дело в этой таинственной искре. Той чертовой искре, которая, не затухая, то и дело проскакивает между ними. Иначе почему он всей кожей ощущает ее присутствие, стоит ей не только появиться в комнате, но даже улыбнуться, вздохнуть или пошевелить пальцем? И откуда это тягостное чувство, упорно подсказывавшее, что стоит дать себе волю, как он влюбится в нее по уши?