Путин: Логика власти - Хуберт Зайпель

Согласно этому расследованию, артиллерийский обстрел столицы Южной Осетии Цхинвала грузинскими войсками начался в ночь с 7 на 8 августа, вооружённое столкновение длилось пять дней и из‑за ввода российских войск распространилось на части некоторых других регионов Грузии. В Южной Осетии погибло несколько сотен человек, более 1700 были ранены. Официальные потери российских вооружённых сил составили 67 человек. Количество беженцев составило более ста тысяч человек. Политическая игра «ва‑банк», которую Саакашвили начал, несмотря на предупреждения, в том числе со стороны США, стоила жизни примерно двумстам грузинским военнослужащим и полицейским. «Этот конфликт коренится глубоко в истории региона», – подытоживает следственная комиссия, он стал «кульминацией постоянно возрастающего напряжения и провокаций». Судя по всему, эта кульминация была хорошо подготовлена.

Новость о нападении Грузии на Осетию застаёт Владимира Путина в Пекине, незадолго до открытия Олимпийских игр. Заявление российского премьера, который три месяца назад сдал пост президента Дмитрию Медведеву, предельно отчётливо. «Грузинское руководство предприняло агрессивные действия в отношении Южной Осетии. Туда введена тяжёлая техника, артиллерия, танки, – говорит он на спешно собранной по этому поводу пресс-конференции. – Это очень печально… и, конечно, будет вызывать ответные действия»[200].

В ближайшие часы он поговорит с Джорджем Бушем-младшим, который тоже приехал на Олимпиаду. «Я встретился с ним на стадионе, – вспоминает Владимир Путин. – И я почувствовал, что Вашингтон не остановит этот конфликт. У него были не те консультанты». Свой официальный ответ Буш передаёт по американскому ТВ: он заявляет, что прямым текстом сказал Путину о недопустимости эскалации насилия. Вице-президент Дик Чейни в Вашингтоне добавляет, что насильственные действия России по отношению к Грузии «не должны остаться без ответа»[201].

Сразу после церемонии открытия Игр Путин без предупреждения летит домой и той же ночью приземляется во Владикавказе, на границе с Южной Осетией. Телевидение показывает решительного премьер-министра, который посещает лагеря беженцев, беседует с российскими генералами и утешает раненых солдат в госпитале. Вообще говоря, за эти задачи должен отвечать президент Медведев. Российские ВВС наносят удары по неприятельским войскам, российская бронетехника входит в Грузию. Через несколько дней Саакашвили при посредничестве президента Франции Николя Саркози как представителя ЕС подписывает соглашение о прекращении огня.

Вашингтон не оказал военную помощь. Буш по возвращении в Белый дом ограничивается громким высказыванием, что Россия рискует потерять своё место «в политических и экономических структурах, а также структурах безопасности 21 века»[202], и объявляет, что два военных самолёта доставят в Тбилиси одеяла и продукты. Одновременно с этим Саакашвили на бульваре Руставели в Тбилиси перед тысячами ликующих сторонников пафосным тоном объявляет о «нашем прощании с СССР»[203]. Буша не смогли сподвигнуть на более решительные шаги стоящие рядом с ним президент Польши Лех Качиньский и руководители Литвы, Латвии и Эстонии. Они поддерживают Саакашвили и хотят свести кое-какие старые счёты с бывшим СССР. Но их расчёт не оправдывается.

«А что нам ещё оставалось, кроме военного ответа? Утереть пятна крови и ходить, повесив голову?» – спрашивает потом Путин. Вопрос риторический. В Пекине он смотрел западные новости, чтобы узнать, какую реакцию вызвало нападение Грузии. «Никакого возмущения, ничего, как будто вообще ничего не случилось. Вся вина была на нас»[204]. Он вновь видит подтверждение своей мысли, что может положиться лишь на собственные силы.

Вскоре после конфликта, 26 августа, посольство США в Москве посылает в ЦРУ и госдепартамент сообщение под грифом «конфиденциально» с оценкой прошедших недель. Там пересказывается, о чём в эти дни в Москве говорят за бокалом вина на дипломатических приёмах. При этом речь, как часто бывает, идёт не столько о причинах войны и интересах, лежащих в основе конфликта, а о личностях. Объём полезной информации невелик.

«Когда начался конфликт в Грузии, Медведев растерялся. Внешнеполитический советник Путина Ушаков рассказал послу Германии, что Путин был глубоко обеспокоен ошибкой Медведева в том, что тот не продемонстрировал решимость сразу же, 8 августа. Путин несколько раз вмешивался в ситуацию из Пекина. ‹…› Когда конфликт вышел из острой фазы и Медведев совместно с президентом Франции стал вести переговоры… баланс восстановился, хотя французы рассказывали нам, что Путин присутствовал на встрече. ‹…› После конфликта в Грузии никто не сомневается, что Путин – главное лицо в этой политической системе»[205].

Комментарий политика Владимира Путина к такого рода сообщениям тоже не удивителен: «Решение ввести войска принимал президент. Ни один танк не тронулся бы без приказа президента Дмитрия Медведева». Владимир Путин в официальной обстановке ценит этикет.

Грузино-российский конфликт определит модель поведения в политике на ближайшие годы: публичные заявления о компромиссах, которые на самом деле таковыми не являются. В 2014 году они закончатся кризисом на Украине. Политические лидеры мировых держав уверяют друг друга в том, что понимают друг друга, но непрестанно указывают друг другу, что действия оппонента недопустимы. Ангела Меркель уже на раннем этапе понимает, что конфронтационный курс Михаила Саакашвили опасен. Однако она следует курсом США, лишь внося в него небольшие косметические изменения. С начала своей политической карьеры она принципиально разделяет внешнеполитический курс американского правительства и никогда не станет по-настоящему противопоставлять интересы Германии и США. Эту позицию Меркель последовательно сохранит и после смены правительства Буша. США – «настолько существенный партнёр, что мы тесно сотрудничаем, потому что это нужно нам ради наших взаимных интересов, потому что мы этого хотим и разделяем общие ценности», – эту свою старую мантру она непоколебимо повторяет, стоя рядом с Бараком Обамой на саммите «Большой семёрки» в замке Эльмау летом 2015 года[206]. В начале апреля 2008 года, за четыре месяца до начала войны, всё было примерно так же.

Традиционный ужин накануне саммита НАТО в роскошном дворце Чаушеску в Бухаресте длится дольше запланированного времени. Предложение Джорджа Буша-младшего принять Украину и Грузию в НАТО по ускоренной схеме встречает сопротивление стран-участниц альянса. Франция и Германия против, Италия и государства Бенилюкса присоединяются к этой позиции. Главы правительств аргументируют её тем, что большинство жителей Украины не хочет сближения с НАТО, поэтому такой жест может поставить правительство страны под угрозу. Ситуация в обеих странах слишком нестабильна и, кроме того, не стоит задевать Россию, говорит министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер и таким образом обращает внимание присутствующих на точку зрения Москвы[207]. Тема Путина вызывает возбуждённые споры, растягивающиеся на несколько часов. Дискуссия становится всё острее. Запад расширился, и вместе с этим изменились его интересы. Польша и Прибалтика давят на Ангелу Меркель, они хотят расширения НАТО, припоминают прошлое Германии и её моральный долг искупить свою вину. «Представители Восточной Европы разгорячились, – вспоминает госсекретарь США Кондолиза Райс. – К сожалению, дело едва не дошло до того, что они чуть ли не благодарили немцев за то, что те делали в тридцатые и сороковые годы»[208].