Мир-механизм - Бен Каунтер

Отделения распределились по разным этажам, после чего разошлись по одному или по двое для зачистки конкретного коридора или их пересечений. Предполагалось, что лучше всего в тесном пространстве подойдут боевой нож и голый кулак. Впереди Масаяка шли два брата, вышибая двери и убивая всех, кого находили внутри, при этом не тратя ни на кого больше трех секунд.

Масаяк на ходу заглядывал за сломанные дверные проемы. Все камеры имели одинаковые размеры и из удобств располагали только кроватью и туалетом. Пищу рабочие принимали совместно в длинных столовых с низким потолком, где уже провели дезинфекцию другие отделения. Помимо сна основным занятием являлась молитва. В каждой комнатушке на стенах висели дешевые иконы и страницы из священных книг или же был обустроен домашний алтарь из упаковочных ящиков, на котором в рамке стояло изображение святого.

Не было ничего омерзительнее еретика, прячущегося за маской набожности.

Впереди показались бригадирские апартаменты, отделенные от главного жилого блока. Двое Астральных Рыцарей оставили их капеллану, а сами направились в другое крыло.

Плечом выбив двойные двери, Масаяк оказался внутри роскошной квартиры. От прихожей, где громоздилась бронзовая статуя губернатора Рейдолмара, отходило несколько комнат. Поднимались декоративные лестницы, на стенах висели большие полотна с портретами аристократии улья Терциус. Затем Масаяк ногой раскрыл двери в обеденный зал с длинным столом, сервированным золотыми и серебряными приборами. Чисто. Спальня с занавешенной балдахином кроватью и несчетными слоями темно-красной обивочной ткани на стенах тоже пустовала.

В комнате для трофеев на первый взгляд, казалось, были только чучела животных в стеклянных витринах: косматого и рогатого четвероного из мерзлой тундры Варвенкаста, змееподобного существа с дюжиной острых лап под извивающимся телом, пары длинношеих птиц с хохолком из серебристых перьев-клинков. Но за деревянной витриной с сотнями насекомых и бабочек Масаяк уловил странное движение и вытащил крозиус, не активируя его силовое поле.

За витриной прятался пожилой мужчина с опрятной седеющей бородой и в нестандартной униформе. Один глаз ему заменял бионический протез из линз и медных шестеренок. Его одежда отличалась от рабочей кожаным рафом и цветными полосками на рукавах, как у знати улья.

— Стойте, — с трудом выдавил человек. — Вы не понимаете! Вас использовали! Мы…

Масаяк шагнул к нему и в движении ударил нечестивца крозиусом по виску. Послышался хруст шейных позвонков. Старик упал и во весь рост растянулся на полу с искривленной под неестественным углом шеей и проломленным черепом. По паркету растеклась кровь.

Перед смертью мужчина сунул руку под одежду и все еще что-то сжимал спазматически дергающимися пальцами. Уловив блеск стали, Масаяк подумал об оружии, с помощью которого бригадир надеялся защититься. Но это оказался кулон из полированного металла на цепочке. Кулон с изображением акулы внутри круга, в центре которого сидела сова, сжимающая стрелу молнии.

Масаяк раньше уже видел этот символ. Знамя с ним развевалось над Порт Экзальтом.

Акула, сова и молния олицетворяли смелость, мудрость и ярость.

Символ дома Жаньяк с планеты Обсидия.

Личное добавление

Есть ли способ понять кого-то полнее, кроме как пережив его воспоминания?

Я хорошо знала своих родных. Умела предугадывать их действия, а иногда и мысли. С теми, с кем я тренировалась на службе Священным Ордосам Инквизиции, мы тоже были близки, ибо так требовалось для достижения успеха, а порой даже ради выживания.

Как бы странно это ни прозвучало, но ни с кем и никогда у меня не складывалась такая тесная связь, как с телом, что лежит на столе в помещении для проведения аутосеансов. Я ни разу не разговаривала с этим человеком. Мне вообще не доводилось общаться ни с кем из его круга, а, если бы передо мной предстал живой космодесантник, я бы скорее убежала, чем заговорила с ним. Зато я копалась в памяти этого воина. И хотя я нашла там много всего, что исходило не от него, я также знаю, что смотрела на мир его глазами и впускала его мысли в свой разум.

Мне никогда с ним не поговорить. Я даже точно не знаю, кто он такой. И все же когда я вступала в аутоконтакт с теми, о ком знала гораздо больше, я ни разу не переживала их воспоминания с такой упорядоченностью и яркостью, как во время текущих сеансов. Если раньше я видела все словно издалека или через дымку, звуки казались приглушенными, а каждое чувство доходило до меня будто сквозь толстый слой одежды, то сейчас у меня такое ощущение, будто все происходит наяву.

Я на себе испытала, как в тело попадает пуля. Я знаю, каково до смерти истечь кровью. Что касается опыта самого субъекта, теперь мне известно, что значит держать в себе все эти впечатления, от которых, кажется, лопнет голова. Чувствовать, как череп трещит по швам, готовый расколоться и багровым потоком выпустить наружу воспоминания.

Оправляясь от последних сеансов, я все меньше и меньше ассоциировала себя с Каллиам Гельветар и все больше с пустым сосудом, в который льют жидкость из множества других. Каллиам только одно лицо в толпе людей. Куда сильнее ощущается присутствие субъекта. Я знаю его лучше, чем женщину по имени Каллиам. Сможет ли он целиком поглотить ее до такой степени, что я не вспомню о ней ничего и не узнаю, что она чувствует или думает? Не это ли один из многих рисков аутосеанса, которые никто до конца не осознает?

Вероятно, нынешнее контактирование сведет меня в могилу, но не посредством остановки сердца или кровоизлияния в мозг. Нет, я просто перестану существовать, и кто-то другой будет думать и чувствовать вместо меня. По-моему, это весьма занятный способ уйти в мир иной. Быть может, никто даже не заметит подмены. Если это послужит интересам Инквизиции, мой долг состоит в том, чтобы принять такую участь, как если бы смерть пришла ко мне от огненного меча.

И хотя я заявляю, что сознательно принимаю возможные последствия своих служебных обязанностей, я все равно очень боюсь того, что произойдет со мной. Хотела бы я не ведать страха, как космические десантники. Мне знакомо это чувство, поскольку в пережитых мною воспоминаниях страх воспринимался как что-то инородное, как вторжение в душу или одержимость злым духом, и поэтому я начинаю понимать, как Астартес делают то, что они делают. Это один из тех немногих положительных моментов, извлекаемый мною из аутосеанса, но когда я просыпаюсь и снова становлюсь Каллиам Гельветар, воодушевление уходит. Каллиам знаком страх. Хорошо знаком.

Отведенное мне время на молитву и отдых подходит к концу. После того как я очищу свое тело и сделаю ментальные упражнения, я попробую снова вступить в первичный контакт. Я достигла очень большой глубины и не думаю, что у субъекта осталось для меня много сведений. Но чувствую, что весьма немало он держит от меня под замком, даже после смерти решая, что мне можно, а что нельзя видеть. Он поддерживал свой разум в удивительнейшем порядке, и смерть не изменила этого. Я искренне восхищаюсь им, но вместе с тем прихожу в ужас, когда задумываюсь над тем, что ради этого ему пришлось сделать со своим сознанием.

Я знаю его лучше, чем себя, но существует еще целый океан воспоминаний, которые он предпочитает не показывать мне. Я чувствую себя использованной, побежденной и напуганной силой его разума. И хотя у меня есть кое-какие догадки, я до сих пор не знаю его настоящего имени.

Каллиам Гельветар

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Великолепие Борсиды возможно было оценить только с воздуха.

Из кабины десантно-штурмового самолета «Максенций» мир-механизм казался одной большой и безумной скульптурой из стали, вырезанной из металлической глыбы неким богоподобным кузнецом, гений которого было не повторить. Исследуя планету, Астральные Рыцари придумывали названия тому, что видели. Эту область они окрестили Лабиринтной пустошью. Она оказалась длинной полосой железных равнин, глубоко изрезанных сетью взаимосвязанных каналов непонятного назначения, складывавшихся в непроходимый лабиринт от горизонта до горизонта.

Не исключено, что это и был лабиринт, и служил он преградой, необходимой, чтобы сломить дух осаждающих здание в самом его центре. Рабы именовали это сооружение собором Семи Лун, и, сидя в кабине «Грозового ворона», брат Коделос понял почему. Вокруг пика громадной искусственной горы вращались семь светящихся серебряных сфер. Строение было скоплением остроконечных башен, поднимающихся на один уровень, выше которого шел только центральный шпиль, пронзающий нижний слой облаков Борсиды. В целом собор выглядел как колоссальная пирамида, усеянная шипами, или как чудовище, ощетинившееся сотнями иголок в преддверии укуса хищника. Повсюду вокруг господствовала серая сталь, но собор Семи Лун покрывала плитка оттенка слоновой кости с вкраплениями фиолетового и сине-зеленого.