Далекое и близкое, старое и новое - Евгений Балабин

Помню еще случай. Приказано было мне перевести бригаду – два полка – из одного пункта в другой. Едем в тылу нашей армии параллельно фронту. Я, адъютант и еще несколько офицеров в голове бригады. Появляется аэроплан и летит так низко, что отличительных знаков не видно, и так близко, что мы приняли его за свой. Аэроплан летел у самой земли и прямо к голове колонны, то есть прямо ко мне. Чуть приподнявшись, он бросил бомбу. Бомба упала в десяти шагах от меня, но как раз за стоящим у дороги сараем, и этот сарай принял на себя весь удар и все осколки. Господь спас нас – никто не пострадал.

В Румынии мой полк был расположен в имении верстах в 20 от города Пьятра. Это была наша база. Вскоре нашу дивизию послали сменить уральцев у женского монастыря Торкео – это подножие Венгерских гор. Когда я пришел к командиру Уральского полка, он обедал со своими офицерами. Это был белый, совершенно седой полковник, лет на 25 старше меня. От предложенного обеда я отказался, сказав, что только отобедал. Полковник все время, не переставая, что-то говорил, пересыпая свою речь ужасными ругательствами. Потом вдруг встал и громко прочитал молитву после обеда. Он показал мне на карте, где стоят их посты, и сообщил, что у каждого поста устроена баня на воздухе. На мой вопрос, остались ли монашки в монастыре, он ответил: «Остались три, всем трем вместе 200 лет».

Наша позиция была совсем не там, где стояли уральцы. Лошадей я отправил обратно в имение за 60 верст от полка, а полк повел пешком на указанную штабом дивизии позицию. Крутизна гор не допускала возможности ехать туда верхом. Провизию подвозили на вьюках.

...Чудный прозрачный воздух. Красота гор изумительная. Скалистые горы, до 1595 метров высотой, покрыты великолепным лесом, в котором много медведей, кабанов, оленей, коз... Странно было видеть себя выше облаков. Потом эти облака опускаются, и показываются сначала верхушки гор, а потом и все горы. Командир бригады генерал Бьюнтинг зарисовывал чудные виды в свой альбом. Без привычки трудно было ориентироваться в горах – все расстояния скрадывались.

Меня назначили начальником передового участка, и под моей командой были все четыре полка нашей дивизии: мой полк, гусары, уланы, драгуны и пехотный стрелковый полк. Позиция была спокойная, не было даже перестрелки. Я был в более серьезном месте – у стрелков с командиром полка полковником Кислицыным. Вдруг противник неожиданно открыл по нас ураганный огонь. К австрийцам незаметно подошел немецкий пехотный полк и, зная, что перед ним спешенная кавалерия, решил нас атаковать. Я послал ординарца к полковнику Клевцову, который был с моим полком. Ординарец вскоре возвратился и доложил, что там полка нет. Не поверив ординарцу, я пошел туда сам со своим адъютантом Черкесовым. Убедившись, что ординарец был прав, я хотел возвратиться к полковнику Кислицыну, но там, откуда я только что ушел, уже были немцы. Я и Черкесов были отрезаны от своих и очутились в тылу противника. Наши полки быстро отступили, и начальнику дивизии сообщили, что мы с адъютантом попали в плен. Три четверти Стрелкового полка были перебиты, полковник Кислицын, смертельно раненный, вынесен в тыл. В моем полку убит офицер и несколько казаков. Мы с Черкесовым скрылись в лесистых горах. Наступила темная ночь. Немцы расставили вдоль всей позиции часовых на расстоянии 50 шагов друг от друга. Мы решили проползти между этими часовыми и радовались, что у противника нет собак, которые сразу почуяли бы нас. Ползли медленно, не отрываясь от земли. Проползли. Разговаривали шепотом, не знали, есть ли впереди цепи их секрет. Поднялись с земли, когда проползли от немцев шагов сто. Идем осторожно, с револьверами в руках, и не знаем, что впереди. Тьма, везде кусты. Вдруг в 5 шагах крик: «Стой, кто идет?» Вышли на наш гусарский пост. Отвечаю: «Командир Казачьего полка». – «Пожалуйте, Ваше высокоблагородие, наш командир сейчас разговаривает по телефону с начальником дивизии». Командир Гусарского полка полковник Шведер115 , бывший кирасир Ее Величества, крикнул в телефон: «Пришел полковник Балабин» – и, бросивши трубку телефона, начал меня обнимать и целовать, поздравляя со спасением. Потом опять схватил трубку телефона: «Вы слушаете? Передаю трубку полковнику Балабину». Начальник дивизии: «Я так рад, что вы возвратились, не могу сейчас видеть вас, но радуюсь, слыша ваш голос. Рад, что ваш полк не очень пострадал. Клевцов, видя, что перед ним огромные силы противника, в 20 раз больше, чем у него, без дорог скатился с горы и пришел к своим землянкам».

Израненного полковника Кислицына (кажется, это 15-е ранение) я представил к Георгиевскому кресту, и он его получил, лежа в госпитале. Кислицын выжил, выздоровел, но, кажется, к полку своему больше не явился.

В Румынии у нас были недоразумения с фуражом. Вагоны приходили исправно, пломбы целы, а внутри вагонов ничего нет. Румыны проламывали дно вагонов и крали овес и сено. Командующий армией генерал Лечицкий несколько раз предупреждал железнодорожное начальство и грозил наказанием, но кражи продолжались. Тогда Лечицкий вызвал к себе главного железнодорожного начальника и велел его выпороть, а он оказался чиновником в генеральском чине. Скандал. Пожаловались. Лечицкому – письмо с просьбой никого больше не пороть. С тех пор краж не было, и мы получали фураж исправно и полностью.

19 августа 1917 года приказом армии и флота я назначен командиром 2-й бригады 9-й Донской Казачьей дивизии. Я должен был ехать в Новочеркасск, принять эту бригаду и везти ее на фронт. С грустью я расставался со своим полком, которым командовал всего 16 месяцев, но успел привыкнуть к нему и полюбить. Полк всегда все это время оставался верным России и Казачеству[46]. Не сломили его и ужасный приказ Керенского № 1, и агитация приезжавших разлагать его комиссаров. Несмотря на приказ прибавлять к приветствию только чин, казаки, по-старому, говорили «Ваше высокоблагородие». Очень тепло я прощался с начальником дивизии генералом Дистерло и с командиром корпуса генералом Вельяшевым, а генерал Вельяшев даже посадил меня на колени и прослезился.

Ехал я через Киев, где купил хронометр Мозера с секундомером вместо часов Буре, утерянных мной 11 июля в атаке на немцев. На пару дней «по пути» я заехал к семье в Саратов, откуда Волгой на пароходе до Царицына и дальше по железной дороге до Новочеркасска.

Глава 9

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА. АТАМАНЫ

В Новочеркасске я остановился в отеле против Александровского сада и пошел представляться Войсковому атаману генералу от кавалерии Алексею Максимовичу Каледину.

Это было время, когда Временное правительство потребовало приезда генерала Каледина в Петроград на совещание с намерением арестовать его и на Дон не отпускать. Казаки ответили, что «с Дона выдачи нет» и генерал Каледин в Петроград не приедет. Тогда Временное правительство двинуло свои войска на казаков – началась Гражданская война.