От триумфа к катастрофе. Военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки - Александр Александрович Вершинин

гг. легко сокращали военные бюджеты, левые, не колеблясь, увеличили их», – отмечает О. Вьевьорка[599]. Кабинеты Народного фронта обеспечили программе перевооружения армии ту политическую поддержку, которая отсутствовала при предыдущих правительствах. Это оказалось под силу лишь наиболее широкой коалиции, находившейся у власти во Франции за все межвоенные годы. Однако эта поддержка не была ни прочной, ни однозначной. «Когда осенью 1936 г. Блюм принял мужественное решение не надеяться больше лишь на коллективную безопасность и начать курс на наращивание вооружений, большинство его партии, оставшееся на пацифистских позициях, не последовало за ним, тем более что увеличение военных расходов привело к “паузе” в реализации социальных законов»[600], – пишет французский историк М. Винок.

Забастовка рабочих металлургического завода в Парижском регионе, 1936 г. Источник: Bibliothèque national de France

Новый курс правительства в сфере военного строительства быстро стал эпизодом острой внутриполитической борьбы, которая не утихала с момента прихода к власти коалиции Народного фронта. «Кризис мая-июня 1936 г., – писал Гамелен, – навел ужас на большую часть французской буржуазии. Она потеряла из виду опасность со стороны установившихся в соседних странах гитлеризма и фашизма, так как за спиной “Народного фронта” ей мерещился призрак большевизма»[601]. Ультраправые представляли Блюма поджигателем войны, который только для того и перевооружал французскую армию, чтобы использовать ее по приказу Коминтерна.[602] Часть консервативно настроенной французской общественности, не считая гитлеровский режим образцом для подражания, все же смотрела на него как на бастион против революции, признаки которой усматривали в самой победе Народного фронта при поддержке коммунистов, в волне забастовок июня 1936 г., в гражданской войне в Испании. Современник событий философ Э. Мунье писал: «Мы ничего не поймем в поведении этой части буржуазного общества, если не прислушаемся к тому, о чем вполголоса говорят его представители: лучше Гитлер, чем Блюм»[603]. После 1936 г. это мнение разделяло все большее число французов, еще недавно придерживавшихся умеренных взглядов. Такая ситуация заставляла французское правительство действовать осторожно, выверяя каждый свой ход и дозируя принимаемые меры. Эти ограничения наглядно проявились в ходе принятия им решения о национализации военных предприятий.

Характеризуя принятую в сентябре 1936 г. программу перевооружения французской армии, Жакомэ подчеркивал: «Особое внимание в ней уделялось развитию боевых подвижных средств. Но логика подсказывала, что большие объемы финансирования можно было бы направить на оснащение военной промышленности, прежде чем размещать на ее мощностях заказы»[604]. Сентябрьская программа перевооружения предполагала выделение 1,3 млрд. франков на проведение «промышленной мобилизации» [605], но эти инвестиции могли иметь отдачу лишь в том случае, если бы государство само занималось их распределением. Национализация военных заводов и централизация управления ими превратились в насущную необходимость. Берлин уже уверенно двигался по этому пути. В августе-сентябре 1936 г. в Германии был принят так называемый четырехлетний план, цель которого состояла в том, чтобы через четыре года сделать немецкую армию готовой к крупномасштабным боевым действиям, а немецкое хозяйство – к большой войне. Для его реализации создавался генеральный совет во главе с рейхсминистром авиации Г. Герингом, который становился фактическим руководителем экономики Третьего Рейха[606]. Адекватный ответ на германский вызов теперь являлся для Франции вопросом жизни или смерти.

Как впоследствии вспоминал Даладье, «большим преимуществом закона о национализации военной промышленности от 11 августа 1936 г., вызвавшего столько критики, было то, что он давал французскому государству возможность инвестировать в отдельные крупные производства средства, которыми их владельцы не располагали, даже если предположить, что у них имелось соответствующее желание»[607]. Закон позволял правительству за выкуп национализировать заводы, занимавшиеся окончательной сборкой военной техники, оставляя в частных руках предприятия, задействованные на подготовительных стадиях производственного цикла.

Таким образом, под управление государства перешли девять заводов: цеха по производству бронетехники фирмы «Рено» в парижском пригороде Исси-ле-Мулино, заводы фирмы «Брандт» в Шатийоне и Верноне, специализировавшиеся на выпуске боеприпасов, артиллерийские заводы фирмы «Шнейдер» в Гавре и Ле Крезо, предприятия фирмы «Гочкис» в Левалуа, занимавшиеся изготовлением бронетехники и стрелкового оружия[608]. Масштабы национализации в авиастроении были гораздо шире: в государственную собственность выкупили 22 из 29 существовавших тогда во Франции авиастроительных предприятий [609]. Лишь два завода были национализированы в интересах министерства военно-морского флота.

Закон от 11 августа учредил главное управление контроля над вооружениями. Подведомственные ему профильные департаменты министерств, ответственных за оборону, регулировали работу 364 производств и 929 предприятий, поставлявших продукцию военного назначения[610]. В обязанности их сотрудников входил сбор информации о потребностях предпринимателей, поиск новых поставщиков и разъяснение целей и задач, стоявших перед французской промышленностью в связи с форсированным перевооружением. Также учреждались промышленные службы при военном министерстве, ответственном за национальную оборону, которые осуществляли «техническую опеку над частными предприятиями, способствуя развитию у них наиболее сложных производств и оказывая им необходимую помощь». Все это должно было способствовать установлению прямых и прочных связей между государством и отраслевыми организациями предпринимателей[611].

Однако идея национализации сталкивалась с серьезными политическими трудностями. По воспоминаниям Гамелена, армия сама не поддерживала масштабные изменения в структуре французской промышленности, считая оптимальным сосуществование частных и государственных производителей и полагая, что правительство может ограничиться установлением более строгого контроля над военным производством. Допускался вариант с выкупом государством доли акций в крупнейших фирмах, работавших на оборону. Но на передаче заводов в государственную собственность настояло само правительство. Как отметил в разговоре с главнокомандующим Жакомэ, «наши частные предприятия находятся в непростом экономическом положении. На них не обновляется техника, не ремонтируются здания. Их производительность скорее падает, чем растет. В ситуации того социального кризиса, который мы испытываем, она не выглядит впечатляюще». На строительство всех необходимых мощностей с нуля у страны не было ни денег, ни времени. Жакомэ особо подчеркивал, что во второй половине 1936 г. сложились уникальные политические условия для того, чтобы провести национализацию: ее в целом поддерживали все партии, входившие в Народный фронт[612].

Но даже широкая парламентская коалиция была вынуждена считаться с общественными настроениями, которые в расширении государственного сектора видели дополнительный признак готовившейся во Франции социальной революции. В результате масштаб национализаций оказался скромным. Девять предприятий, выкупленных в интересах военного министерства, не шли ни в какое сравнение с 600, которые в ноябре 1936 г. правительство отнесло к числу работавших на армию. На фоне 6000 заводов и фабрик, так или иначе связанных с военным производством, это выглядело каплей в море. На всех национализированных предприятиях трудилось 9200 рабочих, при этом на крупнейших фабриках «Шнейдера» в Гавре и Ле Крезо – около 3000. На выкуп предприятий в интересах военного министерства и министерства авиации государство потратило 450 млн. франков, что было несопоставимо с теми общими суммами, которые выделялись в рамках