Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что ты?
— Черешня. — Вардан улыбнулся. — Ешь. Первая это, я сам еще не пробовал.
— Ну и ты поешь.
— Я после.
— Нет, коли ты не будешь, и я не буду.
— Ну ладно, — сказал он, выбрал четыре парные черешни, повесил по паре на уши, остальное снова протянул мне и попросил: — Ну, ешь.
Я взял.
Мы стояли и не знали, о чем говорить. Вардан не мог лучше выразить свою признательность, а я стеснялся его о чем-либо спрашивать.
Наконец он сказал:
— Рач!
— Чего?
— Ты пионер?
— Нет еще.
— Жаль…
— Ты где живешь? — спросил я.
— Когда как, — ответил он беспечно. — Теперь тепло, ночую на Кантаре, на Кондском кладбище, в Ходах Сардара…
Снова эти Ходы Сардара! Услышав о них, я невольно содрогнулся.
— Рач, сватушка! — позвали из мастерской.
— Вечером на бульвар придешь? — поспешно спросил Вардан.
— А зачем?
— Приходи, я там буду, там в столовой музыка играет.
Меня не интересовала музыка, которую играли в столовой на бульваре, но я целый день с нетерпением дожидался вечера.
Наконец закончились занятия в училище. После обеда я часа два позанимался у товарища Папаяна и оттуда сразу отправился на бульвар.
В открытой столовой играл небольшой ансамбль восточных инструментов. Дголчи, полная противоположность Газару — худосочный молодой человек, в сопровождении зурны протяжно пел хриплым, надтреснутым голосом:
Яр, сердце твое — камень, Не любишь меня, Бессердечная Яр…Эта песня разносилась из столовой вместе с ароматами люля-кебаба и шашлыка и плыла дальше, смешиваясь с шелестом деревьев.
Я встретил Вардана возле столовой. Прислонившись к дереву, он слушал, покачивая головой в такт песне.
— Добрый вечер, Вардан, — сказал я, подходя к нему.
— Пришел? — обрадовался Вардан. — Здоро́во! Погоди, я сейчас стащу чего-нибудь, поедим, потом пойдем в парк Коммунаров, там сегодня фокусник выступает.
— Не воруй, — попросил я.
— Ты сыт, наверно, а я есть хочу, — жалобно сказал он.
У меня было немного денег, потому что отец отдавал мне каждый месяц пятьдесят пять копеек из моего заработка.
— Погоди, — сказал я, — сейчас куплю тебе поесть.
Я вошел в столовую.
Немного погодя Вардан жадно поглощал шашлык, завернутый в кусок лаваша.
— Ну, теперь пошли, — сказал он, наевшись.
В парке Коммунаров ограда была высокая да и сторож мог заметить, но Вардан и слушать не хотел о билетах.
— Ну вот еще, и на это деньги тратить? — удивился он так искренне, что я тут же согласился с ним.
С кошачьей ловкостью он вскарабкался на ограду, помог и мне, и вскоре мы оказались в парке.
— Говорил я тебе! — торжествующе прошептал Вардан.
На открытой эстраде какой-то человек в черном длинном балахоне выделывал разные фокусы. Он вынул из ящичка лист бумаги, разорвал на мелкие клочки, положил все в ящичек, закрыл его, произнес какие-то слова, и, когда снова открыл ящичек, оттуда вылетели два настоящих белых голубя и сели ему на плечи, а клочков бумаги как не бывало. Он сунул голубей в карманы, потом развел руками, и из ящика снова вылетели голуби, с белыми бумажными лентами на лапках. Потом фокусник проглотил бумагу, и изо рта его повалил дым и стали вырываться языки пламени. Дым окутал всю сцену, и, когда рассеялся, на сцене не было уже ни фокусника, ни ящика, ни голубей.
Меня всецело поглотило это зрелище, но надо было видеть, какими зачарованными глазами смотрел мой товарищ! Печаль в его глазах исчезла, и они горели, как два уголька; от удивления он приоткрыл рот и выпятил губу.
Вдруг Вардан потянул меня за рукав. Выражение его лица сразу изменилось, в глазах снова застыла печаль.
— Пошли, — хрипло сказал он и бесшумно прошмыгнул между рядами.
Удивленный, я вышел вслед за ним и вдруг заметил в толпе вчерашних беспризорников.
Мы остановились в темной аллее.
— Бить пришли, — сказал он.
— А за что они тебя? — спросил я.
— Они тут ни при чем, — грустно ответил Вардан, — это я виноват, а их Гево подослал.
— Какой Гево?
— Не знаешь, наверное, Нытик-Гево.
Я не сказал Вардану, что знаю Нытика-Гево, единственного жестянщика, не пожелавшего войти в артель Адама, и спросил удивленно:
— А что Гево от тебя нужно?
— Должен я ему, — сказал Вардан.
— Чего?
— Э-э, долгая история!
— Посидим, — предложил я.
Мы устроились возле ручья.
— Ну, рассказывай.
— Э-э, Рач-джан, не стоит, — отказался Вардан.
— Расскажи, коли брат ты мне…
— Только смотри молчи об этом, не то меня прикончат, — попросил он.
Я пообещал.
— Нет, ты поклянись.
— Чем?
— Скажи: святой истинный крест…
— Святой истинный крест, — повторил я машинально.
— Ладно, — прошептал он, — верю.
И стал рассказывать:
— Этой зимой случилось, что я пять дней ничего не ел. Зимой, Рач-джан, трудно очень, зимой ни фруктов, ни зелени. А люди глядят в оба — ни к пекарне, ни к столовой не подберешься. Кишки у меня сводить стало, голова кружилась. Лежу я во дворе русской церкви, дрожу, холодно, есть шибко хочется, уснуть не могу. Пришли эти двое, Сос и
