Застенок - Наталья Иртенина

Коллеги обменялись многозначительными взглядами.

– Понятно. Тебе, Полоскин, совсем нельзя пить. Ни «Свободы», ни другого чего покрепче.

– И много думать тоже, – поддакнула леди.

– А весело, правда, получается, – оживился Роман, – стать жертвой рекламы, которую сам же и сочинил. Или сделаться кормом для самого себя, притворяясь при этом, что тебя жрет кто-то другой, а не ты сам.

– Офигительно весело, – Валера неодобрительно качнул головой.

– Ладно, мальчики, меняем тему, – объявила Марина. – Кому еще чаю налить?

– Я уже объелся. – Роман поднялся и, как бы невзначай, пересел за стол Джека.

Валера и Марина маневра не заметили, занятые сменой темы. Он достал из ящика книгу и решительно раскрыл на первой закладке. «Волосы»! Последняя строфа – «В эти косы тяжелые буду я вечно…» Вторая закладка – «Танец змеи»: «Я в запахе прически душной…» Танец змеи! Роман лихорадочно листал дальше. Третья, четвертая, пятая… Карандашом помечены строфы, еще совсем недавно считавшиеся перлами Дамского угодника. Роман тупо смотрел на строчки, не находя смысла в этой омерзительной истории. Зачем? Почему? Джек, сукин сын, ведь он знал обо всем – и о кошмаре, и о Бодлере. Смеялся еще…

Он перелистнул страницы. Шестая жертва была найдена позавчера. Шестая закладка оказалась исписана мелким и неровным почерком Джека: «1-я ж. – 6 июля; + 11 дн.; 2-я – 17 июля; 3-я – 28 июля; 4-я – 8 августа; 5-я – 19 августа; 6-я – 30 августа; + 11 дн.; 7-я – 10 сентября, понедельник».

Десятого сентября он убьет следующую женщину с длинными волосами. Но Бодлер не безграничен. Неужели он еще не исчерпал эту тему?

Оборотная сторона листка содержала циничное откровение: «Берегитесь, красотки, одиннадцатого дня. Признание в любви неминуемо».

– Ну все, дорвался до стихов, теперь его за уши не оттащишь. Ром!

– А? – Роман встрепенулся и резко захлопнул книгу.

– Что ты дергаешься? Попроси у Джека взять почитать. Он даст – он не жадный, – Валера снова навис над ним, протягивая нож. – Закинь обратно.

– Спасибо, я читал, – нервно ответил Роман, взял нож, положил в ящик и запихнул под папки Бодлера. – Просто решил кое-что проверить. Память освежить.

– А ты когда память освежаешь, всегда глухим становишься?

– Нет, а что?

– Прими участие в обсуждении служебной проблемы. Мы без тебя тут как без рук.

– А в чем проблема?

– В стиле.

– Понимаешь, Полосатик, – принялась объяснять Марина, – шеф поставил такую задачу: создать оригинальный стиль для журнала. Потому что, говорит, сейчас у нас не стиль, а какое-то… Нет, я даже не решаюсь повторить это определение.

– Затмение в заднице негра, – решился вместо нее Валера. – Что это такое – ума не приложу.

– Вот-вот, – согласилась Марина. – Шеф умеет четко обозначить проблему. Вот мы и гадаем на кофейной гуще, как нам этот стиль создать.

Роман собрался с мыслями, переместился с преступного Джекова стула на свой и, закатив глаза кверху, принялся решать служебную проблему.

Через три часа он покинул редакцию, выжатый, словно половая тряпка, опустошенный, как банк после налета, опечаленный, как плакучая ива, терзаемый, словно сварой злобных псов, мыслями о преступлении и наказании.

Джек Потрошитель еще не ведает, что он раскрыт. Но Роман уже знал, что в следующий понедельник, десятого сентября, убьет его. Как и предсказывал сон.

Вечер чудес, заказанный с утра Марго, получился немного скомканным.

29. Свой среди чужих, чужой среди своих

Укрывшись за толстым деревом, еще не затронутым осенней линькой, Роман наблюдал за странными действиями двух Свидетелей Креста. Ранняя утренняя сырость пробирала до костей, заползала за воротник, щекотала спину. Разведчик ежился, проклиная собственное любопытство, заставившее его подняться спозаранку, чтобы в половине седьмого утра быть на окраине города и лицезреть неисповедимые сектантские дела.

Сгорая от нетерпения в ожидании близкой развязки операции «Маньяк», Роман коротал эту неделю в проведении независимого расследования. Предмет расследования – братство Свидетелей Креста – давно занимал его мысли. Не зря же он выбрал его сюжетной основой для своего романа.

Два Свидетеля, за которыми он подглядывал, как будто соревновались друг с другом в нецензурной и хулиганской изощренности, малюемой ими на высоком сером бетонном заборе вокруг их убежища – большого трехэтажного особняка. Один орудовал пульверизатором с черным красителем, другой работал попеременно то кистью, окунаемой в ведерко с фиолетовой краской, то толстым грифелем, оставляющим на бетоне неровные серые полосы. И тот, и другой расписывали забор стандартным матерным ассортиментом современного тинейджера, угрозами в адрес братства и рисунками, какими школьники украшают стены подъездов и лифтов.

Видимо, не впервой им приходилось это делать – новые росписи накладывались поверх старых, полузатертых. Роман терялся в догадках относительно смысла этого художества.

Наконец, они ушли, воровато нырнув в дверной проем рядом с закрытыми наглухо воротами.

Роман вышел из укрытия и, оглядевшись, побрел вдоль забора, рассчитывая найти лазейку. Через сотню метров наткнулся на кусок толстого, трухлявого бревна высотой больше полуметра. Подпер им стену и влез на подставку.

Здание из коричневого кирпича высилось чуть вдали, за деревьями, возле него передвигались одиночные фигуры в синей одежде. Спустя пару минут Роман внезапно потерял опору под ногами и полетел на землю.

Он шлепнулся на спину и узрел причину падения. Это были трое молодых людей, одетых в братскую униформу. Они спокойно и невозмутимо глядели на него. Роман поднялся, стряхнул с себя землю, потер ушибленный копчик. Один из братьев-сектантов заговорил:

– Мы не сделаем тебе плохого, хотя ты враг и хочешь причинить нам зло. Но ты пойдешь с нами.

– Куда? – спросил Роман.

– К нашему отцу.

– А кто ваш отец?

– Ты враг. Мы не должны тебе отвечать. Пойдем.

– Ладно.

Конвоиры выстроились треугольником и повели пленного к воротам.

Роман не исключал мысли, что с «врагами» сектанты не церемонятся. Но за собственную жизнь опасаться ему не приходилось.

Его привели к главному входу в здание. С высокого крыльца спускался брат Кирилл, одетый во все белое.

– Отец, мы привели лазутчика, как ты велел, – сказал один из троих.

Вокруг собрались поглазеть на живого врага еще с десяток синих братьев и сестер. Все смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.

– Он из тех, кто разрисовывает гадостями забор, – предположил кто-то. – Надо заставить его покрасить ограду.

Романа предположение возмутило.