Крушение - Евсей Баренбойм

Перейдя по деревянному мостику, он остановился у Дома флота. Опустил воротник шинели, стряхнул с ботинок снег, открыл тяжелую массивную дверь и застыл неподвижно на пороге.

— Ух, черт! — восхищенно сказал он, постепенно приходя в себя.

В Доме флота было празднично и светло. Таинственно мерцала в фойе роскошная елка — ее специально привезли в подарок морякам шефы-новосибирцы. На стенах смешные рисунки, карикатуры на гитлеровскую верхушку. Играл духовой оркестр. На плечи танцующих сыпалось конфетти. И посреди этого праздничного великолепия вдоль всей стены висел большой кумачовый призыв, напоминающий о войне: «Товарищи североморцы! Откроем боевой счет в 1943 году!»

По планам организаторов вечера из женсовета, сегодня должен был быть костюмированный бал. Но в масках всего десяток женщин. Судя по тому, как беспокойно они посматривали по сторонам, как коротко переговаривались друг с другом, все они, видимо, были члены оргкомитета. Запоздавший минер тральщика, а им оказался тонкий лейтенант с черными бровями, пригласил на танец проходящую мимо маску. Это была жена члена Военного совета Николаева. Танцуя с лейтенантом, она то и дело раскланивалась со знакомыми.

— Откуда вас знает все начальство? — обеспокоенно спрашивал лейтенант. — Кто вы такая?

— Ах, не обращайте на них внимания, — легкомысленно отвечала маска. — Какое это имеет значение?

Кремлевские куранты еще час назад отбили начало Нового, 1943 года. На сегодняшний вечер приглашено много гостей — командиры и комиссары кораблей, отличившиеся в боях подводники и летчики, артиллеристы батарей береговой обороны, разведчики, Герои Советского Союза. Но некоторых из них до сих пор нет. Что поделаешь — война, заботы, неотложные дела. Командиры поздравляют своих подчиненных. Таков твердый обычай на флоте. Нет и командующего. Вместе с членом Военного совета они объезжают соединения кораблей и части и поздравляют моряков. Специально к этому дню приехали на флот из Москвы артисты.

У лестницы, ведущей на второй этаж, группкой стояли капитан третьего ранга Шабанов с женой Ниной, комиссар Золотов, лодочный доктор Добрый, бывший штурман, а ныне старпом Баранов. У всех на тужурках поблескивали новые ордена, полученные за два последних похода и потопление немецкой субмарины.

Жаль нет сегодня с ними бывшего старпома Шилкина. Веселый человек, легкий. С таким приятно служить. В эту ночь старпом находится далеко в море, где-то в районе Нордкапа. «Не позавидуешь ему сейчас в первом самостоятельном походе в такую штормягу, — подумал о нем Шабанов. — Стоит, наверное, привязанный бросательным концом к тумбе перископа. Сечет снежная крупа по лицу. Бьет ледяная волна. Брр… Правда, пошел он не один, а с обеспечивающим командиром дивизиона». — Шабанов улыбнулся, вспомнив, что молодые командиры этих обеспечивающих называют гувернантками. С ним тоже в первые походы ходил комдив. Он многому от него научился.

Оркестр заиграл фокстрот.

— Что стоишь скучный, как зимний вечер, Василий Ерусланович? — спросил Шабанов у Доброго. — Видишь свободная дама в углу скучает? Не зевай, а то перехватят.

Васе не хочется уходить от командира. Уже давно, еще с того первого памятного похода, он испытывает к командиру непреодолимую и стыдную для боевого офицера влюбленность. Смотрит на командира преданными сияющими глазами, непрерывно вертится возле него. Скажи ему командир: «Нужно, Василий Ерусланович, прыгнуть со скалы в море» — и он прыгнет, не задумываясь. Вообще-то он не Ерусланович, а Егорович, но командиру так больше нравится и он не обижается.

— Иди, не стой, как Палагубский маяк. Такому герою с орденом Красной Звезды ни одна женщина не откажет, — зная застенчивость своего доктора и угадывая его сомнения, повторил Шабанов.

На сразу переставших сгибаться ногах Вася двинулся к все еще стоящей в углу немолодой и невзрачной женщине. Она видела, как к ней пробирается сквозь толпу танцующих молоденький веснущатый лейтенантик с оттопыренными и красными от волнения ушами. Ей стало жаль его. Она улыбнулась и сделала шаг навстречу. Но внезапно оркестр смолк. «Командующий и член Военного совета приехали!» — прошелестела среди гостей новость. Спустя минуту из динамиков объявили: «Гостей просят пройти в зрительный зал».

— Дорогие друзья-североморцы, — начал командующий и обвел глазами притихший зал. — Закончился второй год войны и сегодня мы вправе подвести некоторые итоги. — Командующий говорил с легкой картавинкой. При свете горящих на сцене ламп сидевшему во втором ряду Шабанову были видны непривычные припухлости под глазами, осунувшееся лицо.

— 1942 год был трудным годом. Врагу удалось достичь Волги, захватить Северный Кавказ. У нас на флоте противник заминировал ряд важных для судоходства районов, сумел проникнуть на наши внутренние коммуникации. За этот год мы потеряли немало боевых товарищей. Следует откровенно признать, что ряд упущений и промахов было допущено и со стороны командования флотом. — Головко на мгновение умолк, а сидевший рядом на сцене за маленьким столиком Николаев одобрительно подумал: «Молодец Арсений Григорьевич. Даже в такую ночь тебя не покидает чувство самокритики. Вспомнил, конечно, историю с рейдером «Адмирал Шеер», когда мы не сумели нанести по нему мощного удара авиацией и потопить. А раз помнишь — значит больше не допустишь».

— И все же, товарищи, мы имеем все основания с большим оптимизмом смотреть в будущее, — продолжал Головко. — Мы многому научились за этот год, стали более дерзко, более настойчиво искать и уничтожать врага, выросли великолепные кадры командиров. В этом залог наших успехов. Разрешите от имени Военного совета и себя лично поздравить вас с Новым 1943 годом! За грядущую и быстрейшую победу над врагом! — Головко посмотрел на Николаева. Его взгляд вопрошал: «Будешь выступать, Александр Андреевич?» Николаев отрицательно качнул головой: «Все сказано. И вообще, в такую ночь нужно веселиться, а не говорить речи».

— Витенька, правда, что в два часа ночи будут показывать «Цитадель»? — спросила Нина у сидевшего рядом старпома. — Кто-то говорил, что Кинг Видор поставил. Здорово, наверное.

— Не интересуюсь, — сухо ответил Баранов и посмотрел на часы. — Через двадцать семь минут мне на лодку. Службой править.

Шабанов промолчал, незаметно улыбнулся, прикрыв рот рукой. Новый старпом начинал ему нравиться.

Концерт открылся выступлением артиста-чтеца. Он начал с Тютчева:

И вот в железной колыбели,В громах родился Новый год.

Потом под грохот аплодисментов разыгрывали сценки популярные Миров и Дарский. Нина Шабанова спела две песни композитора-североморца Жарковского. У нее уже чуть заметно выступал живот.

За скромным по-военному ужином Шабанов и Нина оказались за столиком с генерал-майором авиации. Жена генерала, веселая, бойкая и молодая украинка непрерывно рассказывала анекдоты и сама первая хохотала над ними. Большинство анекдотов было про генералов. Ее муж, спокойный уравновешенный человек, комментировал каждый анекдот одним словом:

— Глупо.

Позднее, когда ресурс анекдотов был исчерпан, а единственная бутылка вина выпита и женщины заговорили на другие, интересующие только их темы, генерал спросил Шабанова:

— Много кораблей потопил?

И, узнав цифру, одобрительно хмыкнул, достал из потайного кармана плоскую флягу с водкой, разлил в два стакана.

— Теперь и нам, авиаторам, легче стало воевать, — сказал он. — Машин приходит и больше, и качественно других. Скорости иные, вооружение, рации. Дальние разведчики «Каталины» хорошо помогают. Так что, друг, давай еще разок за победу!

После ужина танцы возобновились. Нину Шабанову пригласил командующий.

— Ходят слухи, что вы на днях уезжаете к родителям мужа? — спросил Головко.

— Да, — кивнула она. — Послезавтра. Здесь мне будет тяжело.

— Я хотел сказать, — продолжал командующий, — что вы можете гордиться своим мужем. Он настоящий подводник.

Только сегодня он подписал представление Шабанова на должность командира дивизиона подводных лодок. Головко запомнил отдельные фразы из этого представления, написанного командиром бригады подплава: «Как моряк исключительно вынослив и работоспособен. В сложной обстановке сохраняет спокойствие, что хорошо влияет на личный состав. Обладает высокоразвитым чувством долга и сильной волей. Храбр и решителен».

— Ваш муж настоящий подводник, — повторил он. — Я очень доволен им.

— Спасибо, — тихо сказала Нина и вдруг почувствовала, как по ее щекам текут слезы.

— Не беспокойтесь о нем, — сказал Головко. — Он у вас такой, что выберется из любой катавасии. Рожайте спокойно.

Тонкий чернобровый лейтенант опять лихо отплясывал с женой члена Военного совета. Сейчас она была без маски. Но теперь лейтенанта не интересовало, кто она и почему с нею знакомо все флотское начальство. Набрался храбрости и пригласил артистку из концертной бригады Вася Добрый. Оказывается, скромняга-доктор великолепно танцует, и Шабанов одобрительно подмигнул ему.