Сладкая ночка - Екатерина Черкасова

Я упала на колени и зарыдала… Я проклинала и обвиняла богов, допустивших такую несправедливость. Только в голливудских боевиках добро торжествует, негодяи наказаны. От бессилия я колотила кулаками по песку, утирала слезы, размазывая по лицу грязь. Ясмина и Иван погибли в этих беспощадных песках, в этот миг мне казалось, что и мы останемся здесь навечно…

Сильные руки подняли меня с колен. Махмуд заботливо, но грубовато вытер мое лицо краем платка.

— Почему они тебя ищут? Что ты сделала? — требовательно спросил он.

— Нас хотят убить, — сказала я, не вдаваясь в подробности. — В вертолете погибли мои друзья, им удалось его захватить, а потом что-то случилось.

— Зачем ты им? — Махмуд не понимал, зачем военным может понадобиться женщина, конечно, кроме секса, детей и ведения хозяйства. Но не станут же из-за этого мужчины прилетать на край света на вертолете!

— Случайно кое-что узнала, теперь представляю для них опасность, — уклончиво сказала я.

— Теперь ты моя жена, и с тобой ничего не может случиться, — уверенно заявил Махмуд и поправил мой платок.

— Да ты хоть знаешь, на ком женился, кто я?! — разозлилась я. Невозмутимость Махмуда меня бесила.

— Конечно. Я нашел тебя. Ты красивая, молодая, нравишься мне. Лейла… — он произнес мое имя довольно нежно и обнял меня за плечи. — Тебе ведь было хорошо со мной прошлой ночью? Я заботился о тебе… Что ты еще хочешь? Поедем через месяц на рынок, куплю тебе золотые браслеты на руки и щиколотки, таких ни у кого в деревне нет.

— А где рынок? — нарочито незаинтересованно спросила я.

— Два дня пути на верблюдах, совсем близко. Поедем продавать сыр, шкуры и козлят, сама увидишь. Это ближайший. Есть еще, но туда добираться почти неделю.

— А сюда кто-нибудь приезжает? — с надеждой спросила я.

— Нет. Можно только заблудиться, специально приехать — нет. А почему ты спрашиваешь? Кто тебе нужен, кроме меня, твоего мужа?

— Мои родители не знают, где я. Они беспокоятся. Мне нужно позвонить или послать телеграмму…

— Через месяц, когда поедем на рынок. Там большой город, тысяча жителей, может быть, есть почта.

— Но не наверняка?!

— Нет, — отрицательно помахал головой Махмуд. — А где твои родители?

— Мама в Москве, — расстроенно произнесла я.

— Москва, Москва… Это недалеко от Джагбуба, на востоке Сахары? — сосредоточенно наморщил лоб Махмуд.

— М-да, на востоке Сахары, — неопределенно протянула я. — Послушай, а может, подругу мою отпустишь? Она-то тебе зачем?

— Так а куда ей идти? — недоуменно спросил Махмуд. — Пусть пока живет. Кстати, а на каком языке вы с ней разговариваете? Я понимаю язык туарегов на юге, но вроде не похоже.

— На русском, — коротко ответила я.

— А-а, — с пониманием протянул Махмуд.

Мы освободили Киру из козлятника. Она сразу заметила мои заплаканные глаза и вопросительно посмотрела на меня.

— Ребята погибли. Угнали вертолет, а он взорвался, я сама видела, — я замолчала, чтобы не разрыдаться опять.

Кира потрясенно замерла, перестав стряхивать с себя солому и сухие листья.

Мы обнялись, наверное, вспоминая одно и то же: горячий ветер, песок, секущий лицо, иссушающая жажда, разделенные поровну капли воды. Вспомнили и заботливые руки Ясмины, наматывающие ткань на обожженные ноги; их с Иваном влюбленные сияющие глаза. Прекрасно и неповторимо чувство единения, которое возникает, только когда вы пересекаете пустыню, пьете змеиную кровь, делитесь последним, поете под черным звездным небом Сахары «Подмосковные вечера», а арабская девчонка отчаянно матерится, не выговаривая букву «б» и плохо представляя, что же, собственно, она говорит…

— Что же мы будем делать? — с отчаянием спросила меня Кира.

— Не знаю… Через месяц поедем в город на рынок, что-нибудь придумаем… Отсюда бежать бесполезно, — тоскливо произнесла я.

Ночью пришел Махмуд и мучил меня почти до рассвета. Кажется, ему было все равно, что я чувствую. Я расслабилась и пыталась думать о своем. Но огромное черное тело внушало ужас и причиняло боль. Если так будет весь месяц, пока мы не поедем на рынок, я умру раньше, чем сумею сбежать. Мне стало себя отчаянно жалко, я всхлипнула и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Махмуд принял это за проявления моего удовлетворения и удвоил старания. Слезы текли по моим вискам, но я не вытирала их…

Когда он наконец ушел, я закуталась в грубое шерстяное одеяло и забылась беспокойным сном. Тело ныло и горело, как будто меня всю ночь избивали, а напоследок проехались паровым катком.

Я шла по нескончаемому болоту: оно булькало, пузырилось, выбрасывало фонтаны дурно пахнущей жижи. Я нащупывала плотные кочки и перепрыгивала с одной на другую. Была только одна странность: вместо воды в болоте был зыбкий сыпучий песок. Внезапно я оступилась и стала тонуть, медленно погружаясь в вязкий песок. Я отчаянно барахталась, но от этого погружалась еще глубже. Прямо перед собой я увидела страшное чудовище Амт — льва с головой крокодила. Он широко разинул пасть, намереваясь перекусить меня, а затем неожиданно протянул широкую лапу, покрытую желтоватой шерстью, и вытащил меня.

Я открыла глаза. Надо мной наклонилась женщина, она что-то держала в руке. Женщина занесла руку над головой, и я увидела блеснувшее в лунном свете лезвие.

Уроки Катусы не прошли даром: я мгновенно откатилась и перехватила ее руку, готовую нанести удар. Я сжала ее запястье так сильно, что женщина застонала и выронила нож.

— Фатима, ты что?! — потрясенно спросила я. — Ты… хотела меня убить?..

— Не могу… — женщина закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.

Я отняла от лица ее руки и заглянула ей в глаза:

— Но за что? Что я тебе сделала?

— Ты отняла его у меня! Зачем ты здесь появилась?! Теперь он проводит ночи с тобой… А что я? Быть нянькой для ваших детей и прислугой? — захлебываясь от слез, говорила Фатима.

— Фатима… — Я обняла ее. — Не плачь… Я не отбираю его у тебя… Поверь мне.

— Значит, ты не любишь его? — Ее глаза на черном лице блеснули надеждой.

— Нет, Фатима, он твой.

— Но он… — грустно сказала Фатима, — он хочет тебя… Лучше бы я тебя убила! Я знаю, потом убили бы меня, но я не могу жить в таких мучениях, видеть, как он смотрит на тебя, прикасается к тебе, приходит к тебе ночью, слышать вздохи, стоны, вспоминать, как он делал это со мной! О! Лучше умереть!

— Фатима, Фатима, — зашептала я, — лучше помоги нам бежать, и он опять будет только с тобой!

— Как, ты хочешь бежать?! — изумилась женщина. — Но ты его жена, он заботится о тебе, кормит, купит золотые украшения в городе. Почему ты хочешь уйти?