Ганфайтер. Огонь на поражение - Валерий Большаков

Белая бугристая полоса, шириной с футбольное поле, уходила далеко к северу, а на юге загибалась к западу, стелясь белой, едва различимой линией. Это и был рампарт, верхушка рифовой платформы или, как говорят биоконструкторы, риф-флета. На природных атоллах рампарт нагребается штормами, потом океан выносит кокосовые орехи, те прорастают, и получается остров, похожий на рай.

А тут все белым-бело, ни кустика, ни травинки. Будто жизнь только-только задумала выходить на сухое место.

Айвен пригляделся: далеко-далеко на юге, на белом фоне выделялось серое пятнышко. Дом? А рядом чтото высокое и тонкое. Вышка? Надо проверить…

Новаго пошагал на юг. Песок жег босые ноги, и Айвен зашлепал по мелкой воде лагуны. Вода в лагуне была гладкой, как каток, отливала яркой лазурью, а глянешь с берега – дно будто из старого бетона, ямистое, в буграх и нашлепках. Кое-где дно пучило и выпячивало из воды надолбами пальчиковых рифов.

Новаго выругался – ноги вязли в мокром песке. Айвен направил стопы по сухопутью. А так подошвы печет… Следы на юг, тянувшиеся за беглецом и угонщиком, напоминали змейку, дугами разрывая сухой белый песок от воды и к воде. Вокруг синел необъятный океан, вверху голубело огромное небо, и маленькая согбенная фигурка человека казалась ненужной черной закорючкой, портившей первобытный колорит.

…Дома с холодильником, полным пива и закуски, Айвен не обнаружил. Серое пятнышко оказалось куполом из гофрированной пластмассы, а решетчатая вышка – антенной. Пара роботов «засевала» ИТО – один многорукий уродец сосредоточенно рыл ямы, а другой бегал от купола и обратно, таская кокосовые орехи.

Заметив человека, кибер-грунтокоп остановился и проговорил монотонным голосом, здорово похожим на голос самого Айвена:

– Выполняю стандартную программу по озеленению. Жду дальнейших указаний.

– Продолжай выполнять, – буркнул Бешеный.

Робот тут же согнулся, три манипулятора так и замелькали, песок полетел тремя фонтанами. А Новаго поспешил к складу.

Под куполом было прохладно, и кучей лежали кокосы. Айвен поднял один. Ну, конечно… На лохматом боку ореха блестела наклейка, предупреждавшая о генетической модификации. Да и черт с ней…

Кое-как стесав бок кокоса, Бешеный присосался – рот наполнила сладковатая влага с привкусом травяной горечи. Чертовы генетики… Но ничего, пить можно.

Взбодрившись малость, Айвен выбрался наружу и уселся в тенечке, откинувшись спиной на гладкий теплый гофр. Почти на уровне глаз простирался океан.

Почему-то вспомнился Шорти Канн, как он напился однажды и вступил в дискуссию с Доном Шухартом – тоже алкашом, но с интеллегентскими замашками. То есть, когда Дон набирался, он не лез на тебя с кулаками или со слюнявыми поцелуями, а забирался в дебри философии, уводя туда же и собеседника, то бишь собутыльника. Как же они долго мусолили вопрос о смысле жизни! И так его обсосут, и этак, и наизнанку вывернут. А вопроса нет! Потому как и смысла нету! Какой, на фиг, может быть смысл, когда вот живешь ты, живешь, добра наживаешь, планы строишь, а потом – раз! – и нету тебя. С кровати упал и убился. Или тобой кальмар позавтракал…

Смысл тогда появляется, когда ты целью задаёшься. И вот, пока ты этой цели добиваешься, житуха твоя более-менее осмысленна. Заполучил, что хотел, – все, смысл будто выключили, опять тебе скучно и на подвиги тянет…

Айвен задумался. Смысл не смысл, а вот насчет цели – это точно. И какая у него цель? Зачем он вообще в ТОЗО подался? Разворота захотелось, лихих дел, да таких, чтоб – у-ух! И что? Ну пристроился он к Шорти. Думал, вот же ж, повезло – к самому Канну в банду попал! И что? Те же пьянки, те же драки. Ну грабанули они ту субмарину, а толку? Ну украли китов… И где он сейчас? Вот именно…

Новаго нахмурил лоб. И как теперь? Опять ему искать вожака? А разве он сам не готов стать боссом? Готов-то он готов, да кто ж пойдет под его руку? Кому вообще известно, что есть такой Бешеный Айвен Новаго, гроза морей и акиянов? Авторитет зарабатывается долго. Значит, к черту авторитет! Он живет здесь и сейчас, хочет шику, блеску и брызг шампанского! Только вот что ж он один-то сможет? Хотя Башка с ним. И Бес. Сыщется и еще парочка-другая крутых ребятишек. Вопрос: как их заинтересовать? Чем приманить? Понятно чем – деньгами. Так, мол, и так, парни, есть одно место, где деньги лежат, и я знаю, как их взять без спроса. Большие деньги! Очень большие! Знать бы еще, где то место…

Айвен зевнул, потянулся, крякнул. И уставился вдаль. Прямо перед ним невинно голубела лагуна, вдали, почти на горизонте, белела ниточка противоположного берега. Стрекотание киберов то приближалось, то удалялось, не в лад с размеренным грохотаньем прибоя.

Вдруг гладкая лазурь лагуны разошлась кругами, и из воды поднялись кряжистые черные фигуры в рогатых шлемах диперов. По их блестящим спецкостюмам стекала вода, на шеврончиках поблескивало «ОГ», а руки сжимали плазменные излучатели. Гвардейцы выпрямились во весь рост и взяли Айвена на мушку.

– Вы чё, ребята? – пролепетал Новаго, медленно привставая и задирая руки вверх. – Э, э, поосторожней! Оно и выстрелить может!

За спинами диперов, горбатя воду лагуны, всплыла роскошная субмарина класса «Наутилус» – настоящая подводная яхта. Сплюснутый по вертикали корпус снежно-белого цвета, зализанная рубка, изящно оттопыренные рули. И название на рубке – «Квадрига».

«Квадрига» приблизилась к берегу. На палубу, контрастируя с ней цветом спецкостюмов, выскочили еще двое гвардейцев, поводя лучеметами, перебросили на берег блестящий трап. И появился третий. Босс. Он вышел наружу, затянутый в такой же черный СК, как и его слуги, точно с таким же шлемом на голове. Но что-то отличало его от команды. Небрежная легкость, быть может? Лёгкая небрежность?

Босс сделал властный жест, и диперы, стоящие на берегу, живо расступились. Вот оно, главное отличие – давняя привычка повелевать. Этот человек даже мысли не допускал о возможном ослушании. Приказывать для него было так же естественно, как дышать или глотать воду.

Он подошел к Айвену и спросил:

– Не узнаешь?

– Н-нет, – ответил Новаго. – Да и как бы я тебя узнал под этим горшком?

– Задиристый! – хмыкнул его визави. – Это я тогда «базарил» с Шорти Канном, так что можешь продолжать звать меня Смитом.

– Голос вроде другой был… – подозрительно прищурился Новаго.

– Не цепляйся по пустякам. Ты и сейчас слышишь не мой родимый баритон… Но хватит об этом.

«Смит» прошелся взад-вперед, скрипя песком, и остановился, глядя мимо Айвена.

– Шорти Канн не оправдал моих ожиданий, – сказал он. – Коротышка не справился со своей ролью и провалил представление дважды. Хотя, с моей-то режиссурой, оба спектакля могли бы иметь успех. Стыдно признаться, но я ошибся-таки в кастинге… А вот ты мне кажешься подходящей кандидатурой, чтобы заменить его в главной роли.

– Я… – вякнул Новаго.

– Помолчи. Я ставлю третью пьесу… Драму, вернее драмеди. Условия те же – десять тысяч амеро сразу и еще двадцать, если представление удастся.

– Разогнать кашалотов «Летящего Эн»? – спросил Айвен с готовностью.

– Поздно их гонять, – сказал «Смит» с легким раздражением. – Стоун давно сговорилась продать стадо, у ИТО Витязя уже выстроились в очередь плавучие базы «Ириан», «Меконг» и «Сайпан». На подходе «Куджира-Мару», плюс у самой Стоун два судна. Как ты нападешь на целую армаду? А ты еще посчитай, сколько там субмарин соберется! Посчитал?

– Много, – насупился Бешеный.

– Именно, что много. У меня другой план… План «Б». Уточним: ты берешься выполнить мое… мм… поручение?

– Можно подумать, – скривился Айвен, – я долго проживу, если откажусь!

– Недолго, – весело согласился «Смит». – Короче, слушай, что надо будет сыграть…

Глава 18. Пастбищная война

Было жарко, поэтому Наталья Стоун с утра перевела терморегулятор комбинезона на «минус». Команда «Онекотана» или следовала ее примеру, или заголялась до трусов, подставляя солнцу и без того черные спины. Марина, разумеется, загорала в одних трусиках, стремящихся к нулю, и осмугленные шары ее грудей влекли к себе мужские взгляды, как полюса – стрелки компасов. Тугарин-Змей ходил следом за врачиней, словно заслоняя ее прелести своей необъятной спиной. Наталья негодующе фыркнула и отвернулась, глядя на волны с борта катамарана.

Кашалоты плыли между «Онекотаном» и «Тако-мару», то погружаясь, то выныривая, и не ведали, что такое духота. Сотни черных туш взблескивали вокруг, а пар от выпущенных фонтанов таял редкими облачками.

Наталья усмехнулась – этот перегон был для нее десятым, юбилейным, так сказать. Но ощущения праздника нет, даже радость возвращения домой не чувствуется. А дом – вон он, совсем рядом.

Стоун вздохнула и перевела взгляд на юг, где простиралось ИТО Витязя – лазурный океан, белый песок, индиговое небо. Картинка!

Картинку оживляли рощи кокосовых пальм, окружавшие лагуну Витязя, как какой-нибудь кольцевой парк «на берегу». С подветренной стороны замедленно двигались плавучие базы покупателей. «Куджирамару» была трисеком, однотипным с «Тако», – красный низ, белый верх. Плавбазу «Ириан» переделали из ударного авианосца, даже цвет прежний оставили, серо-сизый, только вместо истребителей на взлетной палубе почивала парочка вертолетов и рядком стояли блестящие цистерны для китового молока. А «Сайпан» с «Меконгом» когда-то были обычными катамаранами, сухогрузами-балкерами. Китопасы таких наворотов понаделали, что не сразу распознаешь давнишнее предназначение судов. Поодаль скромно дрейфовал молочный танкер «Амальтея», и повсюду сновали в надводном положении дозорные субмарины. Больше всего было «Бронко» и «Скаутсабов», но и «Пинто» с «Орками» попадались. По высоким рубкам Наталья опознала «Тигрисы». Утюжили волну «Аквалюмы», неторопливые и неповоротливые. Никогда еще не было так тесно в прибрежных водах Витязя!