Почти врач - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты сентиментальный, Панов, – сказала Аня. Не осуждающе, не торжествующе, а так, констатировала факт.
– С чего это ты взяла? – недоуменно спросил я.
– Сейчас я тебе все по полочкам разложу. Ты постоянно слушаешь грустные песни. То блюзы эти, где негры жалуются на несправедливую судьбу и противную их природе необходимость работать, то какого-то безголосого мужика, от которого невеста с другом сбежала, а потом вернулась в старом синем плаще. А с недавних пор ту же историю, только про Ромео с Джульеттой. И сегодня чуть слезу не пустил на концерте. Признайся, Андрей, плачешь в кино?
– Нет еще, это следующая стадия. А ты?
– Даже над книгами иногда. Только ты никому не говори, это страшная военная тайна. Мне надо поддерживать образ независимой и слегка взбалмошной барышни, а то родители быстренько выдадут меня замуж за старого доцента Рубинчика.
Тут я вспомнил «Гойко Митича». Вот кому Лиза «отдана и век будет верна». Насчет последнего – большие сомнения. Такие яркие девушки принадлежат всем альфа-самцам и никому в отдельности.
– Если что, могу предоставить тебе политическое убежище. За это всего лишь придется убирать в квартире и стирать мои носки.
– А бурные проявления животной страсти входят в условия сделки?
– Естественно.
Аня зябко передернула плечами. Платьице не для конца сентября, хоть и бабье лето.
– Тогда поехали отсюда в более безлюдное место, мне здесь уже не нравится.
Через несколько сотен метров я нагло попрал правила дорожного движения и заехал на какую-то парковую дорожку. Там даже фонарь не горел. Далее последовало наше лихорадочное перемещение на заднее сиденье и интенсивное, но осторожное снятие изумительного платья, которому ни в коем случае нельзя было помяться.
Никогда раньше не считал себя поклонником рискованных развлечений в разных неожиданных местах. Придерживался мнения, что дома на кровати комфортнее и приятнее. А все эти примерочные, пещеры со сталактитами и прочие лесные поляны с неизбежным муравейником под задницей партнерши – для озабоченных подростков и тех взрослых, у которых не хватает денег на гостиницу. А тут на тебе, как меня пробило. Очень неожиданно и интересно. И Ане тоже понравилось, несмотря на неудобную позицию и невольные удары головой о стекло.
После любви мне пришлось выполнять роль камеристки – без посторонней помощи шедевр портняжного искусства никак не хотел возвращаться на предписанные кроем места.
– Может, ко мне поедем? – предложил я, с сожалением глядя на исчезнувшую под одеждой прекрасную грудь.
– Ага, и потом мне надо будет встать в пять утра, чтобы в вечернем платье добираться домой, а после этого клевать носом на занятиях. Мама будет в восторге.
– Жаль, всё так неожиданно началось…
– Поверила я, как же. Ты натуральный кобель, Панов. У тебя презервативы даже в машине есть!
– Все для тебя – рассветы и туманы, для тебя – моря и океаны, для тебя – цветочные поляны, для тебя! – я вдруг вспомнил эталон пошлости из своего времени.
– Андрей, – вдруг очень серьезным голосом сказала Аня. – Пожалуйста, пообещай мне…
– Что угодно, кроме госпереворота!
– Не пой при мне больше, хорошо?
* * *
– А муж у нас кто?
– Волшебник.
– Предупреждать надо.
Примерно такой диалог из знаменитого фильма пришел мне в голову, когда я попал в квартиру Азимовых. А как я там очутился? Меня заманили. На воскресный обед. Аня правильно поняла мой месседж насчет знакомства с родителями – все устроила почти мгновенно. Звонок, адресочек я уже и так знаю – думаю, и соседи меня после драки с бывшим Анечки и выносом двери хорошо запомнили.
Внутри – все тоже на высшем уровне. В прошлый раз рассмотреть все не успел – теперь же обращаю внимание на дипломы на стенах, непростые фотографии.
– И кто у нас папа? – поинтересовался я, отдавая плащ вышедшей меня встретить Анечке. Выглядела она весьма строго – черная юбка, белая блузка с высоким, стоячим воротником. Волосы заколоты наверх, в ушах сережки с бриллиантами. И никакой косметики. Но ей и не надо – природная красота не требует помад и тушей.
– Только по секрету! – девушка приложила пальчик к моим губам. – Я тебе ничего не говорила!
– Естественно.
– Папа в атомном проекте участвовал. У Сахарова работал. Сейчас на преподавательской работе.
Собственно, этого Сахарова я получил сразу возможность лицезреть на фотографии в кабинете Азимова. Туда меня привел сам профессор Александр Иосифович – пузатый лысый очкарик, внешне довольно схожий с заокеанским почти родственником, только без нелепой бороды.
Познакомились, поручкались. И сразу пожалуйте на экскурсию. «Это Лебедев, лауреат Сталинской премии, а здесь академик Гельфанд…» И рядом конечно же хозяин кабинета. И так на полчаса, без подробностей, но со званиями и несекретными заслугами. Причем представлял он эти персоналии не с придыханием, а как приятелей. И это академиков, а заодно и нобелевских лауреатов.
– Не боитесь держать Сахарова в этом вашем мемориале? – поинтересовался я.
– Да они все живы еще, – хохотнул профессор. – А с Андреем Дмитриевичем после того, как его определили в Горький, пока не общаемся. Обстановка не располагает, знаете ли… Хотя кабинет его в институте за ним, даже табличку не убирали.
Александр Иосифович ловко перевел разговор на меня любимого, тем самым показав, что тему Сахарова развивать дальше нет смысла. А там и обед подоспел. В столовой я знакомлюсь с мамой Ани – тоненькой, почти седой женщиной, несмотря на то, что выглядит лет на пятьдесят, не больше.
– Я очень. Очень одобряю вашу… дружбу, – смело выкладывает мне Дина Борисовна. – Предыдущий парень Ани… он был…
– Мама! – подруга вспыхивает маковым цветом, в глазах появляются слезы. – Я же просила!
– Все, все! Могила. Давайте обедать.
Профессор ловко открывает шампанское, разливает по бокалам. Я отказываюсь – за рулем. Но меня дружно уговаривают, обещают вызвать такси. У Александра Иосифовича есть знакомый, который занимается извозом.
Шампанское помогает – все быстро расслабляются, разговор течет непринужденно. На столе появляется бутылка коньяка, вино для дам. Мы приканчиваем мясо по-французски, переходим на десерт. Мое «птичье молоко» идет на ура, эклеры тоже не остаются без внимания. В какой-то момент я чувствую себя как дома. Умные, эрудированные люди вокруг, атмосфера настоящего семейного застолья.
Дина Борисовна уносит посуду на кухню, профессор уходит перекурить на балкон.
– Мама не разрешает папе дымить дома, – доверительно сообщает мне Аня.
– И правильно делает, – я глубоко вдыхаю, решаюсь: – Товарищ Азимова, а у
