Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - Билл Брайсон

Что поразило меня не меньше скудости иллюминации — какие толпы народа собрались полюбоваться зрелищем. Машины шли по набережной бампер к бамперу, к стеклам прижимались лица детей, и масса счастливых людей бродила по просторной прогулочной части. То и дело попадались лоточники, продающие светящиеся ожерелья, браслеты и прочие недолговечные забавы, и товар их просто сметали с лотков. Я как-то читал, что половина посетителей Блэкпула побывала там не меньше десяти раз. Бог весть, что они тут находят. Я прошелся по набережной примерно с милю и не отыскал в ней ничего притягательного — а я, как вы должны были уже понять, большой любитель показухи. Может, я просто был не в духе после утомительного путешествия из Портмандога, но никакого энтузиазма все это во мне не пробудило. Я брел мимо ярко освещенных пассажей, заглядывал в залы для игры в бинго, но праздничная атмосфера, заразившая всех и каждого, меня не захватывала. Я удалился в рыбный ресторан на тихой улочке, где получил морского окуня с чипсами и горошком, попросил соус тартар, за что на меня посмотрели как на капризулю-южанина, и в который раз рано ушел спать.

Утром я поднялся пораньше, чтобы дать Блэкпулу второй шанс. При дневном свете он мне понравился значительно больше. На прогулочной набережной было полно решетчатых чугунных беседок с куполами-луковками, торгующих конфетами «морские камешки», нугой и прочими липкими сластями, не замеченными вчера в темноте, а пляж был огромным, пустынным и вполне приемлемым. Длина блэкпулского пляжа — 7 миль, а самое любопытное в нем — что официально он не существует. Я не выдумываю. В конце 1980-х, когда ЕС принял директиву о минимальном стандарте сброса отходов в океан, оказалось, что почти все приморские поселки Британии не дотягивают даже до минимального уровня. В большей части городов покрупнее, как Блэкпул, дерьмомер, или как он там называется, просто зашкаливало. Правительство столкнулось с очевидной проблемой: ему совершенно не хотелось тратить деньги на британские пляжи, ведь на Мустикве и Барбадосе хватало отличных пляжей для богатых, и оно издало распоряжение — столь вопиющее, что мне самому трудно поверить, но это правда, — что в Брайтоне, Блэкпуле, Скарборо и многих других ведущих курортах купальных пляжей, строго говоря, нет. Бог знает, как обозначили эти песчаные пространства — промежуточные буферные отстойники, надо полагать, — зато от проблемы избавились, не решая ее и не потратив ни пенса из казны, и это, конечно, главное, а в случае с нынешним правительством — вообще единственное, что имеет значение.

Но хватит политической сатиры! Оставим ее и поспешим в Моркам. Туда я отправился, пересаживаясь с одного дребезжащего «подкидыша» на другой, отчасти, чтобы провести показательное сравнение с Блэкпулом, но больше потому, что я люблю Моркам. Не знаю точно, за что, но люблю.

Сейчас, глядя на него, трудно поверить, что не так давно Моркам соперничал с Блэкпулом. На самом деле, начиная с 1880-х годов и много десятилетий после того, Моркам был воплощением северного английского курорта. В нем впервые в Британии устроили иллюминацию на набережной. В нем родились бинго, надписи на скалах и спиральные горки. В праздничные недельные каникулы, когда северные фабрики целиком выезжали на отдых (они называли Моркам Брэдфордом-на-море), в здешних пансионах и отелях собирались до 100 000 приезжих. Во времена высшего расцвета в Моркаме было два больших вокзала, восемь музыкальных залов, восемь кинотеатров, аквариум, ярмарка развлечений, зверинец, вращающаяся башня, плавучий сад, Летний павильон, Зимний сад, самый большой в Британии плавательный бассейн и два причала. Один из них, центральный, входил в число самых красивых и необычных в Британии, со сказочными башнями и крышами-куполами — арабский дворец, выплывший в Моркамский залив.

Здесь было больше тысячи пансионов, зарабатывавших на массах, но имелись и более высококлассные заведения для тех, у кого запросы повыше. Труппы «Олд Вик» и «Саддлерс Уэллс» проводили здесь целые сезоны. Элгар дирижировал оркестром в Зимнем саду, а Нелли Мелба пела. И здесь прижились многие отели, равнявшиеся на лучшие из европейских, такие как «Гранд-отель» и «Бродвей», где в начале двадцатого века клиенты с толстыми кошельками могли выбирать из дюжины разновидностей водных ванн, в том числе между «игольчатым, соленым, пенным, пломбирным и шотландским душем».

Все это я знал, потому что прочел книгу «Потерянный курорт: прилив и отлив в Моркаме» местного приходского священника по имени Роджер К. Бингем. Она не только исключительно хорошо написана (замечу кстати, просто поразительно, сколько в этой стране хороших краеведческих работ), но и полна фотографий Моркама в его лучшие времена, и все снимки ошеломляюще отличались от видов, оказавшихся передо мной, когда я сошел с поезда — один из трех высадившихся пассажиров — и двинулся по солнечной, но выцветшей до изумления Марин-роуд.

Трудно сказать, когда и отчего начался упадок Моркама. Он еще оставался популярным в 1950-х — в 1956 году в нем было 1300 отелей и пансионов, в десять раз больше, чем теперь, — но величие стал утрачивать задолго до того. Знаменитый центральный причал сильно пострадал при пожаре в 1930 году и постепенно превратился в нелепую руину. В 1990 году город официально удалил причал с городской карты — попросту притворился, что выступающей в море груды развалин, доминирующих над набережной, как бы не существует. Между тем причал Вест-энд снесло зимним штормом в 1974 году, великолепный мюзик-холл «Альгамбра» сгорел в 1970-м, а двумя годами позже снесли театр «Ройялти», чтобы освободить место для торгового центра.

Уже в начале семидесятых упадок Моркама ощущался явно. Одна за другой исчезали местные достопримечательности — почтенный плавательный бассейн в 1978 году, Зимний сад в 1982 году, воистину великолепный «Гранд-отель» — в 1980-х, когда люди променяли Моркам на Блэкпул и испанское побережье. К концу восьмидесятых, по словам Бингема, вы могли купить большой и гордый когда-то отель на набережной, такой как пятиэтажный «Гросвенор», по цене небольшого подержанного домика в Лондоне.

Сегодня потрепанная набережная Моркама состоит в основном из пустующих залов бинго и игровых автоматов, лавочек «Все за 1 доллар» и бутиков, торгующих со скидкой такой дешевой и никому не нужной одеждой, что ее можно выставить на вешалках наружу и оставить без присмотра. Многие из этих магазинов пустуют, а другие часто выглядят временными. Ирония из иронии — город снова стал Брэдфордом-на-море. Моркам пал так низко, что прошлым летом не смог найти даже поставщика пляжных шезлонгов. Когда приморский курорт не может найти человека, который взялся бы расставлять шезлонги, ясно, что дела его плохи.

И все же в Моркаме есть свое очарование. Его прогулочная набережная хороша и содержится в порядке, а просторная бухта (174 квадратных мили, обратите внимание) очень может быть самой красивой в мире, и через нее открываются незабываемые виды на зеленые и голубые холмы Озерного края: Скафелл, Конистон Олд Мэн и пики Лангдэйл.

На сегодняшний день все, что осталось от золотого века Моркама, — отель «Мидлэнд»: щеголеватое, веселое, сверкающее белизной здание в стиле арт-деко с размашистым плавным фасадом, возведенное на набережной в 1933 году. Бетонные постройки в 1933 году были в моде, но, как видно, бетон оказался не по карману местным строителям, и они использовали аккрингтонский кирпич, покрыв штукатуркой, чтобы он походил на бетон, — как это мило! Сегодня отель потихоньку осыпается и просвечивает здесь и там ржавыми пятнами. Большая часть первоначального интерьера пропала при частых и небрежных ремонтах, несколько больших статуй работы Эрика Гилла, некогда украшавших вход и залы, исчезло неизвестно куда, но отель хранит безупречное очарование тридцатых годов.

Совершенно не представляю, где «Мидлэнд» нынче берет клиентов. Пока я там блуждал, ни один клиент не появился, и я выпил чашку кофе в пустом солнечном зале с видом на залив. Одна из милых черточек современного Моркама — куда бы ты ни пришел, тебя встречают с распростертыми объятиями. Я наслаждался превосходным сервисом и превосходным видом — два обстоятельства, о которых, насколько я могу судить, нечего и мечтать в Блэкпуле. Выходя, я заметил в столовой большую белую гипсовую статую русалки работы Гилла. Я вернулся осмотреть ее и обнаружил, что хвост статуи, стоившей, наверное, целое состояние, плотно примотан клейкой лентой. Эта статуя могла бы послужить неплохим символом города.

Я снял комнату в пансионе у моря — меня принимали с радостным удивлением, словно хозяин успел позабыть, что все эти комнаты наверху сдаются гостям — и провел вторую половину дня прогуливаясь с книгой Роджера Бингема, высматривая виды и пытаясь вообразить город в лучшие дни, а заодно временами благодетельствуя своим посещением трогательно благодарные чайные.