Двое из будущего. 1904 -… - Максим Валерьевич Казакевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лизка ахала и охала, хваталась за сердце и зажимала ладошкой рот, когда Данил рассказывал слишком уж страшные вещи.
— А вот еще, прилетел, значит, снаряд, да так неудачно, что попал он прямехонько в амбразуру. Пулемет вдребезги, расчет ровным слоем по стеночкам, а я в этот момент, прошу прощения за подробности, до ветру бегал. Потом возвращаюсь, а там темно, лампочки разбиты и наступаю я на что-то скользкое и падаю. Спиной приложился, вам не передать! Лежу, чувствую — что-то жесткое под лопаткой, да давит так, будто в самое сердце колет. Я поднимаюсь, рукой по спине шарю и выдергиваю знаете что?
Лизка охнула, ладошкой прикрыла в ужасе рот и с трепетом спросила:
— Что?
— Палец!
— Ох, боже мой. Господи, разве можно так?! Разве можно так с людьми живыми делать, что ж они звери такие эти японцы?
Данил успокаивающе приобнял ее за талию:
— Не переживай, Лизанька. Мы их тоже славно покрошили — век помнить будут. А потом, на третий день япошки вдруг прекратили атаки и вечером к нам поднялись две морды с белой тряпкой. Переговорщики, стало быть. Мы их трогать не стали, капитана своего вызвали и те попросили пустить на склон похоронную команду, чтобы значит своих оттащить. Ну, мы им не разрешили — чай не лето, вонять не будет, а так лежат кочерыжки, другим забираться мешают. Ну, тогда они всю правду и выложили. Оказывается на штурм этот ходил сын самого ихнего генерала…, как его там, Ноги? Да, кажется так. Ну, так вот, на этой горе он и сгинул. И попросили они пустить людей отыскать его. Ну, наш капитан и разрешил. Да только бесполезно это было — там отыскать кого-то совершенно невозможно. Тысячи там голову сложили, да многих на куски порвало от наших мин и гранат. Так и ушли япошки ни с чем, не смогли отыскать сынка генеральского. А потом уж, когда все успокоилось и наши полезли ковыряться и знаете что?
— Ну?
— Семен сабельку одну знатную нашел. Красивую, слов нет, явно не простую. Ну, наш капитан ее увидел, сабельку эту у Семена выкупил, а потом сам переговорщиков к япошкам отправил. Ну и отдал эту саблю собакам. Зря, конечно, надо было себе оставить как трофей. Ну а Семен потом нас всех угостил хорошо, все душу отвели.
И действительно, как позже я узнал, Ноги потерял в этой атаке своего сына. И все происходило именно так, как рассказывал Данил. Меч этот был семейной ценностью, и для японского генерала возвращение клинка в дом было очень важно. Потом, через пару дней Ноги в знак благодарности передал Стесселю всю ту почту, что японцы перехватывали с начала осады. Несколько сот килограммов писем доставили в город на телеге, запряженной упитанным мулом. Мул сразу же пошел на мясо, а многие письма вскоре нашли своих адресатов. Получил и я четыре письма из дома и одно от Мишки. Датировались они весенними и летними месяцами, так что никакой срочности в них не было. Но имелась в этих письмах одна важная особенность — они оказались вскрыты и прочитаны. Кто это сделал не вызывало никаких сомнений — японцы явно интересовались моими делами. И это не вызывало удивления, что-то подобного я и предполагал. Удивительно было то, что они, вскрыв эти письма и поставив на них свои клейма, все-таки их мне передали. А могли бы и зажать…
Из Мишкиного письма узнал, что военные с началом активных действий и первых наших поражений, подобрав полы шинелей принеслись к нему и потребовали выложить на стол все наши разработки. И он им выложил — гранаты, минометы, полевые телефоны, шкафоподобные рации, бронежилеты, каски, ну и, конечно же, моточайки. Что-то их заинтересовало, что-то они откинули, но все же дело сдвинулось с мертвой точки. Производство во Владивостоке, что гнало колючую проволоку, он с превеликим удовольствием с минимальной прибылью продал государству, как и весь запас «егозы», так что теперь об этом у нас голова не болела. Все у нас с производственной частью в Питере было хорошо, плохо лишь то, что японцы теперь в курсе некоторый части наших секретов. Например тех же самых минометов. В письме Мишка более чем подробно расписал какие калибры заинтересовали военных и сколько штук они планировали заказать до конца года. А еще и про тротил упомянул и про то, что ведет переговоры с министерством о строительстве завода.
Супругины же письма… В общем, это были обычные семейные портянки на многие листы. Нашел то самое первое письмо, в котором Маришка сообщала о своей беременности, улыбнулся ее счастливому повизгиванию брызгающего между строк. Вытащил фотографию своей дочурки, которая со времени последней нашей встречи заметно подросла.
Но все это было чуть позже, сейчас же Данил, разморенный крепким алкоголем и раскормленный сладкими пирожными, геройски вещал:
— Чувствую, ошибаетесь вы, Василь Иваныч, в своих пророчествах.
— Чегой-то?
— Не сдадим мы Артур, удержим. Вон как макакам хвост придавили, поди тысяч двадцать за эту неделю мы положили, никак не меньше.
— Ну, ты это хватил, — возмутился Петро.
— Нет, правду я говорю, мы же их как капусту шинковали. Они, когда на гору лезли, то из винтовки можно было стрелять с закрытыми глазами и все равно не промахнешься. Так их там было много. И на втором форту, говорят, так же. Только нашим там пришлось совсем уж тяжело, япошки в галереи прорвались, но солдатики наши, настоящие герои, их оттуда повыбивали. Правда и самих их там полегло немало, но тут уж ничего не попишешь, если их там оставить, то все — хана! Вот и рубились наши страшнее лютого зверя. А еще говорили, что там один наш лейтенантик в рукопашке у японца отобрал его саблю и его же этой саблей и зарубил. А потом и еще пятерых, пока его штыками не закололи. Вот так.
Лизка опять, наслушавшись ужасов, ухватилась за сердце и поспешила прикрыть вырывающийся возглас. Данил ей хитро подмигнул, двумя пальцами ухватил хрупкое и безумно сладкое безе и сказал ей:
— Вкусные штучки, я таких никогда не ел. Мужикам сказать — обзавидуются. Они сейчас только вонючую похлебку из муки и жира и жрут, больше ничего нету.
— Как так? А то, что мы из
