Экзамен по социализации - Оксана Алексеева

— Привет, — теперь я почему-то могу выдержать его взгляд.

— Посмотрел я этот твой «Бойцовский клуб». Ну и идиотизм! Или надо книгу сначала прочитать?

Невольно начинаю улыбаться. Это все от нервов.

— Я так и думала, что тебе не понравится! У тебя же все не как у людей! — подключаюсь и я к разговору. — Ты вообще сколько фильмов смотрел? Пять наберется?

Издалека раздается зов Кости. Они наконец-то заметили, что нас нет рядом, поэтому мы направляемся в их сторону.

— Обижаешь, Даш! Да я же киноман, — возмущается он в трубку. — Меня назвали Максом, потому что первое, что я увидел по телевизору — фильм «Безумный Макс»! Прям карма.

— Ага, ты рассказывал. Это тебе еще крупно повезло!

— Но я как-то мультики больше люблю, — в голосе даже проскальзывает умилительное оправдание.

— Хентай? — искренне интересуюсь я.

Он смеется. Да-да, именно так, едва слышно. Смотрит вперед, как и я. Растворяется в привычном, как и я. Идем медленно, растягивая этот момент.

— А шрам у тебя над бровью немного видно, — вдруг говорит он, не отводя взгляда от сестры.

— Мог бы сделать вид, что не заметил! — возмущаюсь.

— Мог бы. Ты всегда так делаешь, если не хочешь чего-то замечать.

— Очень мудрое поведение!

Мира кричит:

— На вас сладкую вату брать? — и указывает пальцем куда-то в сторону.

— Тут сестра моя спрашивает, на нас сладку…

— Да я слышала ее! — уже смеюсь в полный голос.

Конечно, перед сном я перекручивала в голове все свои эмоции. Оказывается, что гораздо проще было, когда мне нравился Макс… в одностороннем порядке. Не знаю, какие чувства он испытывает ко мне, но что-то явно есть. Представить себе не могу, о каких правилах он говорил, я лично выхода не видела. И еще выяснилось, что сопротивляться себе — намного легче, чем сопротивляться ему. А Макс врубил эгоиста. Неужели это обязательная обратная сторона эмоциональности? Раньше он о себе никогда не думал, только о Мире. А теперь, взращивая в себе человечность, он заодно начинал ориентироваться и на собственные интересы. Прямо как ребенок — дай игрушку, любыми способами, и я буду просить, пока не дашь. А после — хоть потоп. И он, как тот самый ребенок, не отдает себе отчета, какой жертвы от меня требует. Любить его — это та еще засада. А держать за руку, просто держать за руку — это, кажется, уже невозможно.

Во время нашей прогулки он как-то все время держался рядом. Я не анализировала это тогда, только сейчас осознала. Как и то, что мы с ним играем в разные игры. Меня к нему тянет на каком-то метафизическом уровне, а он, благодаря долгим годам тренировки, выработал в себе навык — жертва должна привыкнуть, прочувствовать, чтобы потом брать теплой. Как паук, который впрыскивает в муху яд. Муха еще не знает, что она мертва, но это знает паук. Самое страшное — делает это Макс бессознательно. Вот и остается вопрос: до каких границ дойдет его эгоизм и когда я сама его остановлю? Остановлю ли? Ведь самое простое — плыть по течению. Получится недолго, но с пузырьками.

Заметила, что постоянно смотрю на телефон. Привычка, выработанная за месяц его звонков. Но сегодня он не позвонил. Эгоист, врубивший режим охоты, или близкий человек, тоже ищущий взаимовыгодный выход?

Потрясение. Ошеломленность. Встряска. Я и не думала, что способна впасть в такой шок. Я и не думала, что настолько плохо разбираюсь в людях. Вот вроде бы знаешь человека, каждая мысль его на поверхности, а потом…

Мы с Мирой ждали парней после тренировки. На улице было совсем тепло, поэтому мы вышли из здания, чтобы наслаждаться зарождающейся весной. Макс сегодня ни к каким манипуляциям с моим сознанием не прибегал, наверное, давал возможность свыкнуться с тем, что уже успел на меня вылить. Поэтому настроение было чудесным, спешить некуда, потому что пятница, а Мира придумывала планы на остаток дня. Она все зазывала нас в ночной клуб, но я, единственная, была еще несовершеннолетней, и с этим могли возникнуть проблемы.

А вот и они. И уже по громко хлопнувшей двери стало ясно, что что-то не так. Белов подлетел к нам, тяжело дыша, будто был болен.

— Это правда? — как-то сдавленно выпалил он, обращаясь к Мире.

— Что? — она пребывала в таком же замешательстве, что и я.

— Про Васильева — правда?

— А, — теперь она поняла, видимо, о чем речь, но не спешила пояснять.

— Бля-я-ядь!

В последний раз такое выражение лица у Белова я видела, когда врезала ему пощечину. Перекошенное, взгляд немного рассеянный, словно он теряется в собственных мыслях. Подошедший Макс подставил руку к его груди, не давая возможности кинуться на Миру, и только после этого объяснил:

— Этот… как его… в раздевалке хвастался, что с самой Мирой целовался.

Ну и бредятина! Я чуть не рассмеялась, но подруга меня опередила неожиданным:

— И что с того? Целовалась я с ним. Разок. Пусть мальчик козырнет этим, поднимет себе самооценку.

Я потеряла дар речи, а уж про Белова и говорить нечего. Он нервно дышал, пытаясь произнести как можно отчетливее:

— Почему?

Мира будто и в самом деле не понимала его реакции. Ответила довольно спокойно:

— Давай только без этого, Костя. Только поцеловалась. Один раз. Вы разве не видели, как он на меня смотрит? Да он влюблен в меня чуть ли не с первого дня! И твои сцены ревности ни к чему — ты знал, что мы с тобой не встречаемся.

— Не встречаемся?! — он крикнул хрипло. — Мы живем с тобой, а не встречаемся, дура! Мы спим с тобой в одной постели больше трех месяцев! Ты в своем уме?!

Макс усилил нажим на его грудь, но, похоже, как и я, не знал, что сказать. Миру реакция Белова, наконец, взволновала:

— Ладно, успокойся. Я боялась, что ты начнешь принимать это близко к сердцу. Я пока даже не переспала ни с кем, а ты уже истерики закатываешь.

— Бля-я-ядь, — как-то обреченно, ни к кому не обращаясь. Взгляд Кости стал уж совсем блуждающим, он оглядел пустоту вокруг, развернулся и пошел от нас.

— Я пойду поговорю с ним, — сказал Макс. Через пару шагов остановился и кинул Мире ключи от машины, которые та легко поймала. — Езжайте домой.

Собеседник и поддержка из него так себе, но кто-то пойти за Беловым должен был. Возможно, что лучше было это сделать мне, но я и сама не понимала, что происходит. Поэтому сначала нужно поговорить с Мирой.

— Объясни мне теперь все, — почти требовательным тоном обратилась я к подруге. — Что происходит?

Теперь она была раздражена:

— А что такого происходит, Даш? Васильев поцеловал меня, а я ответила. И ты сейчас орать начнешь? Осуждаешь?

Я опешила:

— Нет, — подумала немного, пытаясь подобрать слова. — Не осуждаю. Просто хочу понять. Я думала, у вас с Беловым все серьезно.

— А я думала, что меня хоть кто-то слушает! Я многократно говорила…

Она и правда говорила каждый раз, когда об этом заходила речь. Не любовь, не отношения, не пара. Но поступки-то свидетельствовали об обратном, поэтому никто всерьез ее слова не воспринимал. Мое сознание трещало по швам. Она ведь отлепиться от него не могла! Перевлюбилась или на самом деле никогда не была влюблена? Да было бы на кого менять! Васильев — урод по сравнению с Беловым, гораздо тупее, вот только характер такой же мерзкий. Да не может Васильев нравиться больше, чем Белов! Это же смешно! Они — будто разные этапы эволюции.

— Мира, — я старалась говорить спокойно, чтобы разобраться, а не разругаться. — Но Костя… он влюблен в тебя, разве ты не знала?

— Знала, — просто ответила она. — И что с того? К чему это меня должно обязывать? Если с этой стороны смотреть, то и Васильев в меня влюблен. И еще человек двадцать. Разве это не их проблемы?

Я схватилась за голову. Что, что, черт возьми, она говорит?

— Подожди… послушай, но ведь ты спишь с ним! Разве он тебе не нравится?

— Нравится. И с Васильевым, или кем-то еще я спать пока не намеревалась. Секс — только с близким человеком. Костя для меня пока такой единственный. В чем проблема-то? Он что, против? Или он навечно должен быть единственным? С чего вдруг?

Мое ошарашенное молчание она приняла за конец разговора и направилась к машине. Чуть позже я смогла задать ей еще несколько вопросов, и картина вырисовывалась просто ненормальная: она на самом деле никогда не считала, что что-то должна Белову, она всегда ему об этом честно говорила. И он ей нравится. Самое парадоксальное, что она пребывала в уверенности, что он сейчас перекипятится и все осознает. И после этого они смогут жить долго и счастливо, каждый сам по себе. И еще пришла мысль, что у Танаевых общая не только фамилия. Они похожи в отношениях, точнее, в их отсутствии. Только у Макса все это сразу было в обостренной форме, поэтому он понимает себя лучше, а Мира даже не отдает себе отчета в том, что поступает точно так же, как брат. Или даже более жестоко, ведь она погрузила Белова в полную уверенность в их близости, Макс до такого не опускается.