Пси - Александр Горбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эт чё? Я нифига не понял, — Пётр дёрнул плечом и встал, — Делать-то чего?
— Спокойно, сейчас разберемся.
Иван спрыгнул с ящика, потянулся и махнул рукой.
— Идём, выясним на месте.
По узкоколейке в лагерь вползал поезд. Вагончики странного вида напоминали кассы в аэропорту — ряд маленьких окошек под тёмными табло. Сразу после остановки над каждым зажглась зелёная полоса.
— Ну, кто смелый?
— Я попробую. Чего тянуть.
Андрей подошёл к ближайшей «приёмной» нише. За тёмным стеклом что-то щёлкнуло. На экране высветилось: «Объект опознан. Заключённый Вереск. Закатайте рукав до локтя и вставьте руку в автоматический инъектор ладонью вверх»..
Бесшумно поднялась шторка на окошке — как раз протиснуть кисть. Андрей, ожидая каверзы от «чёрных», медленно сунул пятерню. Запястье обхватила невидимая манжетка. Чуть ниже ладони на кожу опустился холодный металл. Глухо пшикнуло. От пальцев к локтю потекло колкое онемение.
«Можете вынуть руку» — мигнуло на экране. Давление манжеты исчезло, и Андрей выдернул кисть как из капкана. Отряхнул с пальцев невидимую пыль и пошёл обратно к своим.
— Ну как?
— Да чёрт его знает. Вроде ничего не чувствую…
У него внезапно закружилась голова. Не успев даже вскрикнуть, Андрей рухнул лицом вперед. Если бы не Иван, подхвативший бесчувственного друга, он упал бы прямо в грязь.
— Ты чего? Эй, помогайте, отнесем к нам!
Следующие несколько часов Андрей провёл в кошмаре. Самая жёсткая, четвёртая версия блокатора, прижигала пси-массу раскалённым железом. Клеймила как породистого строптивого скакуна, запирала выход в эфир тысячей ключей. Андрей метался на нарах, обливался холодным потом, царапал грудь, не в силах прекратить мучение. Горел в пламени костра как еретик. Захлёбываясь, кричал, выл и сучил ногами, сведёнными судорогой. Пока действие блокатора не спало.
Дрожащий, вывернутый наизнанку, Андрей встал. Кислорода не хватало, он хрипел, глотая ртом воздух как рыба. Закутавшись в спальник, Андрей вышел на улицу.
Возле входа, на земле сидел Иван. Бледный, с запавшими щеками, он двумя дрожащими пальцами подносил ко рту сигарету, затягивался и выпускал дым слабой струйкой. Андрей опустился рядом.
— Оставь покурить.
Психот молча кивнул на лежащую пачку. Андрей долго вытаскивал сигарету губами, мучительно чиркал колесиком зажигалки, морщась от скрипа.
— Злая штука, — Иван процедил сквозь зубы, — Как расплавленным свинцом в глотку.
— Ага.
Они долго сидели молча. Борясь с накатывающей дурнотой и стараясь показаться бодрее, чем на самом деле.
— Надо идти. Посмотрим, как там наши, а потом на ужин. Хоть что-то принесем поесть, а то совсем окочуримся.
В палатке стоял тухлый запах рвоты. Пётр сидел на полу, тяжело дышал и мерно бил кулаком по земле. Бамс! Бамс! Бамс! Алексей скорчился на нарах, и мутным взглядом смотрел в пустоту.
— Живые, а?
Они не ответили.
— Посмотри, как там Жанна.
Андрей подошёл к её койке. Тронул женщину за руку. И тут же отступил в ужасе. Психея была мертва.
— Сгорела. Жаль девочку.
Подошедший Иван взял Андрея за плечи.
— Трава, соберись. Иди к поезду, возьми нам ужин. Мы должны покормить Петю с Лёшей, а то ещё их потеряем. Слышишь?
— Она…
— Я позабочусь о ней. Понял? А ты всем нам. Принеси сколько сможешь, хорошо?
— Д-д-да, я сделаю.
— Молодец. Иди, а то всё разберут.
И он пошёл. На заплетающихся ногах добрался до поезда. Там никого не было: только из палаток доносились приглушённые стоны и крики. Андрей, впервые в одиночестве, открывал дверцы вагончиков. Доставал пакеты и банки дрянных консервов, совал за пазуху пачки сигарет, раскладывал по карманам упаковки с печеньем. Набрал каши, уже остывшей, комковатой, и потащился домой.
На обратном пути ему встретился психот. Шатающийся, с мутными от боли глазами, к поезду шёл один из уголовников. Андрей посторонился, но тот не обратил никакого внимания. В душе мелькнула гаденькая радость — ага, и тебе гаду досталось! Но быстро прошла — каждый шаг отдавался ноющей болью, не оставляя места для других чувств.
Утром приезжал состав-труповозка, забрать сгоревших в пламени блокатора. Завтрак, во время которого психоты даже не ругались за взятую лишнюю порцию каши. Снова инъекция и огонь, жгущий пси-массу. Обед, на который никто не приходил. Ужин, для тех, кто смог пережить день. И долгая ночь, полная кошмаров. Колесо, в котором психоты бежали на выживание. Мельница боли, как обозвал эти дни Иван.
— Надо помогать другим.
Иван тормошил Андрея, только что пришедшего в себя.
— Поднимайся, Трава, мы должны их поддержать. Ты сильный, ты сможешь!
Он не хотел мочь. Не желал вставать. Даже мечтать о смерти, и то не было сил.
— Вперёд!
Голос Ивана теребил, держал за шкирку, вёл к другим палаткам. Они приносили воду, поили бесчувственных психотов. Помогали встать или поднимали с пола. Держали за руку тех, кто стонал и плакал от боли.
В память Андрея врезалась девушка. Голая, с выпирающими ребрами, она тряслась как в лихорадке, билась на грязных досках нар. Они укутали её, влили в рот немного воды. А к вечеру опустили веки и накрыли с головой чьим-то спальником.
Три недели длилась агония на дыбе блокатора. За это время психоты или свыкались с ним или умирали. Те, кому повезло, возвращались к подобию жизни. Снова ходили по ЛИМБу, молчали, забирая пайку, замыкались в своих страданиях. Их пси-масса, обожжённая и раздавленная, не могла вырваться за стены блокатора. Они всё глубже тонули в безысходности.
Только Иван выдёргивал их из апатии. Каждый день он затаскивал в центральную палатку несколько психотов. Шептался с ними в углу, раздавал улыбки, отчески подбадривал. Андрея их шушуканье раздражало.
— Что ты задумал? Бунт?
В ответ Иван рассмеялся.
— Рано дергаться против «чёрных». Сначала выведем дрянь изнутри.
Андрей не верил. Как изменить хоть что-то, если вокруг только смирившиеся калеки?
Весна пришла ранняя. Становилось всё теплее, почти по-летнему. Как будто природа сжалилась и подыгрывала несчастным психотам. Поздно вечером, Андрей вышел из палатки, глубоко вдохнул и понял, что не уснёт, если не искупается прямо сейчас. Взял полотенце, кусок пахнущего дёгтем тёмного мыла и пошёл в санитарный блок.
Пустая душевая пахла дождем и плесенью. Андрей разделся, повесил одежду на гвоздь, торчащий из стены, встал на дощатые мостки. Открыл кран и быстро помылся под ледяными струями. Растёрся полотенцем, пока замёрзшая кожа не стала гореть приятным огнем.
Он успел одеться, когда в душевую ввалился один
