Зимний излом. Том 1. Из глубин - Вера Камша

– А что я могу? – толстяк выглядел удивленным, не испуганным, а именно удивленным. – Я – никто, бывший чиновник бывшего казначейства.

Глава 2

Ракана (б. Оллария)

399 года К.С. 21-й день Осенних Волн

Высокая глухая стена, деревья, помнящие чуть ли не маршала Эктора, массивные ворота с гербами, привратницкая, больше похожая на донжон, и гербы, гербы, гербы...

Кем надо быть, чтоб поместить на щит морскую гадину? Или вначале это был не спрут, а нечто более приятное? Кто знает, как возникли символы Высоких Домов, но смысл в них наверняка был. Древние ничего не делали зря, это потом люди стали великими путаниками.

Сержант Дювье стукнул бронзовым кольцом в кованую створку. Привратник был на месте и, похоже, знал гостей в лицо, потому что без лишних вопросов загремел запорами. Не прошло и получаса, как узкая дверца распахнулась, явив миру здоровенного детину в лиловом и сером, за плечами которого маячило еще несколько вояк. И как только Вальтер Придд угодил в Закат при такой-то бдительности?

– Чем могу служить? – пробасил приворотный спрут.

– Герцог Эпинэ с поручением от Его Величества, – отрезал нахватавшийся дворцовой премудрости Дювье, хотя никакого поручения не было.

Спрут поклонился, но с места не двинулся. Ворота открыли другие, такие же хмурые и почтительные. До сих пор оплакивают Вальтера или не умеют улыбаться?

– Сэц-Ариж, – Никола не одобрит, ну и пошел он к кошкам, – проводите виконта Лара и возвращайтесь.

Приказание Жильберу не понравилось, но возражать при чужих слугах он все-таки постеснялся. И на том спасибо.

– Здесь врагов нет, – друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны. – Вы меня поняли?

– Да, Монсеньор, – заверил борец за Великую Эпинэ. Южане развернули коней, окружая Ларака, скрипнули ворота. Робер не любил звуков задвигаемых запоров у себя за спиной, но оставлять ворота настежь в нынешней Олларии опрометчиво.

Повелитель Молний молча спрыгнул с Дракко на почтенные квадратные плиты. В гнезде Приддов все было опрятным и старым, вернее, старинным. Представить на здешних воротах новенькие гербы? Да легче вообразить поющую каракатицу!

– Монсеньор ждет вас, – доложил пожилой слуга со шрамом через полщеки, – к сожалению, он не может спуститься.

– Я знаю, – бросил Робер и сделал шаг в полутьму. Грозно хлопнула чудовищная дверь, запахло траурными смолами. Спруты, как к ним ни относиться, были в этом доме на своем месте, а вот он – нет.

Мягкий, прижатый медными прутьями ковер глушил шаги, похоронная тишина пеленала не хуже савана, слуги со свечами напоминали о выходцах. Неприятный дом, построенный неприятными людьми. И дело тоже неприятное.

– Сюда, Монсеньор.

Еще одна захлопнувшаяся дверь. Запах кипарисовой хвои, закатные отблески камина, полумрак и тишина.

– Добрый вечер, герцог. Рад вас видеть.

Не больше, чем я тебя, но вежливость обязывает, а положение – тем более.

– Добрый вечер, сударь. Как вы себя чувствуете?

– Благодарю вас, все в порядке. Присаживайтесь. Признаться, я не осведомлен о ваших вкусах. Какое вино вы предпочитаете?

– Красное. Я же южанин.

– Сейчас подадут, – рука с тяжелым кольцом-печаткой тянется к звонку. – Позвольте спросить, вы не голодны?

Его завтрак остался дома, обед съел Никола, но ужинать он будет не у Приддов. Если вообще будет.

– Благодарю вас. Только вина.

– Герхард, принесите красного и зажгите побольше свечей.

– Слушаюсь.

Резной дуб, лиловый бархат, потемневшая за века бронза, вельможи с холодными лицами, бесценное оружие, переплетенные в кожу книги и бледный молодой человек, с которым надо говорить и пить вино.

– Сегодня был неплохой день, – о чем бы говорили люди, если б не было погоды? – Правда, к вечеру похолодало.

– Конец осени, – согласился Повелитель Волн, – в этом году странно тепло, по крайней мере в Ракане.

Для Придда Оллария уже Ракана. И для Дикона тоже. Служить одному королю, верить в одно дело и скрестить шпаги? Глупо.

– Мне трудно судить, – осторожно произнес Робер, – я плохо знаю здешний климат.

О чем с ним говорить? Молнии и Волны никогда не искали общества друг друга, разве что Ирэна... Спросить о ней или не стоит?

– Я знаю, вы давно не были в Талигойе.

Он давно не был в Талиге, а в Талигойе не был никогда. И сейчас они оба в Талиге. Дворовые щенки, забравшиеся на кухню в отсутствие повара, но повар скоро вернется.

Валентин ждал, откинувшись на спинку кресла. Серый бархат, герцогская цепь на шее, тщательно расчесанные волосы. Если б не меховой плед на коленях, можно было бы предположить, что Повелитель Волн собрался ко двору.

– Валентин, вы кого-то ждете?

– Я предполагал, что Его Величество пожелает узнать, что случилось.

Логично, но Дику и в голову не пришло напяливать придворные тряпки. Придды всегда были помешаны на приличиях, Джастину это стоило жизни.

Язычки свечей слегка шевельнулись – вернулся Герхард с вином. Закатные твари, в этом доме слуги крадутся, как коты.

– Благодарю, – рука с отполированными ногтями указала на низкий столик, – поставьте и можете быть свободны.

На овальном подносе резвились хвостатые водяные астэры, кувшин и кубки были золотыми, с эмалью. Морские чудища глядели злыми аквамариновыми глазами, прохладно мерцал серый жемчуг. Гальтарская работа! Когда-то она стоила очень дорого, сейчас и вовсе не имеет цены.

– «Змеиная кровь», – негромко объявил Валентин, – или вы предпочитаете какую-нибудь другую?

Любую, лишь бы не человечью, а в логове Спрута змеиная кровь вполне уместна. Робер Эпинэ постарался принять беспечный вид:

– Это хорошее вино.

– Да, особенно если удачный год. Вас не затруднит разлить?

– Разумеется.

Какой пустой разговор, но сын Вальтера неглуп. Откровенности от него не дождешься, это вам не Дикон. Придется спрашивать.

– Если я не ошибаюсь, вы с герцогом Окделлом учились в Лаик?

– Да, – Валентин поднял бокал, – странное совпадение. Двадцать один не зря считают несчастливым числом, нас было ровно столько, и вот двоих уже нет.

– Не все выпускники Лаик доживают до преклонных лет. Нас было тридцать два, сколько осталось – не знаю.

Сколько бы ни было, большинство – враги. Нет, не так, это Робер Эпинэ враг Сержу Валмону, Чезаре Тозачини, Губерту Лецке.

– Что поделать, нам выпало жить на Изломе. – Придд повернул кубок, зеленоватым морским льдом сверкнули гальбрийские аквамарины. – Четверо хотят крови, и мы ее льем.

Четверо или мы сами? Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает, а Спрут замечает, но ему все равно.