Хвост павлина - Феликс Кривин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живое умирает, а мертвое существует миллионы лет, потому что оно совсем не расходует времени.
СТАРОСТЬ СЛОВААрхаизмы — это слова, забывшие о том, что и они были когда-то неологизмами.
ЭВОЛЮЦИЯ ВИДАПоразить потомков своей наследственностью, а предков своей изменчивостью — в этом суть приспособления к окружающей среде.
БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕВ процессе борьбы за существование и динозавры, и бронтозавры ухитрились вымереть в древние времена, задолго до своего полного уничтожения.
ДРАКОНЫДраконы — это змеи, мечтавшие о крыльях и оставившие в легендах свои мечты.
ПЕРВАЯ ПАЛКАКогда обезьяна взяла в руки палку, она еще не подозревала, что палка имеет два конца.
ЭПИГОНЫЭпигон — это обезьяна, которой не удается стать человеком, как она ни пытается повторить уже однажды пройденный путь.
АРХЕОЛОГИЯВавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.
ПАМЯТНИКИ СТАРИНЫПирамиды, посмертные дворцы фараонов, являются наглядным примером того, как в великолепную форму можно вложить совершенно ничтожное содержание.
ПЕРВАЯ ДВЕРЬКогда человек изобрел дверь, он искал не входа, а выхода.
ИСТОРИЯМного побед одержал великий Пирр, но в историю вошла только одна пиррова победа.
ПРЕЕМНИКИОни мыслили точно так, как Сократ. А цикуту им заменяла цитата.
УРОК КРАСНОРЕЧИЯ…и тогда Демосфен выплюнул свои камни и набрал в рот воды.
ВЕРАИ до конца своих дней Гомер слепо верил в прозрение своих современников.
ЦЕЗАРИЖребий был брошен вместе со всеми доспехами при попытке обратно перейти Рубикон.
ПЕРСПЕКТИВЫКогда Калигула ввел в сенат своего коня, все лошади Рима воспрянули духом.
РЕПЛИКА ОБЕЗЬЯНЫИногда опасно уходить от достигнутого. Даже вперед.
БИТВЫБитвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как битвы за свои заблуждения.
ВОЙНЫА что касается войн Алой и Белой розы, то это были только цветочки.
ЧЕЛОВЕК И ОРУЖИЕИз века в век бродя по дорогам, рыцари одичали, отбились от своих дам и превратились в настоящих разбойников.
СОЛДАТЫ ИСТОРИИФакты — солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.
СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИСвидетели истории могут быть как свидетелями защиты, так и свидетелями обвинения. Все от того зависит, кто их вызывает на суд.
СУД ИСТОРИИСуд истории — это суд, всегда выносящий приговор, но никогда не приводящий его в исполнение.
СМИРЕНИЕБуйным становится человек, когда он продает душу дьяволу, но каким же кротким становится он, когда он отдает богу душу.
МЕЧТЫ ВСЕВЫШНИЕЕсли бы люди вели себя, как ангелы, а работали, как черти.
ЖИТЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯЦель оправдывает средства, но — увы — не всегда их дает.
МЫСЛИМудрые мысли погребены в толстых книгах, а немудреные входят в пословицы и живут у всех на устах.
ПРАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТКогда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя, как дома: одна стена у тебя уже есть.
ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМы вырубим все оазисы, чтобы они не заслоняли от нас пустынь, которые нам еще предстоит засадить деревьями.
СИЛА ИСКУССТВАОчнувшись от своей игры, Орфей застал свою жену в объятиях Морфея.
ПРИЗНАНИЕИ вот уже он стал таким великим художником, что мог не слышать ничего вокруг, как Бетховен, и не видеть ничего вокруг, как Гомер.
ТЕАТРТеатр начинается с вешалки и кончается вешалкой. Но помните: главное всегда в середине.
ГАЛЕРКАНастоящего зрителя искусство всегда возвышает.
ЛАВРЫУходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.
СОВРЕМЕННОСТЬСовременность — это то, что понимается только со временем.
УВЕДОМЛЕНИЕ ЗРИТЕЛЯСегодня и завтра, в любой сезон — билеты на сегодняшнюю трагедию действительны на завтрашнюю комедию.
СУТЬ ЖИЗНИПри естественном движении от начала к концу — вечное движение к началу.
ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА…а старые обезьяны все еще вспоминают о том, как они жили до эволюции…
ПРОСТЫЕ РАССКАЗЫ
ПРИВЕТ ИЗ ЛИТЕРАТУРЫ
У нас на лестнице живет Некрасов. Не писатель, конечно. И живет у нас на лестнице Белинский — тоже не критик, а так. И вот Белинский (не наш) написал статью про Некрасова (тоже не нашего). Вообще-то он ее написал давно, только мы о ней недавно узнали.
Наш Белинский говорит:
— Неудобно хвалить, но написано здорово. Я специально, чтоб почитать, записался в библиотеку. Прочитаю — выпишусь.
— Надо и себе записаться, — говорит наш Некрасов. — Интересно, как там твой моего…
Некрасов — тот еще — выпустил сборник. Не то московский, не то ленинградский, словом, по какому-то из городов. Правда, он не весь сборник написал, были там еще, не с нашей лестницы. А Белинский (тот) возьми и грохни статью.
Наш говорит:
— Их там на сборник человек десять, а он один — про всех.
— Ну, мой-то, наверно, тоже что-нибудь еще написал. Помимо сборника.
Это наш Некрасов вступился за своего. Кто ж еще за него заступится?
— А ты думаешь, Белинский только про этот сборник написал? У него там и про других, только я фамилий не запомнил.
И правда, всех запоминать — мозгов не напасешься. Тут хоть бы со своей лестницы.
У нас на лестнице хватает жильцов, и каждый норовит, чтоб его запомнили. Один говорит: меня запомнить легко, потому что, говорит, моя фамилия Менделеев. А чего ж, говорю, легко, фамилия довольно-таки длинная. А он: это был великий химик. Ты бы, говорю, придумал чего поинтересней. Полководец Менделеев. Или космонавт.
Но — запомнил. Через химию эту самую. Теперь как про химию услышу, вспоминаю Менделеева и смеюсь.
Каждому хочется, чтоб его фамилия прозвучала. С Некрасовым-то легко звучать — под одной фамилией. И с Белинским. Как начнут они на лестнице звучать — битый час, и все о литературе.
— Сейчас, — говорит Белинский, — уже не та критика. Нет того, чтоб про целый сборник — статью.
— А сборники? — поддает Некрасов. — Кто их теперь пишет, сборники?
Словом, разговор.
Пошел и я в библиотеку.
— Дайте, — говорю, — что-нибудь под моей фамилией.
Чего, думаю, не бывает. А вдруг?..
Не надеялся, честно говоря. А она — выносит. Видно, писателей у нас развелось, в какую фамилию ни ткни…
Полистал книжечку — стихи.
— А про него у вас нет? Статейки хоть маленькой?
— Две статьи Белинского. Добролюбова. Чернышевского. Салтыкова. Щедрина…
— И все про него? Про одного?
Про одного, оказывается.
С тех пор пошел у нас разговор на троих. Соберемся мы — Белинский, Некрасов и я, Кольцов, — и давай про литературу! Наконец и я себя человеком почувствовал, веселей зашагал по жизни.
Недавно встретил Менделеева.
— Ну, как твоя химия? — смеюсь. — Привет тебе из литературы!
ТАУЭР
Кто за рулем, кто за рублем, а остальные все пьющие. Сидим мы за столиком и ведем между собой разговор.
— У нас один вернулся из Англии.
— Из Великобритании?
— Черт его знает. Из Англии, говорит. Из туристической поездки.
— У нас один был в Испании. Тоже по путевке.
— Этот, из Англии, был там в тюрьме.
— По путевке?
— Я же рассказываю: у них тюрьма — это музей… Нет, не так. Музей это тюрьма. Тауэр.
— В тюрьме я бывал. А в музее не приходилось.
— Там, в этом Тауэре, все осталось, как было в тюрьме.
— И свидания разрешают?
— У них не свидания, а посещения. Это же музей.
— Но если ничего не переменилось…
— Это для посетителей не переменилось. У них служебный персонал переодет в тюремщиков и арестантов. Одни в тюремщиков, другие в арестантов. Сходство удивительное. Наш, который туда приехал, специально поинтересовался: настоящие они или их только для вида посадили.
— Ну?
— Сами не помнят. То ли они в музее работают, то ли по-настоящему сидят. Настолько, понимаешь, все убедительно.
— Великобритания, ничего не скажешь!
Да, хорошо за рулем, хорошо за рублем, хорошо и где-нибудь в туристической поездке.
Но лучше всего вот так, за столиком.
Правда, не всегда помнишь, где сидишь.
С кем сидишь.
Почему сидишь.
Как те, в Тауэре.
ДИРЕКТОР РЕСТОРАНА